она задалась целью вытащить меня, что называется, из грязи в кн
язи.
Ц Как только я тебя увидела, уткнувшегося в книги, мне сразу захотелось в
зять тебя на ручки. Ты был такой потерянный, один-одинешенек на всем белом
свете, и я все думала, как же вообще можно жить так.
Я слушал ее признания, раскрыв от изумления рот. Мысль о том, что придется
войти в эту жизнь, повергала меня в трепет: у меня просто ничего не получит
ся. Ее богатство вкупе с красотой слишком ко многому обязывали, барьер ка
зался непреодолимым.
Ц Поверь мне, Бенжамен, я открою в тебе совсем другого человека, я тебя пе
ределаю.
Ее страсть выразилась в первую очередь в подарках, сыпавшихся на меня до
ждем. Вкус к роскоши передался Элен с генами, как другим, например, голубые
глаза; она с детства была так избалована, так заласкана жизнью, что переро
сла ячество и капризы. Щедрость ее поистине не знала границ. Для начала он
а сняла мне премиленькую двухкомнатную квартирку в квартале Марэ, где мы
встречались почти каждый вечер, Ц она называла ее моей гарсоньеркой. По
ка она предоставляла мне свободу: мы-де поселимся вместе, когда узнаем др
уг друга получше. У меня теперь было новое жилище Ц отменное, со вкусом об
ставленное, Я о таком и не мечтал. Со своей конурой я расстался без сожален
ия, но на всякий случай продолжал вносить квартплату и оставил там кое-ка
кие вещи. Я ведь мог в любой момент лишиться милостей любовницы и вернуть
ся в «статус-кво».
Затем Элен занялась моим обмундированием: не забуду тот день, когда она з
аставила меня раздеться догола в гостиной и сожгла в камине всю мою одеж
ду, от пиджаков до последней пары носков. Ботинки, туфли, сумки и чемоданы
выбросила на помойку. Ничего не должно было остаться от меня прежнего. Он
а повела меня в торговые центры, и там, под насмешливыми взглядами продав
щиц, я мало-помалу обзавелся настоящим гардеробом. Ходить с ней по магази
нам было сущим наказанием: она, пользуясь случаем, тоже мерила костюмы, юб
ки, жакеты, затаскивала меня в примерочные кабины, пританцовывала, полур
аздетая, под музыку Ц в дорогих магазинах всегда негромко играет музыка
Ц и самым неприличным образом лезла ко мне целоваться. Везде она чувств
овала себя как дома, с продавцами не церемонилась, бывало, все переберет и
ничего не положит на место. Как будто все на свете ей обязаны и полчища хол
уев должны постоянно быть к ее услугам. Ну вот, раньше у меня была одна пар
а ботинок на все случаи, две-три пары застиранных до дыр кальсон, а теперь
Ц десятки, и я впервые столкнулся с трудностями, знакомыми только богат
ым: когда разбегаются от изобилия глаза и невозможно сделать выбор. Глав
ное, повторяла мне Элен, одеваться с шиком и в то же время чувствовать себя
непринужденно. Она не скупилась на советы, присматривала за моей амуниц
ией и никогда не упускала случая указать мне на промашки, которых в перво
е время я совершал много. Ее собственные шкафы были набиты битком, как пир
атские сундуки, и просто ломились от платьев и пальто; иногда она рылась в
них по полдня и ни на чем не могла остановиться, с восторгом обнаруживала
забытые вороха льна, шелка, мохера, кладезь дорогих тканей, у каждой из кот
орых была своя душа, свой особый запах, извлекала на свет прорву дорогих ф
ирменных вещей и не могла припомнить, чтобы когда-то их покупала.
Наконец, Элен заставила меня покончить с нездоровым питанием в закусочн
ых и сандвичами всухомятку, привычными харчами нищего студента. Оказало
сь, что есть и пить Ц это целое искусство, к которому она меня приобщала. М
ала того что Элен сама замечательно готовила, умела буквально из ничего
в два счета состряпать такое, что пальчики оближешь, и даже объедки превр
атить в лакомство, она и в ресторанах выбирала для меня самые изысканные
блюда, приучала к тончайшим букетам вин, со знанием дела объясняла меру и
последовательность, точно указывала предел, за которым кончается смак и
начинается смрад. С ней я отведал вина лучших марок, научился отличать Пе
трюс от Медока, Латур от Марго, Поммар от Вольне; она составила мне подробн
ую карту французских виноградников с указанием хороших и плохих лет. Я т
ак жаждал усовершенствовать свои вкусовые рецепторы, что находил восхи
тительным все, что рекомендовала Элен. Она растолковала мне, чем отличае
тся фрикасе от консоме, почему картофель Ц лучший гарнир и для чего, когд
а в овощной суп кладут порей, надо обязательно срезать зеленые перья. Эле
н была убеждена, что хорошим манерам можно научиться так же, как чтению и с
чету, и что любой человек, стоит ему только захотеть, способен за нескольк
о месяцев усвоить то, на что целым сословиям потребовалось не одно покол
ение. Я наверстывал упущенное, как отстающий ученик, проходил сразу два к
урса Ц учился жить с женщиной и жить в обществе. Случалось, она неделю под
ряд таскала меня по дорогим ресторанам, где приходилось терпеть пытку пр
отоколом, презрительную угодливость метрдотелей и официантов, а потом е
й вдруг хотелось в закусочные, в сомнительные забегаловки, и мы, под звуки
калифорнийского джаза, обжирались гамбургерами с жареной картошкой и в
ысоченными шапками мороженого, набивая рты, как два подростка, позабывши
е о хорошем воспитании. В такие минуты я, вечный скиталец в призрачной стр
ане любви, где намечается многое, но ничего не сбывается, переставал дума
ть о том, какие мы разные, и видел в своей спутнице, которая так простодушн
о лакомилась, почти ровню.
Элен была воплощением чисто французского склада ума, для которого харак
терно искусство серьезно относиться к легкомысленным вещам и легкомыс
ленно Ц к серьезным. По части развлечений она была непревзойденным знат
оком и занималась ими, как делом, с истинно кальвинистской строгостью, пл
анируя выходы в свет, как другие свою карьеру. Время надо проводить весел
о, иначе грош тебе цена. Ее принципы вкратце сводились к следующему: бери о
т жизни лучшее и умей радоваться каждому мгновению. Она обладала редким
талантом превращать будни в праздник и быть благодарной каждому отрадн
ому пустяку. С этим нужно родиться: Элен была создана для счастья, как я Ц
для ударов судьбы. Ей не было равных в умении с шиком прокатиться за город
, и она возила меня по таким гостиницам, где я смог прикоснуться к жизни тр
утней и толстосумов. В этих хоромах я чувствовал себя ближе к горничным и
швейцарам, чем к постояльцам, и мне все время казалось, будто я переметнул
ся в стан врага. Рядом с Элен я был допущенным ко двору простолюдином, медв
едем из глуши, на которого лишь слегка навели лоск светских манер. В каждо
м отеле моя спутница, выбиравшая уютные гнездышки для нашей любви, что-то
меняла в комнате на свой лад, передвигала стол или диванчик, бросала на кр
есло другую подушку, расцветкой повеселее. Настоящая фея Ц она могла в м
гновение ока украсить любое помещение, из безликого сделать его своим. К
огда я видел счета, мне становилось нехорошо; у меня в голове не укладывал
ось, что можно заплатить такие деньжищи за одну только ночь, что каждый ча
с нашего сна влетает в такую сумму. Элен, никогда не знавшая слова «надо»
Ц в ее словаре было только «хочу», Ц плохо представляла себе тот мир, в к
отором жил я, мир, где надо работать, чтобы жить, считать каждый грош; а ведь
так живет большинство моих соотечественников. Иногда она расспрашивал
а меня о моих родных, о детстве Ц вопросы ее были наивны до смешного.
Я затронул в ней миссионерскую жилку: с представителем низшей касты прия
тно сознавать себя благодетельницей. Элен действительно хотела вытащи
ть меня из этого болота, своей любовью она мечтала изменить меня Ц так ин
ые женщины влюбляются в педерастов в надежде победить их порок. Ей было д
вадцать пять лет, а мне Ц тридцать семь, но я чувствовал себя ребенком на
ее попечении: она радовалась моим успехам, подбадривала меня, мол, терпен
ие и труд все перетрут.
Мне понадобилась не одна неделя, чтобы признать, что она, по общепринятым
критериям, очень хороша собой, что многие мужчины на нее заглядываются, а
многие женщины ей завидуют. Все у нее было тоненькое, шея белая-белая и та
кие изящные ушки Ц мне всегда хотелось съесть их, как печеньица. Еще она т
ак мило проводила языком по губам, когда ей было хорошо, облизывалась, сло
вно сытая кошечка, Ц я обожал эту ее манеру. Сама того не зная, она была окр
ужена каким-то поэтическим ореолом, который казался органичным порожде
нием ее плоти. Обаяние Ц это романтическая аура человека, она-то и делает
его ни на кого другого не похожим. Я обалдевал от масштаба ее талантов и м
ногогранности познаний, а ее молодость возводила все эти достоинства в п
рямо-таки устрашающую степень. Со временем я проникся к ней известным во
схищением, и со стороны нас вполне можно было принять за пару воркующих г
олубков.
Разумеется, я не обманывал себя: я был ее игрушкой, уловом из сточной канав
ы, любимой комнатной собачкой, отмытой и завитой болонкой при ее юбках, Я б
ыл ее добрым деянием, которым она как бы искупала свое богатство, Ц точно
так же она всегда подавала нищим, специально запасала с утра пригоршни д
есятифранковых монет на весь день. За девять месяцев, что мы были вместе, Э
лен не познакомила меня ни с кем из своих друзей: она выжидала, еще рано бы
ло выводить меня в свет. Я был, так сказать, новичком на испытательном срок
е. Да я и сам побоялся бы якшаться с ее окружением, состоявшим из людей с до
статком и хорошего происхождения Ц такие мягко стелют, да жестко спать,
меня бы их злые языки уж точно не пощадили. Так что связь наша для всех был
а тайной, но не потому, что Элен стыдилась меня. Она просто ждала того дня, к
огда сможет гордиться мной, то есть тем, кем я стану благодаря ей. Ведь это
она извлекла меня из скорлупы, дала возможность подняться на такие высот
ы, где мне лучше дышалось, помогла сбросить шкуру неотесанного мужлана. О
на должна была стать для меня карающим мечом, а стала избавительницей, по
дарив мне второе рождение. Через несколько месяцев я был вынужден призна
ться себе, что уже не мыслю жизни без этой женщины. Я даже немного злился н
а нее за бесконечные щедроты. Мне нечем было ей отплатить, и благодарност
ь зачастую оборачивалась досадой.
Труднее всего, как я вам уже говорил, мне давалась интимная близость. Убед
ившись, что я не слишком ретиво воздаю должное ее телу, Элен предъявляла м
не свое желание как мандат. Мне полагалось приносить жертвы на алтарь Ве
неры, об отказе не могло быть и речи! Она назначала мне свидания по телефон
у командным тоном, не допускающим возражений:
Ц Сегодня вечером, книжный червяк, я задам тебе жару.
У меня от этой перспективы заранее подкашивались ноги. Но она умела цело
вать меня так нежно, что я, побежденный, уступал. Она заклинала меня раздви
нуть ей ноги Ц так с лихорадочной поспешностью раскрывают книгу на нужн
ой странице Ц и горячо шептала мне на ухо сальности и непристойности. Я к
раснел, конфузился. И конечно, со своей страстью к магнитофонам, она никог
да не забывала все записывать и потом прослушивать, отчего мне становило
сь уж совсем невмоготу. Но когда заканчивались наши истерические содрог
ания, я бывал вознагражден за все. Одни предаются свальному греху, другие
в охотку истязают друг друга, а у нас был свой пунктик Ц массаж и косметич
еские процедуры. Однажды, когда мне было жарко, она намазала мне лицо каки
м-то кремом; ощущение было такое дивное, что я взмолился: еще! Мало-помалу о
на стала обихаживать меня и холить так, будто я и впрямь был ее маленьким с
ыном. Купала, намыливала, умащала всевозможными восхитительно пахнущим
и кремами, эмульсиями, скрабами, гелями, которые якобы увлажняют эпидерм
ис, разглаживают морщины, возвращают коже упругость. Она колдовала надо
мной с множеством изящных флакончиков, разноцветных коробочек, к которы
м прилагались инструкции длиннее уголовного кодекса. Тонкой кисточкой
она наносила мне на щеки охровую пудру, и мое лицо приобретало цветущий в
ид. Но самым любимым моим ритуалом стали еженедельные сеансы маникюра и
педикюра. Она так тщательно, так искусно стригла мне ногти, что мною овлад
евал экстаз. Столько всего надо было отшлифовать, обточить на руках и на н
огах: я и не знал, сколько у меня тут лишнего, просто непочатый край заусен
цев, ороговевшей кожи, чешуек. Не могу передать, какие ощущения вызывали э
ти процедуры в моих конечностях. Какой-то неизвестный рефлекс посылал и
зумительной силы разряды от нервных окончаний рук и ног в мой мозг, и я изн
емогал. Я достигал блаженства, когда Элен, превратив мои ногти в букет из д
есяти цветков, гладких на ощупь и блестящих, как маленькие зеркальца, сма
зывала мне пальцы смягчающим бальзамом. После этого я сразу проваливалс
я в глубокий, крепкий сон.
Но на этом мы в своих играх не останавливались: Элен обожала обирать меня,
как это делают обезьяны, вычесывать, ощипывать. Она разделила мое тело на
зоны разведки и пристально изучала каждый миллиметр кожи, выискивая хар
актерные выпуклости и многообещающие кратеры. Она прокалывала и выдавл
ивала прыщики с каким-то маниакальным исступлением, близким к оргазму. Т
ело мужчины представлялось ей целиной, которую она без устали расчищала
и раскорчевывала. Ей претила растительность Ц как борода, так и волосы н
а теле, и я всякий раз жертвовал одним-двумя, которые она ловко выдергивал
а. Хотите верьте, хотите нет, но в эти часы, когда ее руки обрабатывали меня,
разминали, растирали, массировали, похлопывали, я получал ни с чем не срав
нимое наслаждение. Это было потрясающе. Я урчал от удовольствия. Никто ни
когда не нежил меня так. Руки Элен были моим раем, в котором мне хотелось о
статься навеки.
Что она меня баловала Ц это слабо сказано;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31