Скидки, рекомедую всем
..
Я не успела договорить — появился Сморчок.
— Ой, какие у тебя поклонники! Цветочки нужно в вазочку устроить, в вазочку — цветочки... — И он, уже изрядно поддатый, выхватил у меня Тимин «веник» и прижал к себе. «Да уж, нарисовался — хрен сотрешь», подумала я и опять толкнула дверь в гримерку. А Сморчок тем временем приземлился Тиме на ухо.
Я вполголоса договорила то, что не успела, но вряд ли Тимур услышал мои слова.
— ...я все это время любила тебя! — И уже войдя в гримерку, добавила: — Как конченая дура.
— Что, что? — спросила Вика, туповатая девица-модель с вечным выражением удивления на лице.
— Ты одеваешься, Викочка?
— Да-а-а! — недоумевая, протянула она, непрерывно копошась своими ручками-веточками в сумке с надписью «Prada».
— Так вот и одевайся дальше! — сухо сказала я и села к зеркалу смывать make-up.
Следующий день ознаменовывался загородной поездкой с моим авторитетом «Алё-молё». Он сообщил мне, что после «великолепного» случая с проституткой он не принимал больше спиртные напитки в таком количестве, а злоупотреблял только чаем. Мы отобедали в «Бастионе» на берегу Финского залива, перекидываясь редкими словами. После обеда мы вышли на песчаный берег, засыпанный белым снегом. Его охрана побежала за нами, но он обернулся и приказал им ждать нас в машине.
— Ты не боишься? — поинтересовалась я, созерцая красоту питерской природы.
— Убьют так убьют. Надоело постоянно чувствовать себя на мушке и слышать дыхание тупоголовых охранников за спиной. Все равно, когда придет время, они будут первыми, кто подставит меня. Всегда найдется тот, кто заплатит больше.
— Интересная у тебя жизнь. Насыщенная. Так что, надо все время следить за соотношением рыночных цен на работу охранников?
Он как-то странно, пронзительно посмотрел на меня и больно сжал мою руку, впечатав в запястье свой «Rolex». Приблизил свое лицо близко-близко к моему лицу так, что я почувствовала запах мужской туалетной воды «Dior» и четко прошептал:
— И ты предашь меня. Скоро!
— Не говори глупостей, я ничего про тебя не знаю. Какие тайны я могу выдать?
— Зачем ты со мной, зачем я тебе? — вдруг напористо спросил он.
Нет смысла врать. Зачем?
— Из-за денег. Только и всего, — произнесла я и в упор посмотрела ему в глаза, ожидая ответной реакции.
В лучшем случае он повернется и уйдет, в худшем — врежет мне по морде и я паду смертью храбрых. А он все равно уйдет, гордо выпрямившись и заложив руки за спину, не торопясь и не оглядываясь, сияя классическими ботинками марки «Lagerfeld».
— Хорошо, что ты меня не любишь. Так спокойнее, — не оправдав мои ожидания на высокий накал страстей, неожиданно произнес он, и я перевела дыхание. — На прошлой неделе на меня было третье покушение. По-детски — машину обстреляли, и все. Никто не пострадал. Кому-то перешел дорогу, видно.
В нашем кругу совесть не в чести. Если ты — фраер, то это клеймо и ты с ним до конца жизни, и другой дороги нет. А если задумаешь жить по-людски, не жди, тебе не дадут, а помогут умереть... фраером.
— Догадываешься, кому ты помешал? — поинтересовалась я.
— Просто захотел уйти в легальный бизнес.
И я не отступлю. Но ты не волнуйся, если что случится, ребята позаботятся, помогут тебе. Деньги будут на первое время.
— Я не волнуюсь, — произнесла я, отвернувшись и глядя на залив, покрытый льдом. —
Я большая девочка...
— Пойдем в машину, замерзнешь. — Он крепче сжал мою руку, и золотая запонка оставила на ней маленький след нашего единственного откровенного разговора за два года общения.
В последующие два дня, когда страх смерти и психологическое воздействие гипноза начали отпускать, я занималась осмыслением и переосмыслением своей жизни. И очень много нового для себя открыла.
Надо перестать беспокоиться по пустякам. Вечное беспокойство напоминает непрерывно падающие капли воды и такое постоянное воздействие может довести тебя до безумия. Надо спокойнее относится ко многим вещам.
То, что я делала эти три дня, называлось «игрой в смерть», а то, что мы все делаем, называется «игрой в жизнь».
Я подошла к зеркалу. «Давай поиграем в жизнь», сказала я своему отражению. Эта игра так коротка, в ней нет времени на долгое обдумывание ходов, стратегии и тактики, это игра для молниеносного реагирования. Пора перестать беспокоиться и начать жить. В ней есть лишь время на то, чтобы ответить себе на три вопроса:
«Хочу или не хочу?»
«Что изменится от исполнения моего желания?»
«Сколько я готова за него заплатить?»
А остальное — неважно. На это нет времени, ведь жизнь так коротка...
* * *
Надо очень захотеть, чтобы задуманное дело получилось. Как говорится, если не очень-то хочется, то не очень-то и получится.
Если ты начинаешь дело, то доводи его до конца. Скажи в первую очередь себе, что у тебя есть шанс на успех. Поднимись в своих глазах, и у тебя появятся силы идти дальше, ты уже на собственном опыте будешь знать, что можешь...
Когда душевное состояние оставляет желать лучшего, когда финансовая сторона жизни не радует и ты не можешь быть с тем, с кем хочешь, что тебе остается? Работа, работа и еще раз работа. Работа — это реальная, видимая цель, это средство самоутверждения и залог свободы от душевной борьбы и метаний.
Ты отдаешься рабочему процессу вся, без остатка, чтобы не оставалось времени на глупые мысли и метания, на жалость к себе, на бессмысленные надежды. Работа поможет тебе жить и выжить...
Работа кипела, мы со Сморчком устраивали по три мероприятия в неделю, а также съемки, кастинги и промо-акции. Я мучалась от приятной усталости и спала по пять часов в день, курила по две пачки и употребляла кофе литрами.
Мое психологическое состояние можно расценивать как удовлетворительное (после общения с психологами я сочиняла прощальные письма всем, кто меня обидел; писала тем, кого обидела я, составляла план на будущее и просто научилась любить все, что со мной происходит). А вот свое физическое состояние я определяла как «ниже нормы». Карта в фитнес-центр была заморожена. Я усохла до сорока восьми килограммов живого веса при росте в сто семьдесят два сантиметра.
Общение со Сморчком теперь занимало большую часть моего времени, а Тима отошел на второй план. Мы общались с ним только тогда, когда нужен был сопровождающий. Я иду на презентацию, нужен эскорт — звоню Тимуру. Он едет в клуб или на вечеринку, нужна подруга — звонит мне. Он не забывает осведомляться у меня о наших со Сморчком грядущих кастингах и показах и припирается туда без приглашения. Не знаю почему, но я рада его видеть всегда. Что-то по отношению к нему, не прописанное в сценарии, живет во мне, и я никак не могу от этого избавиться.
А может, и не надо?
Сегодня я и Ирина отправились в «Джем Холл» на ночной сеанс фильма «Кокаин».
Зачем люди ходят в кино? Наверное, затем, чтобы увидеть другую жизнь, похожую или не похожую на твою. Каждый человек «снимает» свое кино, а более талантливые — снимают сразу несколько. Хочешь трагедию — «получите-распишитесь», хочешь комедию — «вот, пожалуйста», мелодраму — «да не вопрос»... Вот так вот, изо дня в день, мы пишем сценарии собственной жизни, режиссируем ее и играем в этой картине главную роль. Конечно, в наших постановках есть и основные герои, и роли второго плана и, конечно же, массовка. И, что самое интересное, мы ухитряемся снимать свое кино без бюджета, и оно получается...
Мы с Иркой залезли с ногами на диваны, и я выключила уставший за сегодняшний день сотовый. Нажав на кнопку, заказали мороженое и «Baileys». К сладко-приторному вкусу этого ликера российский потребитель привык, покупая напиток в «Дьюти фри». «Baileys» там самый дешевый, что нельзя сказать про прайс знаменитого релакс-кинотеатра. «Кокаин» нас не расслабил, скорее, заставил задуматься всерьез.
Когда зажгли свет, мы с Иркой долго молчали. И только сев в такси, она вдруг многозначительно произнесла:
— Я хочу уехать в Лондон, надоело мне здесь, не могу больше!
— С чего это ты? — осведомилась я.
— А что здесь делать? Мужики — все козлы и ублюдки! Работать за копейки я не хочу, а какие тут еще перспективы?
— А кому ты нужна в этом своем Лондоне?
— А кому я здесь нужна?
Я поняла причину ее пессимистического настроения. Сегодня, когда мы обедали в «Segun», к нам подошел мальчик, друг Иркиного друга, которому она, как всегда по доброте душевной, дала пять тысяч иностранных рублей на недельку в долг.
— Привет! Приятного аппетита!
Он присел к нам за столик, этот мальчик-с-пальчик, метр с кепкой в прыжке, в костюме «Аdidas» и с барсеткой «Dupont». Сияющее настоящее пещерного прошлого криминальных шестерок и достойного будущего модных барыг. Он говорил «на» после каждого слова, что очень напоминало анекдот: «Алё-на, это я-на ...»
— А где Сашка? — осведомилась Ирка, макая калифорнийский ролл в соевый соус.
— Он-на, не смог приехать, но конверт просил передать, вот-на!
— Ириш, ты не хочешь пересчитать?! — удивилась я, когда Ирка, не открывая конверт, убрала его в сумку.
— Сашка — мой хороший друг, — осадила меня она.
— Ну ладно, девчонки, я поехал-на!
— Не хочешь с нами пообедать? — спросила по-дружески Ирка, искренне веря в то, что друзья ее друзей — ее друзья.
— Не-е, счастливо.
И он удалился «на»... или в пеший эротический тур. Я напрягла Ирку достать конверт, и после того как он был открыт, эта серия в ее кинокартине получила название «Кидалово», потому что в конверте оказалось на две тысячи меньше от данной в долг суммы. Ирка утопила в соусе ролл и нервно застучала по кнопкам мобильника маленькими изящными ноготками, покрытыми прозрачным лаком. «Аппарат абонента выключен...» — слышала она по трем номерам, которые набирала...
Да, если Ирка полагает, что в Лондоне таких людей нет — она ошибается...
Ирка перед сном позанималась со мной английским, готовя меня к предстоящему зачету на курсах, и мы отправились спать.
В 09:00 зазвонил будильник.
Теперь я встаю в девять, так как больше не хожу к первой паре. А виноват в этом «пупырчатый хмырь» — преподаватель по древнерусской литературе, которому на кладбище уже несколько лет ставят прогулы. Он сказал мне на экзамене, что ни разу не видел меня на лекциях, и поэтому ставит мне «три». Я исправно, как девочка-припевочка, посещала все лекции, зубрила житие протопопа Аввакума и Сергия Радонежского, а он, видите ли, не видел меня, и испортил тройкой мою безукоризненную зачетку!
Поднявшись с кровати и шатаясь, я, как зомби, выползла на кухню. Кофе, сигарета, еще кофе и сигарета, еще сигарета — жизнь налаживается.
В ванной встала под наш элегантный душ, смеситель которого был исполнен в стиле раритетного телефона.
Встал вопрос: «Что надеть: Иркино или свое?»
Я распахнула нескончаемый шкаф, занимающий всю площадь нашей холостяцкой спальни, за исключением кровати. Итак, у нас в ассортименте: «Gucci», «Prada», «Versace», «Cavalli», «Exte», «Alberta Feretti», «Dolce&
Gabanna», «Celine» и «Dior».
Облачившись в джинсы и белую кофту от «Dolce&Gabanna» — этого добра было больше всего и в первой, и во второй линии, и новой, и старой коллекции. Я отправилась грызть гранит наук.
После лекционной части предстояли репетиции, до которых доходили немногие. С годами обучения в театральном, желание стать великим режиссером стихало, а томики Станиславского и Мейерхольда снились в страшных снах. По этой причине немногие доезжали до репетиций. Но мы с однокурсницей Ромашкой посещали их исправно и поэтому выбирали отрывки из прозы, где можно играть вдвоем.
17:00. После репетиции «Интердевочки» я отправилась в салон помыть голову, так как делать это в домашних условиях было невозможно — просто не было времени.
Усевшись в кресло к неприметной с виду парикмахерше, которая по совместительству выполняла функции психолога и слушала душевные излияния всех питерских модниц, я расслабилась и отдалась в ее профессиональные руки. В отличие от других, я не рассказывала ей о своей жизни, не делилась сокровенными тайнами. Не говорила, с кем познакомилась и сколько на меня потратили, не жаловалась на вредность спонсоров и на предательства подруг, а также не расспрашивала ее о секретах других клиенток. Усаживаясь в удобное вертящееся кресло, я получала возможность молчать час или два.
20:00. Кастинг в «Голливудских ночах». Клуб уже почти умер и держался за счет проводимых там корпоративных мероприятий и закрытых презентаций, а также кастингов и прочего backstage модельного мира.
Я вошла в клуб через черный вход и чуть не наступила острым носом замшевых туфель «Casadei» на большую серую крысу, которая с мерзким писком кинулась в темный угол. От неожиданности я вздрогнула, пепел с сигареты отвалился и вместе с огоньком плавно приземлился на центр моей туфли. «Так, минус пятьсот долларов», — вздохнула я и, поздоровавшись с уже родными охранниками, вошла в клуб.
В зале суетился, вытянутый как струнка, худой Сморчок. В одной руке у него, как всегда, дымилась сигарета. Это был единственный человек из моего окружения, который перещеголял меня по количеству употребляемого в сутки никотина.
— Ну и где ты была?! Тут столько дел, сейчас подъедут «очечники», а половины девочек еще нет. Я тут лохушек из модельной школы нагнал, пусть массовку создают. Сейчас после занятий сразу приедут. Ой — ужас — ой!!!
Кино Сморчка напоминало одну большую массовку, где актеры измерялись килограммами.
— Привет. В той стране, где ты воспитывался, здороваться было не принято?
Я положила сумку за столик, где лежал его портфель, и села на стул, чтобы внимательней оценить понесенные убытки. Да, туфли безнадежно испорчены — обидно. «В каждой работе есть издержки, и вообще никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь», — успокаивала себя я.
— Ну что ты там сидишь, что? Поднимись в диджейскую, обговори с ними музыку. И позвони этим чертовым близняшкам. Где они шляются, сучки еб...е? Ой, ужас-то, какой ужас!
Он пронзительно вытягивал гласные буквы — «у», «и», «о», что делало его речь кричаще-жужжащей. Рубашка в мелкий цветочек с короткими рукавами, выпущенная поверх брюк, оголяла его тонкие безволосые ручонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я не успела договорить — появился Сморчок.
— Ой, какие у тебя поклонники! Цветочки нужно в вазочку устроить, в вазочку — цветочки... — И он, уже изрядно поддатый, выхватил у меня Тимин «веник» и прижал к себе. «Да уж, нарисовался — хрен сотрешь», подумала я и опять толкнула дверь в гримерку. А Сморчок тем временем приземлился Тиме на ухо.
Я вполголоса договорила то, что не успела, но вряд ли Тимур услышал мои слова.
— ...я все это время любила тебя! — И уже войдя в гримерку, добавила: — Как конченая дура.
— Что, что? — спросила Вика, туповатая девица-модель с вечным выражением удивления на лице.
— Ты одеваешься, Викочка?
— Да-а-а! — недоумевая, протянула она, непрерывно копошась своими ручками-веточками в сумке с надписью «Prada».
— Так вот и одевайся дальше! — сухо сказала я и села к зеркалу смывать make-up.
Следующий день ознаменовывался загородной поездкой с моим авторитетом «Алё-молё». Он сообщил мне, что после «великолепного» случая с проституткой он не принимал больше спиртные напитки в таком количестве, а злоупотреблял только чаем. Мы отобедали в «Бастионе» на берегу Финского залива, перекидываясь редкими словами. После обеда мы вышли на песчаный берег, засыпанный белым снегом. Его охрана побежала за нами, но он обернулся и приказал им ждать нас в машине.
— Ты не боишься? — поинтересовалась я, созерцая красоту питерской природы.
— Убьют так убьют. Надоело постоянно чувствовать себя на мушке и слышать дыхание тупоголовых охранников за спиной. Все равно, когда придет время, они будут первыми, кто подставит меня. Всегда найдется тот, кто заплатит больше.
— Интересная у тебя жизнь. Насыщенная. Так что, надо все время следить за соотношением рыночных цен на работу охранников?
Он как-то странно, пронзительно посмотрел на меня и больно сжал мою руку, впечатав в запястье свой «Rolex». Приблизил свое лицо близко-близко к моему лицу так, что я почувствовала запах мужской туалетной воды «Dior» и четко прошептал:
— И ты предашь меня. Скоро!
— Не говори глупостей, я ничего про тебя не знаю. Какие тайны я могу выдать?
— Зачем ты со мной, зачем я тебе? — вдруг напористо спросил он.
Нет смысла врать. Зачем?
— Из-за денег. Только и всего, — произнесла я и в упор посмотрела ему в глаза, ожидая ответной реакции.
В лучшем случае он повернется и уйдет, в худшем — врежет мне по морде и я паду смертью храбрых. А он все равно уйдет, гордо выпрямившись и заложив руки за спину, не торопясь и не оглядываясь, сияя классическими ботинками марки «Lagerfeld».
— Хорошо, что ты меня не любишь. Так спокойнее, — не оправдав мои ожидания на высокий накал страстей, неожиданно произнес он, и я перевела дыхание. — На прошлой неделе на меня было третье покушение. По-детски — машину обстреляли, и все. Никто не пострадал. Кому-то перешел дорогу, видно.
В нашем кругу совесть не в чести. Если ты — фраер, то это клеймо и ты с ним до конца жизни, и другой дороги нет. А если задумаешь жить по-людски, не жди, тебе не дадут, а помогут умереть... фраером.
— Догадываешься, кому ты помешал? — поинтересовалась я.
— Просто захотел уйти в легальный бизнес.
И я не отступлю. Но ты не волнуйся, если что случится, ребята позаботятся, помогут тебе. Деньги будут на первое время.
— Я не волнуюсь, — произнесла я, отвернувшись и глядя на залив, покрытый льдом. —
Я большая девочка...
— Пойдем в машину, замерзнешь. — Он крепче сжал мою руку, и золотая запонка оставила на ней маленький след нашего единственного откровенного разговора за два года общения.
В последующие два дня, когда страх смерти и психологическое воздействие гипноза начали отпускать, я занималась осмыслением и переосмыслением своей жизни. И очень много нового для себя открыла.
Надо перестать беспокоиться по пустякам. Вечное беспокойство напоминает непрерывно падающие капли воды и такое постоянное воздействие может довести тебя до безумия. Надо спокойнее относится ко многим вещам.
То, что я делала эти три дня, называлось «игрой в смерть», а то, что мы все делаем, называется «игрой в жизнь».
Я подошла к зеркалу. «Давай поиграем в жизнь», сказала я своему отражению. Эта игра так коротка, в ней нет времени на долгое обдумывание ходов, стратегии и тактики, это игра для молниеносного реагирования. Пора перестать беспокоиться и начать жить. В ней есть лишь время на то, чтобы ответить себе на три вопроса:
«Хочу или не хочу?»
«Что изменится от исполнения моего желания?»
«Сколько я готова за него заплатить?»
А остальное — неважно. На это нет времени, ведь жизнь так коротка...
* * *
Надо очень захотеть, чтобы задуманное дело получилось. Как говорится, если не очень-то хочется, то не очень-то и получится.
Если ты начинаешь дело, то доводи его до конца. Скажи в первую очередь себе, что у тебя есть шанс на успех. Поднимись в своих глазах, и у тебя появятся силы идти дальше, ты уже на собственном опыте будешь знать, что можешь...
Когда душевное состояние оставляет желать лучшего, когда финансовая сторона жизни не радует и ты не можешь быть с тем, с кем хочешь, что тебе остается? Работа, работа и еще раз работа. Работа — это реальная, видимая цель, это средство самоутверждения и залог свободы от душевной борьбы и метаний.
Ты отдаешься рабочему процессу вся, без остатка, чтобы не оставалось времени на глупые мысли и метания, на жалость к себе, на бессмысленные надежды. Работа поможет тебе жить и выжить...
Работа кипела, мы со Сморчком устраивали по три мероприятия в неделю, а также съемки, кастинги и промо-акции. Я мучалась от приятной усталости и спала по пять часов в день, курила по две пачки и употребляла кофе литрами.
Мое психологическое состояние можно расценивать как удовлетворительное (после общения с психологами я сочиняла прощальные письма всем, кто меня обидел; писала тем, кого обидела я, составляла план на будущее и просто научилась любить все, что со мной происходит). А вот свое физическое состояние я определяла как «ниже нормы». Карта в фитнес-центр была заморожена. Я усохла до сорока восьми килограммов живого веса при росте в сто семьдесят два сантиметра.
Общение со Сморчком теперь занимало большую часть моего времени, а Тима отошел на второй план. Мы общались с ним только тогда, когда нужен был сопровождающий. Я иду на презентацию, нужен эскорт — звоню Тимуру. Он едет в клуб или на вечеринку, нужна подруга — звонит мне. Он не забывает осведомляться у меня о наших со Сморчком грядущих кастингах и показах и припирается туда без приглашения. Не знаю почему, но я рада его видеть всегда. Что-то по отношению к нему, не прописанное в сценарии, живет во мне, и я никак не могу от этого избавиться.
А может, и не надо?
Сегодня я и Ирина отправились в «Джем Холл» на ночной сеанс фильма «Кокаин».
Зачем люди ходят в кино? Наверное, затем, чтобы увидеть другую жизнь, похожую или не похожую на твою. Каждый человек «снимает» свое кино, а более талантливые — снимают сразу несколько. Хочешь трагедию — «получите-распишитесь», хочешь комедию — «вот, пожалуйста», мелодраму — «да не вопрос»... Вот так вот, изо дня в день, мы пишем сценарии собственной жизни, режиссируем ее и играем в этой картине главную роль. Конечно, в наших постановках есть и основные герои, и роли второго плана и, конечно же, массовка. И, что самое интересное, мы ухитряемся снимать свое кино без бюджета, и оно получается...
Мы с Иркой залезли с ногами на диваны, и я выключила уставший за сегодняшний день сотовый. Нажав на кнопку, заказали мороженое и «Baileys». К сладко-приторному вкусу этого ликера российский потребитель привык, покупая напиток в «Дьюти фри». «Baileys» там самый дешевый, что нельзя сказать про прайс знаменитого релакс-кинотеатра. «Кокаин» нас не расслабил, скорее, заставил задуматься всерьез.
Когда зажгли свет, мы с Иркой долго молчали. И только сев в такси, она вдруг многозначительно произнесла:
— Я хочу уехать в Лондон, надоело мне здесь, не могу больше!
— С чего это ты? — осведомилась я.
— А что здесь делать? Мужики — все козлы и ублюдки! Работать за копейки я не хочу, а какие тут еще перспективы?
— А кому ты нужна в этом своем Лондоне?
— А кому я здесь нужна?
Я поняла причину ее пессимистического настроения. Сегодня, когда мы обедали в «Segun», к нам подошел мальчик, друг Иркиного друга, которому она, как всегда по доброте душевной, дала пять тысяч иностранных рублей на недельку в долг.
— Привет! Приятного аппетита!
Он присел к нам за столик, этот мальчик-с-пальчик, метр с кепкой в прыжке, в костюме «Аdidas» и с барсеткой «Dupont». Сияющее настоящее пещерного прошлого криминальных шестерок и достойного будущего модных барыг. Он говорил «на» после каждого слова, что очень напоминало анекдот: «Алё-на, это я-на ...»
— А где Сашка? — осведомилась Ирка, макая калифорнийский ролл в соевый соус.
— Он-на, не смог приехать, но конверт просил передать, вот-на!
— Ириш, ты не хочешь пересчитать?! — удивилась я, когда Ирка, не открывая конверт, убрала его в сумку.
— Сашка — мой хороший друг, — осадила меня она.
— Ну ладно, девчонки, я поехал-на!
— Не хочешь с нами пообедать? — спросила по-дружески Ирка, искренне веря в то, что друзья ее друзей — ее друзья.
— Не-е, счастливо.
И он удалился «на»... или в пеший эротический тур. Я напрягла Ирку достать конверт, и после того как он был открыт, эта серия в ее кинокартине получила название «Кидалово», потому что в конверте оказалось на две тысячи меньше от данной в долг суммы. Ирка утопила в соусе ролл и нервно застучала по кнопкам мобильника маленькими изящными ноготками, покрытыми прозрачным лаком. «Аппарат абонента выключен...» — слышала она по трем номерам, которые набирала...
Да, если Ирка полагает, что в Лондоне таких людей нет — она ошибается...
Ирка перед сном позанималась со мной английским, готовя меня к предстоящему зачету на курсах, и мы отправились спать.
В 09:00 зазвонил будильник.
Теперь я встаю в девять, так как больше не хожу к первой паре. А виноват в этом «пупырчатый хмырь» — преподаватель по древнерусской литературе, которому на кладбище уже несколько лет ставят прогулы. Он сказал мне на экзамене, что ни разу не видел меня на лекциях, и поэтому ставит мне «три». Я исправно, как девочка-припевочка, посещала все лекции, зубрила житие протопопа Аввакума и Сергия Радонежского, а он, видите ли, не видел меня, и испортил тройкой мою безукоризненную зачетку!
Поднявшись с кровати и шатаясь, я, как зомби, выползла на кухню. Кофе, сигарета, еще кофе и сигарета, еще сигарета — жизнь налаживается.
В ванной встала под наш элегантный душ, смеситель которого был исполнен в стиле раритетного телефона.
Встал вопрос: «Что надеть: Иркино или свое?»
Я распахнула нескончаемый шкаф, занимающий всю площадь нашей холостяцкой спальни, за исключением кровати. Итак, у нас в ассортименте: «Gucci», «Prada», «Versace», «Cavalli», «Exte», «Alberta Feretti», «Dolce&
Gabanna», «Celine» и «Dior».
Облачившись в джинсы и белую кофту от «Dolce&Gabanna» — этого добра было больше всего и в первой, и во второй линии, и новой, и старой коллекции. Я отправилась грызть гранит наук.
После лекционной части предстояли репетиции, до которых доходили немногие. С годами обучения в театральном, желание стать великим режиссером стихало, а томики Станиславского и Мейерхольда снились в страшных снах. По этой причине немногие доезжали до репетиций. Но мы с однокурсницей Ромашкой посещали их исправно и поэтому выбирали отрывки из прозы, где можно играть вдвоем.
17:00. После репетиции «Интердевочки» я отправилась в салон помыть голову, так как делать это в домашних условиях было невозможно — просто не было времени.
Усевшись в кресло к неприметной с виду парикмахерше, которая по совместительству выполняла функции психолога и слушала душевные излияния всех питерских модниц, я расслабилась и отдалась в ее профессиональные руки. В отличие от других, я не рассказывала ей о своей жизни, не делилась сокровенными тайнами. Не говорила, с кем познакомилась и сколько на меня потратили, не жаловалась на вредность спонсоров и на предательства подруг, а также не расспрашивала ее о секретах других клиенток. Усаживаясь в удобное вертящееся кресло, я получала возможность молчать час или два.
20:00. Кастинг в «Голливудских ночах». Клуб уже почти умер и держался за счет проводимых там корпоративных мероприятий и закрытых презентаций, а также кастингов и прочего backstage модельного мира.
Я вошла в клуб через черный вход и чуть не наступила острым носом замшевых туфель «Casadei» на большую серую крысу, которая с мерзким писком кинулась в темный угол. От неожиданности я вздрогнула, пепел с сигареты отвалился и вместе с огоньком плавно приземлился на центр моей туфли. «Так, минус пятьсот долларов», — вздохнула я и, поздоровавшись с уже родными охранниками, вошла в клуб.
В зале суетился, вытянутый как струнка, худой Сморчок. В одной руке у него, как всегда, дымилась сигарета. Это был единственный человек из моего окружения, который перещеголял меня по количеству употребляемого в сутки никотина.
— Ну и где ты была?! Тут столько дел, сейчас подъедут «очечники», а половины девочек еще нет. Я тут лохушек из модельной школы нагнал, пусть массовку создают. Сейчас после занятий сразу приедут. Ой — ужас — ой!!!
Кино Сморчка напоминало одну большую массовку, где актеры измерялись килограммами.
— Привет. В той стране, где ты воспитывался, здороваться было не принято?
Я положила сумку за столик, где лежал его портфель, и села на стул, чтобы внимательней оценить понесенные убытки. Да, туфли безнадежно испорчены — обидно. «В каждой работе есть издержки, и вообще никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь», — успокаивала себя я.
— Ну что ты там сидишь, что? Поднимись в диджейскую, обговори с ними музыку. И позвони этим чертовым близняшкам. Где они шляются, сучки еб...е? Ой, ужас-то, какой ужас!
Он пронзительно вытягивал гласные буквы — «у», «и», «о», что делало его речь кричаще-жужжащей. Рубашка в мелкий цветочек с короткими рукавами, выпущенная поверх брюк, оголяла его тонкие безволосые ручонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41