Он не посещал клубы и не выносил большое скопление народа. Правда, все это можно было ему простить, если учесть, что это был единственный недостаток Петровича.
Проведя в Шарм-Эль-Шейхе десять майских праздничных дней, мы с Аркадием Петровичем вернулись в Питер.
Ирка укатила на Барбадос. Лизка развела друга Иркиного Пончика и довольная свинтила в Москву. Анька еще не вернулась из Швейцарии, куда отправилась на отдых со своим пенсионером. А Сморчок отходил от длительного запоя.
В общем, все было как всегда. Все шло своим чередом. Ничего, как говорится, не предвещало бури. Вдруг, в один прекрасный вечер, когда мы после моей работы ужинали в «Палкинъ», Птенчик объявил мне, что переезжает в Москву, так как здесь он продает свое производство, а из Москвы проще контролировать регионы. Я поперхнулась минеральной водой. Новость была крайне неожиданна и сугубо неприятна. Аппетит немедленно пропал, а звуки белого рояля, несколько минут назад ласкавшие слух, стали раздражать.
— Если хочешь, поехали со мной! Что тебе здесь делать? Шоу-бизнес не для тебя, в этом я уверен, а в Москве большие перспективы. Выбирай любой университет, который только пожелаешь, я его оплачу.
— Ну, как я все брошу? У меня здесь работа, друзья, дом. А там — ничего, все чужое.
Я вспомнила один свой вояж в Москву.
Я тогда работала моделью. Получила за два показа триста долларов и, довольная собой, поехала домой. Однако свежезаработанные средства до Питера со мной не доехали — их умыкнули у меня прямо в поезде. Больше в Москву я не ездила.
От думок меня отвлекла трель сотового.
— Алё, — видно, эти три ритуальные буквы я произнесла с таким выражением, что «Алё-молё», неизвестно откуда выпавший, нетрезво поинтересовался:
— У тебя что, проблемы?
— Да нет.
— А то это... Давай сейчас я пришлю людей — они разрулят.
Нашелся тут «рулитель» центровой!
— Спасибо, не надо.
— У тебя, может, с мужиками проблемы? — настойчиво интересовался пьяный голос.
Новая рекламная акция тампонов «Тампакс»: в каждом десятом тампоне хлопушка с сюрпризом. Его звонок для меня оказался столь же «приятной» неожиданностью.
— Это у них со мной проблемы, — вздохнула я.
— Ну, тогда ладно. Если что, я на связи.
Все время, что я разговаривала, Петрович смотрел на меня пристально и злобно. На его лице бегущей строкой отражалось: «Что за гад мешает нашему разговору?» Как только я отключилась, он продолжил:
— Давай решай. Ты уже не маленькая, в самом деле. Взвесь все «за» и «против». — Он ласково, по-отечески, смотрел на меня, и я поняла, что мне дорога его настойчивость. Ведь мне вовсе не улыбалось потерять возможность «жить, как за каменной стеной», стабильность и благополучие. С другой стороны я теряла «звездную» работу, Ирку, Аньку и других подруг, маму, свой режиссерский факультет, дачных друзей и прочее «нажитое непосильным трудом».
— Друзья — это дело наживное, — вербовал меня Петрович. — А карьера у тебя в Москве взлетит к небесам. Ты же умница! А я тебе помогу. Если хочешь, можем пожениться, если ты, конечно, согласна? А если нет, то найдешь себе другого, помоложе — там выбор больше. Ты ведь знаешь, я по поводу тебя никаких иллюзий не питаю.
Я молча уставилась на носки своих туфель, пытаясь понять, во что же я все-таки хочу поиграть: в «новую» или в «старую» жизнь? Какое решение принять сейчас, чтобы потом не было «мучительно больно»? Петрович пел и пел, как соловей. Уговаривал и уговаривал, открывая для меня космические перспективы. И я дрогнула...
Каковы бы не были наши решения, мы в ответе за то, что выбираем. Если ты решил, а потом передумал, то уже поздно. Точнее не поздно, а невозможно все переделать, вернуть. Время течет очень быстро, и обратной дороги нет...
* * *
Смысл высказывания «Чем больше ты имеешь, тем меньше у тебя есть» в том, что все, чем ты обладаешь, — иллюзия. Как в анекдоте: виртуально мы имеем три миллиона долларов, а реально двух проституток и одного старого пида..са. На свои деньги ты не купишь любовь, твой дом покажется тебе склепом, если в нем не смеются друзья, а твои дорогие шмотки — лишь разноцветные тряпки, если глаза потухли, как перегоревшие лампочки. У тебя есть только ты сама и свобода выбора...
Я стояла на балконе своей новой квартиры на Садово-Сухаревской и хлюпала носом. По щекам катились слезинки, и я пальцем вытирала мокрые дорожки. Внизу мигал огнями ресторан «Сыр», маня меня воспоминаниями о светской жизни. По Садовому кольцу несся нескончаемый поток машин, сигналя и торопясь. Все вокруг словно сошли с ума — вечный бег по замкнутому кругу и нет времени остановиться, подумать, отдохнуть... Жизнь неслась какими-то толчками и рывками, и нужно было держаться изо всех сил, чтобы не вылететь из таратайки.
Я вспоминала наш прощальный вечер с Тимой. Мы пошли в «Хали-Гали», и я напилась в драбадан. Почему-то, после звездного шоу Трахтенберга, мы поехали в молодежный клуб «Порт», где я, помню, целовалась с Тиминым другом, а Тима обиделся на меня и спросил: «Зачем ты это сделала?» Мне нечего было ответить — я сама не знала зачем, но терять было абсолютно нечего.
С нами в тот вечер тусовалась девчонка, из разряда тех, которых привозят на мальчишеские посиделки за пятьсот долларов за партию — оптом дешевле. И мы отправились все вместе к Тиме домой. Его друг отлучился с ней на «разгрузку со склада», а я с Тимой осталась наедине.
— Ты хорошо подумала? — в который раз спрашивал он, наклоняясь ко мне и заглядывая в глаза.
— Да, я точно решила, — отвечала я пьяно, вновь и вновь прикладываясь к стакану с виски, которого, я кажется сильно перебрала...
— Мне тебя будет не хватать. Очень.
Тима был единственным человеком на свете, который мог меня остановить, но он не сделал этого.
Все мужчины до него и после него мне казались потом «жалким подобием левой руки». И я бежала от неразделенного чувства навстречу, как мне тогда казалось, к звездам. Я сдалась, я сбежала, я испугалась, осознав, что он не будет со мной, я могу ждать его вечно, всю жизнь терпеть его похождения, но никогда он не будет любить меня, и никогда не позволит любить себя. Ему это не нужно...
— Ты что тут стоишь? Замерзнешь!
— Мне не холодно, — стараясь скрыть следы слез, ответила я.
— Давай читать будем.
— Сейчас приду.
— Не сейчас, а давай иди. — Он вышел с балкона.
Я молча показала его спине вытянутый средний палец левой руки и покорно направилась в комнату.
После моего окончательного переезда в Москву все мосты, соединяющие меня с прошлой жизнью были сожжены умелыми руками Петровича.
Он ухитрился поссорить меня даже с мамой. И получив полную власть, как в финансовом, так и в моральном плане, пользовался мной, как хотел. Утверждал, что я некрасиво разговариваю, и отправил меня на курсы риторики. По вечерам я читала вслух «Войну и мир», а он поправлял меня, обучая, в каких местах и как нужно делать ударения, паузы. Наш Дятел из университета казался мне теперь райской птичкой, честное слово.
Методы моего воспитания были унизительны. Сначала я доверяла ему и думала, что, наверное, по-другому он не умеет.
Петрович деловито хозяйничал в моих мозгах, как в рабочем ПК: устанавливал программы, удалял неактуальные файлы, ставил пароли на доступы, менял заставки.
Но этим дело не ограничилось.
Уважаемый Аркадий Петрович был человеком разносторонних интересов, человеком, жаждущим новых открытий. Довольно быстро в фокус его внимания попала экономическая сторона моего существования. Любознательный экспериментатор-гуманист с задором искал финансовый порог моей выживаемости. Мои финансовые траты были сведены к минимуму, составлявшему семьсот долларов США — прощай дорогостоящие салоны и фитнес-центры, гламурные рестораны, любимые марки одежды! Теперь я по-настоящему прочувствовала смысл фразы: «Лучше не иметь, чем потерять».
Однако результат эксперимента превзошел самые смелые ожидания. Я выжила.
В руке завибрировал телефон, и каждый его звонок сейчас был очень важен для меня. В первое время, когда я переехала в Москву, мне все звонили, скучали. Поддерживалось искреннее дружеское общение и неподдельный интерес к моей персоне. Но потом звонки стали все реже и реже. Ведь они были «там», а я «здесь». Сейчас высветился родной Иркин номер, и я, заплаканная, сказала «Алло» заикавшейся от плача Ирке.
— Ты представляешь, я приезжаю домой с Лизкой. Все ноги до жопы стерла, покупала шмотки в Милане этому Пончику с хреновой начинкой. Вхожу в квартиру — а там срач! На полочке в ванной стоит чья-то помада «Givenchy». Я спрашиваю у Лизки, она говорит, не ее, и не моя тоже... Он дома тусовки устраивал, девок таскал и даже домработнице позвонить не соизволил!
— Вот Пончик, вот дерьмо! — всхлипнула я.
— Я из-за него Рональда послала, готовить научилась, тусоваться бросила, а он... А он...
А он... — и Ирка взахлеб зарыдала в трубку. Мне хотелось завыть с ней хором. Ох, две дуры, надо ж было так влипнуть, и нас теперь таких вот «нарядных» юзают, как хотят.
— Да пошли ты его в сад, — побоялась выматериться я. — За это из моего скромного жизненного пособия вычиталось десять долларов.
— Да люблю я это дерьмовое пирожное. Не могу я без него!
— Да, он же, сама знаешь, где плавает, тебя окунает, и я еще до кучи в дерьме бултыхаюсь, — в свою очередь пожаловалась я. Свой дефолт я ощутила, когда спустилась в московское метро. Андеграунд — это погребение заживо «на скорую руку», без формальных почестей, быстро и надежно. Я бы предпочла крематорий...
— Хватит болтать! Только и делаешь, что по телефону треплешься, надо делом заниматься. Дела вести — не мудями трясти! Я тут что, нанимался тебя ждать?
И где это тут наш литературный язык?
— Слушай, Ирк, шиза косит наши ряды.
Я пошла, пока меня не скосило!
— Подожди, последнее сейчас быстро расскажу. Я с Лизкой сегодня с горя нюхнула и в столб впилилась. Машину, в общем, разбила.
— А страховка?
— Я долго буду повторять! — не унимался голос из-за двери.
— Как я могла вызвать ментов с такими зрачками? Проще машину отремонтировать, чем с ними разбираться.
— Ладно, у меня тут космические бои в разгаре, надо идти, пока жива.
— Ну да, удачи!
Я прочла несколько глав из «Войны и мира». Мой «Птенец ангельский» остался доволен — для меня сегодняшний день прошел не зря, и он попрессовал меня перед сном. Далее по семейному расписанию, составленному и утвержденному без моего участия, следовала программа «Время». Я устроилась рядом, уставившись в экран ставшего ненавистным мне телевизора. Теперь я с гордостью могла сидеть на скамейке с бабульками и принимать живое участие в обсуждении сериалов, необдуманных действий правительства, засилия рекламы и прочих новостей народной жизни. Я была отлично осведомлена обо всем, что творится в стране и мире, а также о том, что показывают по каналам НТВ+ на английском языке. Английский язык стал одним из моих «увлечений». До занятий я добиралась исключительно на метро.
А ведь не так давно мою бедную головушку на самом деле посещала мечта о «совместном щелканье пультом». Надо же быть таким лузером! Все, о чем мы когда-либо мечтаем — сбывается. Вопрос времени. Если бы я тогда об этом знала, мечтала бы осторожней и конкретней. Я попыталась воскресить ту мечту: я и он. Мы лежим на большой красивой кровати, смотрим, обнявшись, телевизор, кушаем чипсы и мечтаем о сексе, который будет во время рекламы или после того, как закончит вещать голубой экран.
Так, начнем материализацию мыслей. Я и он — есть. Кровать (большая, красивая) — есть. Телевизор (домашний кинотеатр) — имеется. Чипсы? А хрен с ними — только что был ужин. Ага. Я легла рядом с Птенчиком и обняла его, целуя в шею.
— Ну что ты делаешь? Не видишь, я занят.
— Чем ты занят, там же реклама?
— Я думаю. Не мешай.
От того, что я нежным поцелуем помешала течению его великих мыслей, мои глаза наполнились слезами, и в этот момент я захотела получить разрешение на ношение оружия, купить гранатомет и использовать его по назначению. Но эта мысль не могла так быстро материализоваться, в отличие от предыдущей, и я пошла в ванную.
Сев на унитаз из новой французской коллекции, я сдавленно зарыдала. Тихо плакать я научилась, благодаря Птенчику — наступить бы ему хоть раз на крылышки! Поскольку плакала я каждый день, опыт не мешать ему этим никчемным занятием появился у меня очень быстро. Я также быстро научилась плакать по расписанию — каждый день перед сном. У нас было все по плану.
Сегодня я поплакала и за себя, и за Ирку. Зачем мы, к черту, принимали такие решения, зачем пожертвовали ради них всем, чтобы ничего не получить взамен?
Пончик не нуждался в Ирке для тусовок, а в новом качестве домохозяйки она, тем более, была ему неинтересна. Что касается меня, то известная питерская девочка с престижной работой, бесплатной учебой и постоянно звонившим телефоном привлекала моего суженого больше, чем мямля, которая сейчас сидела у него на хвосте.
Я заливалась горючими слезами. Если бы я знала, что все так получится, я бы лучше работала со Сморчком и модельками, до конца жизни своей живя с Иркой в одной квартире. Честное слово — лучше пусть вообще не будет перемен, чем такие!
Мое отсутствие он заметил после окончания программы «Время», когда захотел в туалет. Вообще, в нормальных домах обычно две ванные комнаты, но у нас все было не как у людей — и это тоже.
Я умылась и открыла дверь на его настойчивый стук.
Мы занялись сексом по рабочему графику, а после мирно заснули.
Мне очень хочется залезть на крышу и закричать на весь белый свет: «Люди, не надо жениться без любви! Не ломайте друг другу жизнь!» Мужчина и женщина — это абсолютно разные существа, и принимать друг друга такими, какие мы есть, со всеми нашими «тараканами», можно лишь с помощью гормона любви, бурлящего в крови. А если не испытываешь данного чувства, остановись, подумай — ведь ты измучаешь и его и себя!
* * *
Следующий день был похож на предыдущий как две капли воды. Меня подняли в девять со словами: «Кто рано встает — тому Бог дает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41