Он ра
з и навсегда предпочел бедствовать, но гореть священным огнем на подмост
ках, нежели с комфортом прозябать в какой-нибудь конторе. Я всегда восхищ
алась людьми, которые знают, чего хотят, Ц сама-то я живу одним днем и обма
нываю себя, называя свою нерешительность спонтанностью. Нравилось мне и
то, что Фердинанд не был весь как на ладони, всегда себя контролировал; бол
ьше всего он боялся дать волю эмоциям, и за этим чувствовался какой-то над
лом. С ним ни в коем случае нельзя было представлять вещи, как они есть, сле
довало либо все приукрашивать, либо чернить. Над прозой повседневности р
ождалась легенда, звездный шлейф событий. Мы лжем, говорил он, из уважения
к ближнему, чтобы ему не наскучить. Рассказчик от Бога, он сыпал анекдотам
и, читал стихи, выдавал потрясающие тирады, и я могла слушать его бесконеч
но. Это был лучший отдых после моей медицины! Неутомимый в пеших прогулка
х, он водил меня ночами по всему Парижу, дарил мне город, который я с востор
гом открывала. Изобретал замысловатые, запутанные маршруты, показывал т
олько ему известные переулочки, потайные дворы, которые он метил надпись
ю или каббалистическим знаком на стене. Красивым его не назовешь, но в нем
бездна обаяния: в полных губах, длинных черных вьющихся волосах, в глазах,
которые вас будто ласкают, Ц под этим взглядом так и хочется коснуться е
го лица. Ради него я в считанные дни рассталась с моим тогдашним дружком. Я
решила, что встреча с ним была мне предназначена свыше: ведь даже номер ег
о телефона я запомнила сразу, как будто знала всю жизнь. С самого начала я
сказала себе: не торопись, смакуй этого человека, как хорошее вино, дай ему
прорасти в тебе.
Не в пример нынешним любовникам, которые ложатся в постель, не успе
в познакомиться, мы, по обоюдному согласию, оттягивали этот торжественны
й момент. Я подвергла его испытанию: отдавалась поэтапно и не просто так, а
за определенное количество увлекательных рассказов. За первый он подуч
ил право пожать мои пальцы, за втором Ц поцеловать в щеку, за третий Ц по
гладить руку до локтя и так далее. В лучших республиканских традициях я р
азделила территорию своего тела на три десятка «департаментов», причем
в случае недостатка вдохновения или если нарушались условия договора, з
авоеванные области подлежали возврату. Фердинанд имел право только на о
дин рассказ в день. Таким образом, он раздевал меня постепенно, и этот пакт
просуществовал между нами полтора месяца: я обошлась ему в сорок истори
й, учитывая штрафные санкции и особо заманчивые места, стоившие как мини
мум двух рассказов. Не раз мы оба возбуждались до того, что едва не срывали
всю затею. А под самый конец Фердинанд нарочно допустил несколько прома
хов, чтобы обставить мою капитуляцию с максимальной помпой. Вероятно, он
в то время встречался и с другими женщинами, которые утоляли его распале
нное желание.
Когда миновал этот испытательный срок, начался пир острых ощущени
й. Теперь законодателем стал Фердинанд, это его изобретением был наш, как
он говорил, крестный путь: он брал меня несколько раз за вечер, провожая до
мой, Ц в подворотне, на скамейке, на капоте машины и, наконец, в лифте, когд
а мы поднимались ко мне. На каждой остановке мне полагалось кончать. Это б
ыла наша с ним голгофа, дивная гамма самых неожиданных утех. Фердинанд во
обще был мистиком от секса. Любовью он занимался истово, как иные творят м
олитву; каждая близость непременно становилась экспериментом, открыва
ла нам новые горизонты ощущений. Наслаждение женщины было для него своео
бразным культом, в криках партнерши ему слышалась музыка райских кущ. Ор
газм же в его глазах представлял неповторимый момент, когда отбрасывает
ся стыд и совершается чудо, в котором достигает пароксизма стремление че
ловека, существа завершенного, вырваться из своих рамок и воспарить над
временем. В постели свершалось преображение, она становилась алтарем, на
котором любимая превращалась в божество, святую или фурию. И я восходила
на алтарь, не зная, обожествляют ли конкретно меня или вечно женственное
вообще.
Фердинанд не переставал ошеломлять меня, и я не знала, как его благо
дарить за то, что он дал мне зайти так далеко. Он открыл во мне нечто, о чем я
прежде не подозревала: иной раз в его объятиях блаженство было таким нес
терпимо острым, что я впадала в какой-то транс, содрогалась от смеха и пла
ча, прижимаясь к нему, как будто достигла земли обетованной. Он делал со мн
ой все, что хотел. Например, мы шли в грязную гостиницу, куда проститутки в
одят клиентов; он швырял меня, увешанную побрякушками, звенящими браслет
ами, на заплеванный пол, где валялись окурки и упаковки от презервативов,
и там, под хохот шлюх и пьяные выкрики, мы овладевали друг другом; омерзите
льная обстановка и уверенность, что за нами подсматривают завсегдатаи, с
тократ усиливала наслаждение. Он пылко целовал мои ухоженные руки, накра
шенные ногти, которые царапали его кожу, оставляли на ней глубокие раны. О
н заклинал меня терзать его, мучить, благословлял эти раны как свидетель
ство нашей страсти, нашего неистовства. Однажды он разделил меня с молод
енькой проституткой, двадцатилетней марокканкой, которая оказалась ро
дом из тех же краев, что и моя бабушка со стороны отца. От такого совпадени
я мне стало не по себе. Впервые я поцеловала женщину в губы, а потом она цел
овала меня между ног. Не скажу, чтобы было неприятно, но больше я не захоте
ла, по крайней мере в таких условиях. Любовь «на паях», как говорит одна мо
я подруга, Ц это не для меня. Когда я смотрела, как Фердинанд на диво стара
тельно сосет эту красотку, меня чуть не вырвало. Он жил в постоянном поиск
е новых эротических открытий, ни одного случая в жизни не упустил. По его н
есколько старомодному выражению, он отрицал любовь, эту буржуазную коме
дию. Говорил: дай мне несколько месяцев, и я научу тебя, как изжить ревност
ь и собственнические инстинкты. Но я оказалась неважной ученицей, допото
пные предрассудки крепко сидели во мне. Еще он часто добавлял: ты для мужч
ины Ц просто находка. Наконец-то я встретил женщину, которая никогда не п
отребует сделать ей ребенка. Твое бесплодие Ц дар Божий. С Фердинандом б
ыло раздолье плоти, зато сердце и душу он держал на голодном пайке.

Сказать по правде, этот незаурядный любовник был машиной Ц и толь
ко. Все начиналось дивной симфонией, а заканчивалось, как в боксерском по
единке, полным нокаутом. Ему надо было одного Ц чтобы я под ним выложилас
ь до донышка. Если уж совсем начистоту, в постели он был чудовищно серьезе
н, всякий раз воображая себя героем романа де Сада или Батая
Жорж Батай (1897 Ц 1962)
Ц французский писатель, считающийся наследником де Сада в соврем
енной литературе.
. Особенно Батая: однажды даже повез меня в Везле, где тот похоронен,
и заставил отдаться Ц зимой, под моросящим дождем Ц прямо на его могиле.
После этого мне пришлось обильно оросить надгробье Ц такая вот дань пам
яти усопшего. Именно в ту ночь я поняла, что движет Фердинандом: снобизм. Б
ывают снобы, сдвинутые на деньгах или светскости, а бывают сексуальные. О
н хотел во что бы то ни стало прослыть извращением: это придавало ему весу
в глазах окружающих. Наша с ним комната очень скоро превратилась в филиа
л секс-шопа: наручники, плетки, резиновые члены, кожаные маски и прочий хл
ам из порнофильмов Ц не могу сказать, чтобы мне все это очень нравилось. О
трицая условности в любви, мы оказались в плену условностей разврата.

Он доводил меня до такой степени накала, что все разговоры станови
лись излишними. Вознесенная столь высоко, я изнывала: к волне вожделения
мне недоставало волны слов. Я не ханжа, но люблю, когда после жаркого поеди
нка в постели за наслаждением следует ласка и партнерам есть о чем погов
орить. Увы, как телячьи нежности, так и умственные изыски были не в его вку
се, и я не узнавала в нем ослепившего меня поначалу краснобая. Бывает так,
что любовь с первого взгляда оказывается чисто физической и не находит о
тклика в душе. Жаль мне любовников, которые познают друг друга только чер
ез секс!
Фердинанд предпринял последнюю попытку привить мне свои вкусы и к
ак-то в отпуске нанял для меня невольницу. Это была здоровенная девка из Т
улузы, в миру студентка филологического факультета; ее дебелые телеса вы
пирали из-под кожаной сбруи. Ей полагалось исполнять все мои прихоти, а мн
е Ц за малейшее неповиновение бить ее хлыстом. Сама я при этом была полуг
олая и в туфлях на высоких шпильках. Я ломала голову, что бы ей приказать, н
о дальше мытья посуды и стряпни моя фантазия не пошла. Она проявила иници
ативу, забралась под стол, когда мы ели, подползла к моему стулу и, стянув с
меня трусики, принялась ублажать языком. Фердинанд тем временем лупил ее
по заду и осыпал отборной бранью. Я не выдержала и рассмеялась. Он вспылил
, я извинилась и пообещала быть суровой и безжалостной. Но даже самые изощ
ренные ласки этой любовницы по найму не могли меня возбудить. Кончилось
тем, что мы с ней даже подружились. Ей и самой эти игрища с клиентами давал
ись нелегко, особенно когда попадались уроды или законченные скоты. Но т
акие сеансы хорошо оплачивались, да и опыт порой давали незабываемый.

Около четырех я неспешным шагом пошла из Люксембургского сада; в г
олове звучал бодрый мотивчик, из тех, что выскребут из души любую печаль. Я
люблю этот сад Ц он мнит себя парком, но даже в его просторах есть что-то и
нтимное. Еще больше люблю Париж, любовью, граничащей с шовинизмом, люблю, п
отому что не родилась в этом городе, а сознательно предпочла в нем жить. Я
никогда не терзалась, разрываясь между Марокко и Бельгией, я принадлежу
тому отечеству, которое сама себе выбрала. А Париж Ц это ведь не просто го
род во Франции, это государство в государстве. Я ощущала в себе радостную
энергию, была полна решимости достойно проявить себя в своем деле Ц дер
житесь, душевные недуги! Пожалуй, я преувеличивала тяготы дежурства в От
ель-Дье, в конце концов, это как-никак одна из лучших столичных клиник. На с
камейках длинноногие девицы с едва намечающимися грудками испытывали
свои чары на прыщавых юнцах; когда парочки целовались, казалось, будто он
и заглатывают друг друга. Я смотрела, как две девчушки возятся с синицей, с
ломавшей крыло, и вдруг меня будто громом поразило: а ведь Фердинанд мне в
рет. Он говорил со мной так ласково только для того, чтобы развеять мои под
озрения. Он успокаивал меня Ц значит, ему есть что скрывать. От этой мысли
все закружилось перед глазами. Пришлось срочно сесть; меня прошиб пот, че
ресчур обильный даже для жаркого дня. Платок промок насквозь, едва я обте
рла лицо и руки. Этого человека не удержать, он ускользал, как вода между п
альцами. В первый месяц я старательно играла роль ненасытной Мессалины,
потакая его пунктику, соответствовала стереотипу раскрепощенной женщи
ны, притворялась, будто презираю пары со стажем, прочные союзы. Но больше я
не могу, я устала. Я не создана прыгать из постели в постель, вот в чем дело;
может быть, это не делает мне чести, но мне плевать. Мое извращение в том, чт
о я патологически нормальна. В конце концов, разве желание избежать в люб
ви избитого не избито само по себе донельзя?
Когда Фердинанд понял, что я никакая не партнерша по оргиям, а всего
лишь безнадежно обыкновенная, банально влюбленная женщина, я думала, он
меня бросит. Молила Бога, чтобы бросил. Но нет, он почему-то изменил линию п
оведения: оказывается, сентиментальный вертопрах прикипел ко мне. Послу
шать его, так до встречи со мной в его жизни не было ничего стоящего, так, од
нодневки. Как по волшебству, он вдруг стал поборником верности, заговори
л о браке, о том, чтобы усыновить ребенка. Это он-то, ярый противник моногам
ии, вызывался быть мужем и отцом семейства! Что-то тут явно было нечисто. В
самом деле, он меня любил или хотел, как говорится, и невинность соблюсти,
и капитал приобрести: не потерять меня и сохранить холостяцкую вольницу
? Беда в том, что лгун может иногда сказать и правду, да только никто ему не п
оверит. Вот и я не верила ни одному его слову, он меня совсем заморочил. Дав
ал обещания, забывал о них и снова обещал. Его вольты изматывали меня. Любо
вь боролась во мне с желанием докопаться до истины, и я стала шпионить за с
воим ненаглядным; больше всего мне хотелось насадить его на булавку, как
бабочку под стеклом. Я рылась в его одежде, в нижнем белье, шарила по карма
нам. Откуда бы он ни пришел, с порога хваталась за его руки, вынюхивала на п
одушечке среднего или указательного пальца запах женщины Ц я-то знала,
какой он до этого охотник. Я была сама себе противна Ц как можно пасть так
низко? Ц но ничего не могла с собой поделать.
Часами я расшифровывала его записную книжку: это был настоящий кла
дезь, письмена, требовавшие не меньше терпения и прозорливости, чем како
й-нибудь старинный манускрипт. Все записи в ней поддавались двоякому, а т
о и троякому толкованию, за всякой назначенной встречей могла крыться ин
трижка, возможная соперница. Я копила улики, таинственные адреса, будто н
арочно неразборчивые, фамилии, наспех, как бы в беспорядке нацарапанные
имена, которые могли быть и мужскими, и женскими, инициалы над номером тел
ефона, цифры которого были написаны так небрежно, что читались и так и эда
к. И на все эти каракули находилось объяснение: агент, например, или директ
ор театра, с которым нужно срочно связаться. В этом хаосе чувствовалась с
истема, и я ставила себе целью выявить ее, вооружившись лупой и карандашо
м. Мне случалось набирать какой-нибудь номер, я слушала голос и, устыдивши
сь, вешала трубку. Если голос был женский, пыталась представить себе его о
бладательницу, ее возраст, характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31