Я представлял себе, как, должно быть, глубоко проминается
супружеское ложе под его грузным телом. Говорил он все более невнятно и т
еперь напоминал мне старого индейского вождя, совершающего тайный обря
д у огня; он колдовал, не обращая внимания на буран, по-прежнему бушевавши
й за окнами. Раймон же, убрав со стола и подав нам горячительные напитки Ц
Элен трижды подливала себе арбуазской виноградной водки, Ц уселся у но
г Жерома с подносом на коленях и принялся за яйцо всмятку, обмакивая в нег
о длинные ломтики хлеба с маслом. Бедняга был безобразен донельзя, но мне
вдруг пришла смешная мысль, что, будь он животным, я счел бы его даже симпа
тичным. С застывшей на губах готовностью к улыбке, он жадно ловил каждое с
лово своего хозяина, ожидал приказания, чтобы вмиг ожить. Он ел, наполовин
у смежив веки, точно ящер, всем своим видом показывая, что. не слушает нас, к
ак будто из-за толстой кожи Ц или подчиненного положения Ц был неспосо
бен к общению с окружающими.
Элен он пожирал глазами, но искоса. Будто боялся обжечься. Если же она вдру
г случайно останавливала на нем взгляд, его красное лицо становилось пун
цовым. Собрав хлебом весь желток Ц ел он опрятно, не ронял вокруг капель и
крошек, Ц он выскреб остатки белка, ловко разбил ложечкой скорлупу и ист
олок ее в порошок на дне рюмочки. Потом, как-то незаметно и особо не стесня
ясь, положил голову на колени хозяину Ц ни дать ни взять верная псина-сен
бернар. Тот попытался было его отстранить, но куда там. Это была его прерог
атива, он был в своем праве. Живя в затворничестве, господин и слуга, связа
нные нерасторжимыми узами, преодолели разницу в социальном статусе. В эт
ой допотопной парочке, уединившейся в тепле высоко в горах было что-то см
ешное и трогательное одновременно. Интересно, подумалось мне, а как на эт
о смотрит законная супруга?
Мы выпили по последней, и «сам» наконец подал знак отправляться на боков
ую, пожелав нам доброй ночи. Он обещал утром отбуксировать нашу машину и, е
сли потребуется, послать за механиком. Нас слегка развезло, и мы пребывал
и в блаженном состоянии, среднем, между усталостью и опьянением. Коротыш
ка проводил нас в спальню по замысловатому лабиринту коридоров Ц без не
го мы бы там заблудились. Мы шли мимо множества дверей, расписанных цвето
чным и звериным орнаментом. Нас разместили наверху Ц дом был двухэтажны
й, Ц в прекрасной комнате, обшитой светлым деревом, с кроватью в алькове,
задернутом занавесями. Подушки были набиты нежнейшим пухом, наволочки с
вышивкой. Две грелки, спрятанные под пухлыми, как брюшко, перинами, уже сог
рели простыни. На полу стояли меховые тапочки Ц большая пара и маленька
я. Элен от всех этих знаков внимания пришла в восторг и удивилась, откуда о
ни смогли хотя бы приблизительно узнать наши размеры. Окна с двойными ра
мами были закрыты окованными железом ставнями, от большой, облицованной
синим кафелем голландской дровяной печи исходило восхитительное тепло
. А уж ванная комната была просто мечта: ванна походила на маленький бассе
йн, хромированные краны сияли, натертый пол блестел и приятно пах воском.
Да, эти люди умели жить. Даже в дорогом отеле мы бы не получили такой отмен
ной комнаты.
Как я и опасался, Элен была чересчур возбуждена. Наше приключение и цвети
стые комплименты Стейнера раззадорили ее. Едва закрылась за Раймоном дв
ерь, как она прижалась ко мне, будто в томном танце, стараясь поймать мои г
убы. Вечная история: я шарахался от ее авансов, пугаясь их, и недоумевал, по
чему столь утонченное существо позволяет себе так распускаться. Она под
толкнула меня к кровати и опрокинула навзничь на перину.
Ц Элен, не сходи с ума, только не здесь, нас же услышат!
Довод был неудачный: ведь именно перспектива быть подслушанной или даже
застигнутой посторонними возбуждала ее.
Тогда я предпринял отвлекающий маневр.
Ц Ты не находишь, что я неважно выгляжу? По-моему, я постарел.
Ц Да, ужасно, я просто не решалась тебе сказать. Поцелуй меня скорее, а то е
ще подумают, что ты мой папа!
Рука ее скользнула вниз по моим брюкам.
Ц О, я вижу, папочка у нас еще слаб.
Это было сильнее меня: всей душой я отвергал саму мысль о совокуплении, но
моя плоть неизменно голосовала «за». Я попробовал обуздать эрекцию, мысл
енно переводя швейцарские франки во французские и затем в доллары. Элен
в постели бывала то хищницей, то голубкой: в первом случае царапалась и ку
салась, во втором была приторно-томной и медлительной. В ту ночь в ней взы
грала страсть. Она забилась в долгом, как церковная проповедь, оргазме, ко
рчилась на подушке, словно платила своим исступлением нашему престарел
ому Казанове за гостеприимство. Не будь наслаждение у мужчины так очевид
но, я бы симулировал его, лишь бы избежать. Потом я смотрел на капельки сво
его семени, стекавшие по ногам Элен, на исторгнутую мною молочно-белую вл
агу, мою силу и молодость, растраченные впустую, и гнев обуял меня. Из-за не
е я скоро превращусь в развалину!
Едва успев утолить свою похоть, моя милая вскочила и, совершенно голая по
среди жарко натопленной комнаты, принялась высмеивать хозяев. Тайком от
всех она записала все наши разговоры на диктофон и теперь дала мне просл
ушать пленку. Покатываясь от хохота, она сыграла ужин в лицах, изобразила,
как Стейнер, «распустивший слюни дедок», копошился под столом в своей ши
ринке, распространяясь о Востоке; как Раймон, «карлик, недоносок», стучал
по яйцу; не пощадила и меня, объевшегося и уснувшего за столом, не пощадила
и самое себя со своей болтовней и льстивыми восторгами. Выпячивая попку,
которая круглела над ляжками, точно второе лицо, взиравшее на мир единст
венным глазом, Элен приплясывала, выделывала немыслимые па. Пародия у не
е получилась на диво виртуозная, и я не мог не рассмеяться, хотя мне было ч
уточку неловко за ее неблагодарность и двуличность. Прыснув в последний
раз, она повалилась на наше ложе.
Ц Какой кошмар Ц сидеть безвылазно в этой дыре, в глухомани. А дом-то, ну
что за безобразие Ц какая-то помесь домика семи гномов с борделем!
Я был потрясен: лично мне дом показался очень красивым. Стало быть, моему в
кусу нельзя доверять! Неужели я так ничему и не научился?
Ц И этот Стейнер, надо же так застрять в прошлом, мумия, да и только! Хуже н
ет этих старых пердунов Ц не могут забыть свой шестьдесят восьмой год и
ничего другого знать не хотят.
Я хотел было возразить, но Элен, переплетя свои ноги с моими, мгновенно усн
ула. Я надел на нее пижамную куртку, укрыл периной, поцеловал в плечо. Она у
лыбнулась мне сквозь сон, улыбка была ласковая, полная нежности. Если бы т
олько она не доставала меня своим либидо, как все было бы прекрасно!
Среди ночи я проснулся весь в поту, сердце колотилось, желудок крутило: зр
я я так много пил и ел. Мне послышалось, будто где-то тренькал звонок, тарах
тел мотор, хлопали двери. Я зажег свет, зная, что Элен все равно будет спать
как убитая. На подушке остались мои волосы, я пересчитал их. Потом в ванной
долго разглядывал себя в увеличительном зеркале; в таком каждая пора на
коже выглядит кратером, а каждый волосок Ц длинной пикой. Потери были на
лицо, и немалые. Я побледнел, осунулся; желтоватая кожа кругами обтянула г
лаза, мышцы дряблые, по подбородку сбегала трещинка, как будто время шало
вливо царапнуло меня своей тросточкой. Да еще морщинка, та морщинка в уго
лке левого глаза никуда не делась. И это я возвращался с курорта! Меня несл
о к другому берегу. Годы накатывали на меня нескончаемым приливом, разру
шали миллиметр за миллиметром. Как бы мне хотелось быть таким гладким, чт
обы зеркала заглядывались в меня, а не я в них. Я ощупывал себя, пытаясь опр
еделить, много ли от меня осталось, и силясь остановить разрушение моих ч
ерт, которые осыпались повсюду, как песок. Я созерцал картину стремитель
ного разрушения, и меня брала оторопь. В тридцать семь лет я чувствовал се
бя конченым человеком!

Под снежным саваном

Наутро нас разбудил скрежет лопаты за окном. Ярко светило солнце. Зрелищ
е из нашей комнаты открывалось столь же сказочное, сколь и печальное. Дом,
затерянный в еловом лесу, стоял, прислонившись к утесу Ц каменной плите
высотой в добрую сотню метров, вдали виднелись вершины Альп Ц они обозн
ачали стены нашей тюрьмы. Куда ни глянь, глаз различал только белизну во в
сем многообразии оттенков. Мороз придавал пейзажу какую-то кристальную
чистоту; на деревьях выросли снежные бороды, на водостоках Ц белые носы.
Сосульки сверкали на ветвях, словно огни святого Эльма. Снег искрился, ег
о блеск слепил глаза казалось, будто вся земля присыпана битым стеклом. О
т этой идиллической картинки мне стало страшновато, и я порадовался, что
скоро ступлю на парижский асфальт. Мы были отрезаны от мира в этой ледяно
й пустыне, в окружении неприветливой чащи.
Зато перейдя к другому окну, я обрадовался, увидев, как Раймон, в длинных т
русах и футболке, в тяжелых башмаках, надетых на шерстяные носки, с губкой
и ведром воды, мыл нашу машину Ц он отбуксировал ее сюда на рассвете. Тако
й маленький, коренастый, свежевыбритый в, наверно, благоухающий, он драил
кузов, выдыхая клубы пара, и при виде его мне стало весело. Решительно, я ош
ибся в нем вчера! Я оделся и спустился вниз, чтобы поблагодарить его за усл
угу. Он был, судя по всему, в расчудесном настроении, сообщил мне, что темпе
ратура за ночь упала до минус двадцати. Сказал, что вот-вот приедет механи
к. Наш автомобильчик сверкал никелем на снегу, отмытый до блеска, Ц дорог
ая безделушка, причуда богатых горожан, немного неуместная в этой обстан
овке. Но он был здесь, и мне стало как-то спокойнее. Пусть он не готов пустит
ься в путь прямо сейчас Ц все равно. Раймон принялся очищать скребком ве
тровое стекло; он уже успел покопаться в моторе и полагал, что толчок мог п
овредить какую-то деталь. Механик, заверил он меня, все исправит в два сче
та.
Затем, надев брюки, слуга подал нам завтрак, Мы поели одни за низким столик
ом в гостиной. Где-то было включено радио, играла музыка Ц не то Франс Гал
ь, не то Мишель Полнареф, я не разобрал. Раймон, шустрый, проворный, хлопота
л, наполняя весь дом шорохами. Пока мы пили кофе, он натирал пол, смахивал п
ыль с мебели, по комнате разлился запах воска и меда. Вскоре пожаловал и «с
ам» в потертых джинсах и непромокаемых сапогах. Господин Стейнер был неб
рит, нечесан, сутулился; мне показалось, что он спал этой ночью не лучше ме
ня. Длинный, как жердь, он будто не знал, куда девать свой остов, когда выпря
млялся во весь рост, а свисавшие серые пряди волос делали его похожим на к
акого-то облезлого гуру.
Ц Как, вы еще здесь?
Куда девался вчерашний радушный хозяин Ц мы, оказывается, мешали! Ему не
терпелось нас выпроводить. Элен заверила его, что мы, разумеется, уедем ср
азу же, как только починят машину.
Ц Поспешите, пока стих буран, это ненадолго.
Даже не попрощавшись, он оставил нас и отправился на лыжную прогулку по с
нежной целине. По мне, так эта грубость была даже лучше: по крайней мере, ни
кто не притворялся. Он приютил нас на ночь; как говорится, пора и честь зна
ть.
Элен встала в скверном настроении, с сильной головной болью. Она ушла нав
ерх принять душ, а меня Раймон уговорил осмотреть дом. При свете дня наше п
ристанище, утопавшее в снегу, выглядело прелестно, как кукольный домик; к
азалось, будто зверек, свернувшись, выглядывает из-под пуховой перины. Эт
а старая горная мыза с крышей, увенчанной высоким гребнем, наводила на мы
сли об уединении и покое. Раймон был сама любезность Ц странное дело, хоз
яин с утра стал мрачнее тучи, а угрюмый слуга, наоборот, повеселел; он пока
зал мне кухню, прачечную, чердак, где была оборудована комната для отдыха,
дал мельком заглянуть в спальни хозяина и хозяйки Ц стало быть, они спал
и врозь, Ц сводил меня и в гараж, устроенный в бывшем амбаре, где имелся по
лный комплект инструментов, блестящих, как новенькие, и разложенных в об
разцовом порядке. Он расчистил от снега родник Ц струйка застыла ледяны
м конусом. Раймон был неотделим от этого дома, даже говорил о нем как о сво
ем, я только и слышал: «наша резиденция, наш домик в горах»; он поспешал на с
воих коротких ножках, открывал передо мною двери, зажигал свет.
Я бы искренне восхищался всем этим, но из-за давешних замечаний Элен виде
л все, будто в кривом зеркале. Дом не грел меня, скорее раздражал. Я слушал в
полуха, как мой гид распространяется об оконных рамах, о резных буковых н
аличниках, о ванильном оттенке внутренних переборок, о печи, в которой ко
гда-то пекли хлеб, а теперь плавили смолу. Если он думал, что меня умилят вс
е эти деревенские штучки, так мне их с лихвой хватило в детстве! Во всей эт
ой экскурсии случился только один не лишенный интереса эпизод, который д
олжен был бы меня насторожить: когда мы проходили через кухню, Раймон пок
азал пальцем на вделанную в стену панель в дальнем углу, на которую я не об
ратил внимания.
Ц Там, в подвале, личный кабинет «самого», Ц пояснил он и подмигнул мне, к
ак будто сказал нечто скабрезное.
Справа от панели я заметил большой ключ Ц он был на самом виду. Я не нашел
ся, что ответить, и благополучно забыл об этом.
Вскоре приехал на мотосанях механик, неопрятный толстяк в анораке повер
х расстегнутой рубашки, и я подивился выносливости местных жителей, кото
рые выходят на улицу полуодетыми при температуре ниже нуля. Из-под майки
виднелась черная курчавая поросль на груди. Он тут же нырнул под капот ма
шины, а когда я подошел, едва поднял голову Ц и красная же у него была физи
ономия! Ц чтобы поздороваться со мной. Заляпанные машинным маслом штан
ы были ему велики и сползали. Меня эта неряшливость успокоила: ясно, что он
целыми днями возился с моторами и смазкой. Мне хотелось поскорее уехать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31