При всем том в
выборе Раймон не ошибся, она была чудо как хороша. О, вот она поднимает гол
ову, взгляните.
Он прибавил звук. Я увидел такое, что к горлу подкатила тошнота: на полу в т
есной камере скорчилась показавшаяся мне в первый миг кучкой тряпья кол
енопреклоненная фигурка, застывшая в безмолвной мольбе. Я плохо видел ее
лицо, но, кажется, оно было какое-то усохшее. Глаза ввалились Ц точно два з
верька забились по углам с перепугу; на сероватой коже я разглядел длинн
ые царапины. От молодости Ц если эта женщина была молодой Ц в ней не оста
лось и следа: перед нами жалобно стонала полубезумная старуха с дряблым
ртом и тощими, костлявыми руками. В глазах не было ни проблеска мысли. Я уз
нал ее непрерывное тихое подвывание, нечто среднее между рыданием и прот
яжным вздохом.
Ц Позвольте вам представить Рэчел Олбрайт, девятнадцать с половиной ле
т, рост Ц метр семьдесят пять сантиметров, место жительства Ц Северная
Каролина, увлечения Ц танцы и верховая езда. На тот момент, когда мы ее вз
яли, готовилась поступить на курсы французского языка. Мы отпустим ее на
той неделе, после двадцати месяцев заключения. Она дозрела.
И тут губы жуткого привидения зашевелились, произнося какие-то слова. До
меня не сразу дошло, что это по-английски.
Ц Help, help Помо
гите… (англ.)
…
Ц Help! Нет, сокровище мое, слишком поздно, тебе уже никто не поможет. Тяжелый
был случай, она целыми днями плакала и умоляла нас, просто замучила. Я опас
аюсь за ее рассудок. А видели бы вы ее тогда Ц загорелая, крепкая, само изя
щество, само очарование.
Я сначала полагал, что Стейнер просто чудит, Ц может, от горного воздуха
у него слегка крыша съехала. Но, узнавая все новые и новые подробности, я в
ынужден был признать печальную истину: он не шутит. Он самый настоящий пс
их, опасный псих. То, что я успел увидеть, повергло меня в ужас.
Ц Это гнусно, гнусно… Ц повторял я.
Ц Да, Бенжамен, это гнусно, согласен. Но согласитесь и вы, что она виновна и
заслуживала наказания.
Ц Да разве это ее вина, если она красива? Не могла же она всю жизнь прятать
ся.
Ц Именно! Вы попали в точку. Каждый в ответе за свое лицо. Мы не успокоимся
до тех пор, пока все прекрасные создания, мужчины и женщины, не скроют лица
или не согласятся изменить внешность с помощью хирургов.
Я не мог произнести ни слова: эта дичь меня доконала. Стейнер, видно приняв
мое молчание за скепсис, вдруг повысил голос:
Ц Вы мне не верите? Вы презираете нас, считаете, что жалкой троице не побе
дить в войне против всего мира?
Я только плечами пожал. Надо же было мне из всех психических отклонений
Ц ведь список их бесконечен Ц встретить на своем пути именно это. Перед
о мной разверзлась бездна. Я не знал, как вести себя в таких ситуациях, Ц о
пыта не было.
Стейнер между тем положил руки мне на плечи и посмотрел в упор. Я не осмели
лся встретиться с ним взглядом. На его крутом лбу билась жилка, будто пыта
лся выбраться на волю спрятавшийся в мозгу зверь. Белые капельки слюны з
астыли в уголках губ Ц при виде их мне вспомнились мои учителя.
Он мог в любую минуту сорваться, и я это чувствовал. Похоже, он опасался от
крыть мне слишком много, но и слишком мало сказать боялся Ц вдруг я не пов
ерю? Надо было бежать или хотя бы попытаться. А я сидел как пень, не в силах п
ошевелиться от навалившегося вдруг отупения. Только жалко кашлянул, пыт
аясь скрыть замешательство. Стейнер снова заговорил тоном наставника. П
афос его был так же невыносим, как и его теории. Этот жуткий фанатизм, прис
ущий фундаменталистам: осчастливить, пусть даже против воли… Мне хотело
сь заткнуть уши, чтобы не слышать больше его софизмов.
Ц Давайте выключим, Бенжамен, хорошо? Мне надо сосредоточиться.
Свет погас, экран тоже, звуки смолкли. Только маленький ночничок остался
гореть в потемках, и от вновь сгустившегося мрака мне стало совсем худо.

Ц Очень любезно с вашей стороны, что вы слушаете меня, да-да, не возражайт
е, вы на редкость терпеливы. Вы даже не представляете, насколько мне это не
обходимо. Я еще не сказал вам главного. Не стану утомлять вас подробностя
ми, распространяться о том, как мы похищаем, как заметаем следы, какие прин
имаем предосторожности. У нас продумано все: отопительная система, венти
ляционные трубы, прачечная и мусоросжигателъ Ц ничто отсюда не просочи
тся наружу. Мы действуем в глубоком подполье, как партизаны, только у нас и
ная война. Принцип, на котором основана наша работа, прост: полная изоляци
я от чьих бы то ни было глаз. Знаете, отчего дурнеют наши узницы? Оттого, что
их никто не видит. Ведь красота создана, чтобы ею любовались, она существу
ет напоказ. Отверните от нее взор Ц и она зачахнет. Именно это мы здесь и д
елаем: божественным созданиям, заносчивым донельзя, для которых каждый д
ень как плебисцит, мы перекрываем источник жизни, разом отсекаем всю под
питывающую систему Ц все эти взгляды, вздохи и прочие знаки внимания. Эт
и надменные идолы страдали от алчных взоров? Там, где они были на виду, их п
ожирали глазами? А мы подвергаем их худшему поруганию: невидимости.
Результат: они высыхают на корню. Кстати, говорил я вам, как называется наш
а мыза? «Сухоцвет». Так назвали ее пастухи, когда здесь еще пасли стада. Во
обще-то это растение, иначе говоря, бессмертник. Слово понравилось нам, по
казалось знаком судьбы. Вот мы и сделали «Сухоцвет» темницей, в которой п
рекраснейшие из прекрасных вянут и сохнут как цветы, заложенные в книгу.
Никакого насилия к нашим гостьям, а сейчас у нас преимущественно женщины
, мы не применяем. Похищаем мы их за сотни километров отсюда, ни с кем из нас
они никогда не виделись, даже словом не перемолвились. Мы сжигаем их одеж
ду, уничтожаем документы, расплавляем украшения, какова бы ни была их цен
ность. Здесь отменяются законы и упраздняются права Ц до тех пор, пока он
и не станут такими же людьми, как все.
Их камеры Ц стены там с мягкой обивкой, в каждой есть откидная койка и умы
вальник Ц находятся под постоянным наблюдением с помощью видеоаппара
туры. Увы, мы не в состоянии держать больше двух пансионерок Ц нас слишко
м мало. Мы Ц лишь скромные кустари-одиночки, как здешние часовщики Ц зна
ете, их много в окрестных долинах по обе стороны границы.
Стейнер умолк. Мне это не нравилось. Я боялся темноты, подземелья, этих зас
тенков. Я ждал, но он не спешил продолжать. Когда он говорил, мне было споко
йнее. Пока распинается, кипятится, хоть не тронет. А теперь я слышал только
его прерывистое дыхание Ц ну как ему стукнет в голову ни с того ни с сего
наброситься на меня?
Ц И что же, этого достаточно, чтобы они состарились?
Ц Ишь, какой нетерпеливый! Не спешите, юноша, всему свое время! Наши узниц
ы не общаются ни между собой Ц их разделяет широкий слой земли, ни с кем-л
ибо из нас. Если нам случается входить в камеры, мы закрываем лица. Ни одна
не знает, почему она здесь, где находится тюрьма, в чем ее вина и долог ли ср
ок наказания. Мы окружаем их стеной безмолвия, и эффект это дает потрясаю
щий: ведь поговорить хотя бы с тюремщиком Ц все-таки какое-никакое общен
ие. Здесь же им остается лишь бесконечный монолог в пустоту. За все месяцы
, проведенные у нас, они не видят ни одного человеческого лица, не слышат н
и единого слова. Они лишены прогулок, света, пищи для ума, звуков Ц и зерка
ла. Единственное, что у них есть, Ц часы на потолке камеры, но это часы с ра
злаженным механизмом: стрелки мчатся во весь опор, минуты проходят как с
екунды, часы как минуты, а сутки как часы. Этот бег стрелок, как на секундом
ере, отсчитывающем сотые доли секунды на спортивных состязаниях, олицет
воряет их стремительный распад. И ничто не должно отвлекать узниц от быс
тротекущего времени, которое делает свое дело. Время уничтожает их Ц во
т для чего они отбывают наказание в этом горном мавзолее, где мы хороним к
расоту, словно радиоактивные отходы под водами океана.
Ц И как, действует?
Я ляпнул очередной дурацкий вопрос. Любопытство пересилило страх.
Ц Поверьте, как нельзя более эффективно. Изоляция, оторопь от внезапног
о заключения, контраст с весельем и утехами прежней жизни Ц все работае
т на разрушение. Совсем недавно они строили планы, готовились кто к каник
улам, кто к учебе, кто к помолвке. И вот они в наших катакомбах, откуда ни одн
а не выйдет прежней. Красота Ц лишь миг в вечности, рано или поздно время
все равно разрушит ее. Мы лишь ускоряем процесс. Знаете, люди иногда, переж
ив утрату или удар, седеют за одну ночь. Нечто подобное происходит и с наши
ми протеже: пройдя курс небытия, они выходят постаревшими на двадцать Ц
тридцать лет. Никаких ультрафиолетовых лучей, никакой химии Ц вполне до
статочно одиночного заключения. Старость падает на них хищной птицей. За
снув молодыми, они просыпаются шестидесятилетними. Когда потери станов
ятся, на наш взгляд, необратимыми Ц обычно на это уходит от полутора до дв
ух лет, Ц мы выпускаем их на волю, очень далеко отсюда, в безлюдной местно
сти, ночью и с завязанными глазами. Они ничего не понимали, когда их бросил
и в тюрьму, и не больше понимают, оказавшись на свободе. На свежем воздухе
от них попахивает плесенью, затхлостью богадельни, прокисшим временем. А
в карман мы им суем маленькое зеркальце. И вот наша Венера глядит на себя
и видит отражение Мафусаила. Этот последний удар их доканывает: они не уз
нают себя. И обретенная свобода им не в радость, ибо свою темницу они обреч
ены носить в себе Ц темницу уродливой старости.
Стейнер включил свет. Лицо его было пурпурным, почти малиновым; скользну
в по мне тревожным взглядом, он одним прыжком пересек кабинет и уселся за
компьютер. Пальцы его забегали по клавиатуре на диво проворно, клавиши з
ацокали приглушенным галопом.
Ц Мне кажется, скепсиса в вас поубавилось, Бенжамен, я не ошибся?
Я счел за благо промолчать. Теперь, когда горел свет, я хоть мог видеть его.

Ц Я, знаете ли, немножко медиум, работаю на интуиции. Как в невзрачной мор
дашке девочки-подростка я провижу дивные черты, так и в безупречном овал
е девичьего лица угадываю червоточинки, будущие изъяны, которые нарушат
его гармонию. Да, красота возводит человеческое существо в ранг произвед
ения искусства, но один штрих может превратить принцессу в Золушку. Вот, с
мотрите.
На экране в фас и в профиль, как фотография в уголовном деле, возникло лицо
Элен. По застывшей на лице моей спутницы гримаске я узнал снимок Ц тот са
мый, что Раймон сделал «поляроидом» сегодня утром у крыльца. Цвета немно
го поблекли. Стейнер поместил мою Элен в свой банк данных!
Ц Снимок неважный, ваша подруга была не в лучшей форме, но все равно она о
чень хороша.
Он взял лист бумаги и мягкий карандаш, провел несколько штрихов.
Ц А теперь, глядя на это моментальное фото, я набросаю вам портрет будуще
й Элен Ц какой я представляю ее лет через тридцать. У нее старость затрон
ет в первую очередь рот и щеки. Левый край губ сместится к уху, и лет в пятьд
есят вот здесь образуется ямка. Губы потрескаются, утратят нынешний окру
глый контур, подожмутся, а подбородок, наоборот, выдвинется вперед.
Он поглядывал то на экран, то на бумагу, время от времени стирая что-то лас
тиком на конце карандаша.
Ц Заметьте, в человеческом теле сдает не все сразу. Первой стареет кожа,
теряя упругость. У Элен она сморщится, пойдет складками. Щеки ввалятся, от
четливее проступят скулы, и лицо сузится. Гармонии черт как не бывало Ц н
ос сразу покажется длинным, глаза запавшими. Взгляд утратит живой огонек
. Вот, я почти закончил: сейчас подчеркну складки, заострю черты, тон кожи п
отемнее, седина… Ну, что скажете?
Передо мной было женское лицо, почти точная копия матери Элен на фотогра
фиях, сделанных незадолго до ее смерти, Ц ей тогда было под шестьдесят.
Ц Испугались, а? Бьюсь об заклад, что это вылитая ее мамаша! Когда наши гос
тьи возвращаются домой, матери шарахаются от них в ужасе. Им будто являют
ся их собственные двойники. Причем дочки, превратившись в седые мумии, го
ворят прежними девичьими голосами. Этот контраст делает их особенно отт
алкивающими. Даже если они обращаются к властям, никто не принимает их вс
ерьез. Результат Ц психиатрическая клиника, или же близкие прячут их, ка
к постыдную семейную тайну; так после нашей тюрьмы они снова оказываются
в заключении.
Я был ошарашен. И все же один вопрос вертелся у меня на языке: мне хотелось
Ц если бы я решился Ц попросить Стейнера таким же манером нарисовать м
еня, каким я буду через двадцать лет. Наверно, он уловил мое замешательств
о, потому что глаза его весело блеснули.
Ц Я вижу, вас зацепило, Бенжамен. Вы считаете меня чудовищем, но тема вам и
нтересна, не отрицайте.
В каком-то лихорадочном возбуждении он вскочил, взял с полки толстый аль
бом в пластиковом футляре, положил на стол.
Ц Да сознают ли они, все эти девицы, как мы их осчастливили? Сбросить каба
лу имиджа, диктат моды, не краситься, не следить за весом, не быть игрушкам
и для мужчин… Хотели же они, чтобы их любили ради них самих? Вот им и шанс!
Он придвинул табурет поближе к моему креслу и открыл альбом.
Ц Когда у нас появляется новенькая, я рисую ее будущее лицо, а потом срав
ниваю оригинал с моим наброском. Здесь все наши прелестницы за последние
пять лет с указанием роста, возраста и антропометрических данных. На стр
анице слева Ц исходный материал, в центре Ц мой рисунок, а справа фотогр
афия, сделанная два года спустя, Можете убедиться, я редко ошибаюсь.
Стейнер ничего не таил, напротив, он был горд собой, чуть ли не похвалы жда
л: вот, мол, я каков. Собрание его трофеев с виду походило на порто-фолио ман
екенщиц, но зрелище это было жуткое. Наклеенные на картон лица рассказыв
али скорбную повесть; я видел разрушение, будто ускоренным темпом прокру
чивалась лента в кино:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31