Как говорил Наполеон: "Мужчина спит шесть часов, женщина семь, а дурак восемь"». Интересно знать, а про меня Бог забыл, или просто пока руки не доходят?
Низкокалорийный и полезный завтрак.
К плите меня не подпускали: во-первых, потому что у меня «ручки-крючки», а во-вторых, потому что мой избранник в детстве мечтал стать шеф-поваром. Вместо повара он стал бизнесменом, погоревал немного и перестроил домашнюю кухню в ресторан быстрого обслуживания, где на завтрак была русская еда, на обед — французская, а на ужин — итальянская или восточная. Слава богу, он не умел готовить суши, и поэтому раз в неделю мы обедали в японском ресторане, что для меня было верхом светской жизни.
После завтрака я направилась в «Фит-Олимпикс» в Олимпийском СК. Мою привычку к «Планете-Фитнес» я похоронила вместе с остальными амбициями, воспоминаниями и иллюзиями. «World-Class», водитель или хотя бы такси мне иногда снились по ночам, и после этих снов не хотелось просыпаться.
Покинув спортивный зал, я зашла домой, пообедала с избранником, как всегда, в полной тишине.
— Выключи эту долбежку, здесь тебе не тусовка, а дом. Я после встреч приехал отдохнуть, а ты тут...
— Все-все, я поняла, не надо! — Я нажала на кнопку «Stop».
Иногда он снисходил до того, чтобы отвезти меня на курсы. Но сегодня был не такой день. И я спустилась во мрак подземки, открыла книжку Коэльи — в метро все читают либо Коэльо, либо Донцову. Я предпочла первый вариант. На Таганке я вынырнула на свет божий и отправилась в «Лингва.Ру». Там меня уже ждали носители того самого языка, что так лихо «увлек» меня в последнее время.
В своих мыслях я изъяснялась исключительно на русском и исключительно матом.
После английского меня ждала сухая и сморщенная училка по риторике на метро «Аэропорт». Это была тетенька лет сорока пяти с лицом шестидесятипятилетней женщины. Практикующий юрист и преподаватель, она ясно и четко объясняла, стильно одевалась и бизнесвумила по полной программе, содержа двоих детей и муженька-лоботряса. Тетенька была единственным близким мне человеком в моей новой жизни, если не считать Петровича, конечно. Больше я не общалась ни с кем.
Когда мы мило беседовали с ней во время перерыва в занятиях, я завистливо смотрела на нее, и думала: «Наверное, приходит она домой, раздевается прямо в гостиной, и говорит своему муженьку — альфонсу-тунеядцу: "Слышь, э-э-э, тапочки принеси..."»
Я стала понимать, что у меня «едет крыша», начинается настоящая паранойя и прогрессирует шизофрения одновременно, но ничего с этим я не могла поделать.
После занятий от метро «Аэропорт» я отправилась обратно на Цветной бульвар. Времени было десять, а на телефоне каждый час высвечивался только один телефонный номер.
— Ты где? — Здороваться у нас было не принято.
Это нормально. А кто я такая, чтобы со мной здороваться? «Девочка с Гражданки», как он меня называл.
— Я вышла из метро, иду мимо ларьков, сейчас куплю воды и пойду домой.
— А что там за музыка играет?
— Это в ларьке диски продают.
— Ладно, — и вызов отключался.
В эти минуты я могла мечтать только о гранатомете или больших-больших деньгах, чтобы купить весь мир и заставить Петровича приносить мне тапочки. Чего мне хотелось больше, не знаю. Но жажда мести — штука сильная, это я стопроцентно опробовала на себе.
А ничего, что эта «девочка с Гражданки», между прочим, была моделью, сама поступила на театральный факультет и училась на бесплатной основе? Ничего, что эта девочка в восемнадцать лет стала замдиректора модельного агентства? Ничего?! — орала я про себя. Я с силой швырнула о бетонную стенку бутылку «Фанты». Я купила «Фанту», а не полезную минералку. Это был маленький выпад против моего Птенчика: «Завод "Кока-Кола" выпускает вредные продукты. Они сжигают все внутренности». Бутылочка шмякнулась о бетон и лопнула так же, как лопалась от невыносимых мыслей моя голова.
Все войны в мире не сравнятся с самой страшной войной — с самим собой, которую я вела изо дня в день, живя в чужом богатом городе, где я была никем, и звали меня никак. Кто здесь знал замдиректора «Luars»? Здесь я была «девочкой с Гражданки».
Я вошла в квартиру и в коридоре увидела себя в большом зеркале. Кожа лица пожелтела, но не от солярия, а от желчи и усталости, накопившихся за полгода жизни с «любимым». Мои длинные черные волосы вспоминали нежные руки парикмахера самого среднего салона города Москвы строго раз в полтора месяца. Ногти, привыкшие к тяжести геля или акрила, сейчас блестели цыганским лаком, нанесенным в дешевом салоне. За маникюром и педикюром я специально ездила в спальный район — там дешевле. Экономика должна быть экономной.
— Зачем ты выключила телефон?
— Я не выключала, он сломался.
— Ну и что теперь?
— Да, собственно, ничего... Надо новый покупать.
— Ты еще кредит за компьютер не отдала, а уже хочешь новый взять на телефон?!
Да, да! Я хочу новый телефон! Новый компьютер и гранатомет, или пулемет, или на худой конец «Макаров»!
Некоторое время назад у меня сломался ноутбук. Муженек широким жестом выдал мне «кредит» на покупку нового. Вследствие этого ежемесячно я получала не по 700, а по 500 долларов, остальное выплачивала ему по «кредиту».
— Купи себе какой-нибудь телефон тысячи за две. Перед кем тебе выкобениваться?
— Послушай, знаешь что! У меня всю жизнь, всегда, понял, всегда был самый крутой и навороченный телефон, а теперь ты мне предлагаешь модель «Убей соседа» за две тысячи?!
— А что таким тоном? — Он поднялся за столом, как на трибуне.
— А как ты со мной разговариваешь?!
И вообще, на какие деньги я живу? Да мне уже давно сдохнуть пора от твоего пособия для инвалидов. Да, кстати, а перед кем ты выкобениваешься своим «Vertu»?
— С чего ты вдруг взъерепенилась? Кажется, мы обговорили сумму твоего содержания! — рассвирепел он. Петрович никогда не кричал, но говорил таким тоном, что я представляла себя на скамье подсудимых, где равнодушный судья оглашает мне смертный приговор.
— Обговорили. Но не семьсот же долларов за вычетом кредита и процентов по кредиту!
— Какие проценты? Что ты несешь?
— А ты вовремя вычитаешь, поэтому нет процентов, — орала, словно обезумев из коридора я, не раздеваясь, с ужасом наблюдая, как этот жесткий холодный человек обходит свою трибуну (наш стол в гостиной).
— И вообще, за что тебе деньги платить? Семьсот — разве это мало? Ты говорить как следует хотя бы научилась!
Рыдая, я забилась на кухню, а он гордо удалился с видом победителя.
После этого разговора Петрович неделю хранил обет молчания — такую пытку он для меня специально придумал. Обычно через неделю
я становилась гладкой, как настоящий китай-
ский шелк.
Он знал, что кроме него поговорить мне не с кем, и этот садистский метод действовал безотказно. Правда, контроль на период вынужденного молчания не прекращался, и звонки с коротким вопросом «Ты где?» продолжались. Свой телефон я отремонтировала, с нетерпением ожидая того дня, когда заботливая Анька приедет в Москву на шоппинг в Третьяковский проезд и «Крокус» и, войдя в мое бедственное положение, подарит мне новую мобилу. Это будет второй телефон, который я получу из ее рук. Я заодно похожу с ней по магазинам. Теперь магазины для меня превратились в музеи с бесплатным входом.
В своей несчастной жизни я винила Тиму — ну надо же найти крайнего! Как правило, это всегда мужчина. Почему он не остановил меня, почему?
Мысли эти, мучительные, как зубная боль, разъедали мой мозг, как серная кислота.
Анька прибыла, и сегодня мы с ней сидели в «Третьяков Лонж» Это был для меня настоящий праздник, как новогодняя елка, которая бывает раз в году. В этот день обычно раздают подарки и случаются чудеса, а детям можно лечь спать на час позже и выпить глоток безалкогольного шампанского.
— Ань, а ты не можешь узнать у своего охранника, сколько стоит какое-нибудь огнестрельное и как его можно достать? — За соседним столиком с нами сидел Анькин охранник по кличке Мясо. Кресло под ним казалось детским горшком, а его лицо было размером с мою пятую точку. Он «в упор сек поляну».
— Ты что, хочешь сидеть из-за этого козла? Он, значит, коньки отбросит тихо и безболезненно, а ты потом всю жизнь будешь мучиться! — прочитала ход моих мыслей довольная жизнью Анька. Сейчас она занималась покупкой новой квартиры, подбирала мебель и прочую утварь. Анькин олигарх, благодаря ее стараниям, быстро стал просто преуспевающим бизнесменом, но он знал, что тратит деньги на благое дело. Его Анечка улыбалась и искренне могла радоваться первые пять минут после покупки недвижимости, автомобиля или поступления новой четырехзначной суммы на карту. Правда, если в течение недели новых сюрпризов не было, она сильно огорчалась, била посуду, устраивала истерику, и любимый осуществлял новые инвестиции по ее адресу.
А мимо меня проходили только трансфертные платежи, на то они и трансфертные, чтобы проходить мимо.
Но мне уже было не до зависти, меня переполняло столько негативных эмоций, что еще одна была бы просто убийственной.
— Да, мучиться неохота, а может есть еще какой-нибудь способ?
— Да ну, все мужики козлы!
— Велосипед придумала. Это практически бесполезная информация. А что мне с ним делать-то?
— Ну да, в реальности мы имеем мужиков-козлов, в виртуальности тоже козлов. А вот что с ними делать, не очень понятно. А тем более с этим. Алё! — и она прервалась на телефонный разговор. — Ты кем меня считаешь?.. Ты что о себе возомнил? Я что тебе, секретарша какая-то, чтобы на день рождения дарить мне духи, ты что?
На другом конце провода слышались оправдания.
— Ну и что, что двадцатка на счете, а духи-то за что? Чем я заслужила такие унижения, что я тебе плохого сделала? — ныла она в телефон.
Если у того, кто слышал речи Петровича, возникала ассоциация со смертельным приговором, то тот, кто слышал жалобные речи Ани, чувствовал себя как минимум последним подонком на этой земле — посмел обидеть беззащитную крошку.
— Ну, это же надо! — обратилась она ко мне. — С ума сойти! Прислал, блин, вчера водителя с духами и цветами. Ты представляешь, мне и духи? Ну, правда, на счет двадцать кусков перевел, но духи-то вонючие зачем дарить? Кольцо бы припер, как всегда. Не-е-е, ну это ж надо?!
Я слушала эти высказывания и понимала, что мои подруги сочувствуют мне, но не понимают, насколько ужасно мне живется — они просто это себе представить не могут. Бытие определяет сознание, а мое бытьё-житьё кардинально отличалось от моей прежней жизни. Для питерцев Москва была всегда райским уголком, где деньги прямо на деревьях растут, а гады москвичи весь этот урожай по-быстрому собирают и поэтому семена этих чудо-деревьев никак не могут попасть в Питер. Поэтому все мое бывшее окружение считает, что я тут как сыр в масле катаюсь. Между прочим, с мужиком, который не только деньги умеет зарабатывать, но даже еду готовить. Ну, чем не подарок? Не жизнь, а малина! А плачусь я оттого, что не хочу, чтобы мне завидовали, а то вдруг кто-нибудь сглазит.
— А ты на работу не пробовала устроиться?
— А что тут пробовать? Мне предлагали менеджером в модельное агентство и менеджером по кастингу в журнал для мужиков.
— Ну и что ты тормозишь? Тормоз — это медленный газ, что ли? Сама позволяешь собой манипулировать.
— Да, угу. В модельный бизнес он мне возвращаться не разрешает, типа там я долго не продержусь: «Не будешь же ты всю жизнь в модельном агентстве работать», а для другой работы у меня пока образования нет. Петрович твердит: «Сиди, учись, получай достойную профессию, а выучишься — пойдешь на нормальную работу. А пока я тебя содержу, сиди и не рыпайся». Вот я перевелась в ГУУ на заочное, теперь я, блин, будущий управленец в туризме и гостиничном хозяйстве. Хожу на курсы английского и риторики. А тайком посещаю НЛП — может, пригодится в холодной войне с ним.
— Не радостно. А если его кинуть и пойти работать в агентство или журнал?
— И что? Там зарплата семьсот — восемьсот долларов, а где я жить буду, что есть?
— Вот какая загогулина получается! — с умным видом произнесла Анька. И начала ковырять ложечкой свое ванильное мороженое.
После нашей встречи мы отправились в разные стороны — она с добычей от «Gucci», «Yves Saint Laurent», «Prada» и «Dior» в сопровождении Мяса, который все это нес, в «Метрополь» на послеобеденный сон, а я домой — думать, как жить дальше.
Открыв дверь в квартиру, я поняла, что Петровича нет. Я одна. Ура!
Я свернулась калачиком в кресле, слушая тишину своего одинокого сердца. А может, ну ее, эту Москву, это ГУУ и этого Птенчика с его риторикой и английским? Поеду-ка я обратно в Питер. Под дружеское крыло Сморчка... Хотя, правда, пока я тут мучаюсь под китайскими пытками, в Питере произошли серьезные изменения. Сморчок лоханулся в каком-то из клубов, заимел антипиар и теперь зарабатывает на жизнь сутенерством, продавая оставшихся с ним моделей.
Эту ценную информацию мне донесла разведка в лице Машки, которой я доверяла на все сто. Все мои бывшие партнеры работали с другими компаниями. А духовный наставник Алекс предложил мне занять вакантное место его девушки. Тиму бросила блондиночка, и по этому поводу он впал в депресняк, решив заниматься только своим бизнесом и не лезть в это проклятое шоу. Это я узнала после того, как набрала его старый номер на своем новом телефоне.
— Ну да ничего, нормальненько. А ты? — говорил он спокойным и безразличным голосом. У меня же внутри все кипело.
— Да я вот хочу проект осуществить, который мы задумали тогда. Помнишь?
— А зачем это тебе? Хотя, если других партнеров найдешь, я присоединюсь. На это дело могу выделить пятерку, ну или десятку.
— Тим, ну ты же понимаешь, что это капля в море?
— Больше не могу.
— То есть ты не хочешь?
— Извини, у меня второй вызов. Пока.
Буря в моей душе утихла, я глубоко вдохнула, посчитала до десяти и выдохнула.
Ну, вот и все. Этого мы тоже вычеркиваем из списка потенциальных питербургских возможностей, да и вообще его давно пора вычеркнуть из моей жизни. Все кончено, ну почему я, такая дура, никак не могу это понять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41