Ц Вы здесь не на своем месте. В прозорливости ему было не отказать,
это дар слабых людей Ц безошибочно угадать вашу слабину.
Ц Не понимаю, что вы имеете в виду, Ц пробормотала я, Ц И вообще, не
обо мне речь.
От волнения у меня сел голос.
Ц Может быть, пойдем в кабинет?
Ц Ни в коем случае, нас могут увидеть. Прошу вас, останемся здесь!

Психиатр обязан быть осторожным и соблюдать дистанцию: нельзя под
пускать пациентов слишком близко и уж тем более воспринимать сказанное
ими буквально. Я же поступала в точности наоборот, нарушая все правила. В с
лучае чего никто не придет мне на помощь, а ведь неизвестно, что может взбр
ести в голову этому паяцу. Мысленно я прикидывала, насколько он силен: тощ
ий, не выше меня ростом, если что, я его щелчком опрокину. И потом, что скрыва
ть! Это ночное вторжение заинтриговало меня. Если он и чокнутый, то, по кра
йней мере, не похож на других. У человека, который так рискует, чтобы прост
о поговорить, должны быть по-настоящему веские мотивы, И как бы то ни было,
уснуть мне все равно больше не удастся.
Ц У вас не найдется чего-нибудь попить? Умираю пить хочу.
Я наполнила пластмассовый стаканчик водой из-под крана; мне очень
хотелось растворить в ней хорошую дозу транквилизаторов, чтобы он выруб
ился. Он отвернулся и выпил воду, приподняв маску: Потом почесал ее, точно
это была его кожа, Ц ноготь издал царапающий звук, как по коре дерева. До м
еня вдруг дошло, как сильно от него пахнет; этот острый кисловатый запах б
ыл мне знаком Ц он боялся не меньше, чем я. Меня одолело подлое желание во
спользоваться этим. Я схватила его за локоть Ц кости у него были как у цып
ленка. И еле сдержалась, чтобы не врезать ему, не заорать: «Убирайтесь вон,
кому другому морочьте голову вашими бреднями!» Бывают же такие существа
Ц до того слабые, что прямо-таки напрашиваются: ударь. А этот, старчески с
горбленный, весь какой-то помятый, раздражал меня донельзя. И потешный же
у меня, наверно, был вид; растерзанная, полуголая, трясу, словно грушу, како
го-то хлюпика в пижаме. Он не сопротивлялся, только проблеял жалобно:

Ц Прошу вас, выслушайте меня, вы одна сможете меня понять!
Ах я стерва Ц мне показалось, что он даже всхлипнул. Я швырнула его
в кресло, он плюхнулся, еле переводя дыхание, удивленный моей вспышкой. Я с
далась. Заперла дверь, села на кровать. Комната была крошечная. Тесные пом
ещения как-то дисциплинируют и принуждают к вниманию: в них от собеседни
ка никуда не деться. Я потянулась к выключателю, но он попросил не зажигат
ь свет. И начал свой рассказ. Маска заглушала голос, моему собеседнику при
ходилось напрягаться, надсаживаться, словно он на костыли опирался, чтоб
ы его услышали. Мне от этого закрытого лица было не по себе. Он меня видел, а
я его нет, не было ни единой щелочки, через которую я могла бы заглянуть в е
го душу. Я ведь так и не знала, кто он такой и как его зовут. Время от времени
он брал мою руку и, хоть я невольно морщилась, сжимал ее в своей. Это была не
угроза, а выражение солидарности, жест собрата по несчастью, просьба о по
ддержке. Мы пустились в плавание по волнам его жизни, и это пожатие было вр
оде глотка спиртного для бодрости перед трудной дорогой. Он рассказал, к
ак застряла машина в горах, как пришло спасение, и продолжал так:

Осторожный стервятник

Мы приближались к дому, зажатые на переднем сиденье «рейндж-ровера», и то
лько дивились сноровке водителя, который безошибочно вел машину сквозь
метель. Я все думал, что же это за странный хозяин и почему он сначала проя
вил такую подозрительность, а теперь готов оказать нам гостеприимство. Н
и я, ни Элен даже не представляли себе, что нас ожидало. Но здесь я должен пр
ерваться и рассказать вам о том, как я познакомился с моей спутницей.
Так вот, зовут меня Бенжамен, Бенжамен Толон, это имя мне дали не иначе в на
смешку, если учесть, как потрепала меня жизнь
Benjamin Ц любимец,
баловень судьбы (фр.).
. Я с детства отмечен печатью вырождения, я и на свет появился старым
и усталым, как будто принадлежу к вымирающей породе. Мне сейчас тридцать
восемь, а выгляжу я на все пятьдесят. Во мне скрыт труп, он разъедает меня и
знутри и растет за мой счет. С ранних лет я мечтал: вот бы найти такого торг
овца, у которого можно покупать время порциями, чтобы замедлить разрушен
ие. Седина припорошила мою голову еще в колыбели да так с тех пор и осталас
ь.
Скромный провинциал из Центральной Франции, младший сын в небогатой сем
ье, все детство я прожил в болоте смертной скуки. Когда мне стукнуло шестн
адцать, я сбежал в Париж, полный решимости порвать со своей средой. Я приех
ал в столицу сентябрьским днем; на каждом перекрестке меня ослепляли шик
арные дома и нарядная публика, опьяняли запахи богатства и свободы. В тот
день я поклялся себе, что ноги моей больше не будет в городке Т. Ц отец слу
жил там по земельному ведомству, Ц где бездарно пропала моя юность. Я про
клинал ограниченность своих родителей и всех предков, чьим единственны
м чаянием из поколения в поколение было подняться по социальной лестниц
е хоть на одну ступеньку. Один в Париже, без гроша в кармане, я мечтал найти
новую семью, которая в утешение за годы, прожитые в старой, открыла бы пере
до мной блестящие перспективы.
Но обольщался я недолго: столица оказалась мне не по зубам. Ни силой, ни ин
теллектом я не мог покорить ее. Ни одна из ролей, отведенных в нашем общест
ве беднякам Ц холуя, хулигана или бунтаря, Ц мне не подходила. У меня был
а только одна страсть Ц книга, единственные мои союзники в борьбе со вре
менем. Людям я предпочитаю книги: они уже написаны, их открываешь и закрыв
аешь, когда хочется. Ведь к человеку никогда не знаешь, как подступиться, е
го не отложишь и не уберешь на полку. С грехом пополам сдав экзамены, я зас
ел за изучение литературы и получил возможность сравнить себя с писател
ями, подавившими меня своим талантом, Ц таков был главный результат мои
х занятий. Ценой неимоверных усилий и всяческих уловок я получил-таки ди
плом, но до степени не дотянул. Сохранив с юности допотопное благоговени
е перед печатным словом, я жаждал писательской славы, а между тем мне нече
го было сказать, я не имел за душой даже маленького дарования, которое мог
бы развить. Но я твердо решил, что никогда не вернусь в глухомань, где так д
олго прозябал, и изо всех сил цеплялся за Париж. Не год и не два перебивалс
я чем придется: был официантом в дешевых забегаловках, посыльным, Дедом М
орозом в больших магазинах. Возил паралитиков в инвалидных креслах, дава
л уроки грамматики и английского тупицам и непоседам, которые зевали, ст
оило мне открыть рот. Читал газеты старикам и старухам в богадельнях, мы с
ними обсуждали новости, и я всегда разделял их мнения. Одна пенсионерка, б
ывшая служащая Министерства связи и большая любительница путешествий,
платила мне за то, что каждый вечер ровно в шесть я приходил кормить и прич
есывать ее кота. Я должен был ставить для него определенную музыку Ц «Ше
херазаду» Римского-Корсакова и, закутавшись в покрывало, исполнять неск
олько танцевальных па. Только после этого котяра, благосклонно мурлыча,
соглашался съесть свой ужин.
Еще мне поручали выгуливать собак. В иные дня случалось выводить по четы
ре-пять псин за раз. Вся эта свора тявкала, рвалась с поводка и оставляла н
а своем пути пахучие метки. Часто я присаживался на скамью, чтобы прочест
ь им новеллу или стихи собственного сочинения: Если они виляли хвостами
и лизали мне руку Ц это был хороший признак. Вообще-то по большей части о
ни грызлись, обнюхивались, залезали друг на друга и спаривались на потех
у окрестной детворе. В этом плане мы ничем не лучше собак, просто они делаю
т у всех на глазах то, чем мы занимаемся тайком, и у них, по крайней мере, ест
ь оправдание: они Ц животные.
Жил я в XIX округе, на восьмом этаже обшарпанного дома, где снимал каморку по
д самой крышей, без душа и с туалетом в коридоре. Позволил себе только одну
роскошь Ц телевизор, смотрел его по нескольку часов в день и даже разори
лся на кабельное телевидение. Я глотал все передачи подряд, фильмы, сериа
лы, перескакивал с одного канала на другой, боясь что-нибудь, пропустить,
и так до поздней ночи. Тогда же я нашел свою стезю. Один из моих собачников,
увидев меня за чтением, решил, что я имею какое-никакое образование, и под
елился со мной своей проблемой. Он хотел подать жалобу в налоговое ведом
ство и не мог найти для этого нужных слов. Я составил письмо, и его претенз
ия была принята. После этого я стал чем-то вроде писаря для соседей Ц ста
риков, неграмотных, иностранцев, которые были не в ладах с нашим языком. Я
писал весточки их родным и близким, заполняя бланки, составлял коротеньк
ие некрологи и извещения о рождении для газет. Расценки у меня были самые
скромные, и работы хватало. Я снискал кое-какую известность в квартале, ко
мне даже приходили из соседних округов. Но подлинным моим призванием ст
али любовные письма: одна пятидесятипятилетняя дама вновь встретила че
ловека, который сватался к ней в восемнадцать, и попросила меня облечь в ц
ветистые слова переполнявшие ее чувства. Эту задачу я выполнил с большим
старанием. Надо полагать, мое письмецо понравилось, потому что посыпали
сь новые заказы. Вот тогда-то я и разработал метод, которым так успешно во
спользовался потом. Ко мне приходили любовники в ссоре, супруги в разлук
е, незадачливые воздыхатели, я вынужден был писать всегда об одном И том ж
е; но всякий раз измышлять что-то оригинальное. И я стал обращаться к вели
ким писателям, которых в свое время изучал: у одного заимствовал комплим
ент, у другого мадригал, у третьего удачную остроту. Я просеивая тексты, из
влекая разменную монету чувств, общепринятые враки, милые всем влюбленн
ым красивости. Для каждого случая, будь то встреча, предложение руки и сер
дца или разрыв, у меня имелось типовое письмо, в котором непременно должн
а была засверкать подобно бриллианту среди стекляшек то строка из Бодле
ра, то фраза из Пруста; разумеется, я их слегка подправлял и подгонял под с
итуацию. Клиентам же моим было невдомек. Иной раз ко мне обращались обе за
интересованные стороны, и следовало быть очень внимательным, чтобы не на
писать для них одно и то же. Мужчины и женщины приходили ко мне за советом,
делились самым сокровенным. Я, не имевший никакой личной жизни, стал добр
ым гением всех рогоносцев и брошенных жен. Моя любовь к животным внушала
людям доверие. Меня ценили за то, что я в совершенстве владел языком нежны
х чувств, умел убедить нерешительную девушку, тронуть сердце разгневанн
ого мужа или обманутого жениха. Имитируя страсть, любовный пыл или раска
яние, я не скупился на штампы и банальности Ц старые как мир, они казались
чем-то новым тем, кто не был с ними знаком.
Известность моя скоро вышла за пределы узкого круга заказчиков. Ко мне о
братился некий издатель и строго конфиденциально предложил следующее:
состряпать фальшивку, которую он намеревался выпустить под именем Викт
ора Гюго Ц как выпустили и раскрутили неизданный роман Жюля Верна неско
лько лет тому назад. Он дал мне сюжетную канву: солдат наполеоновской гва
рдии возвращается из России, скитается по Европе, сидит в тюрьме во Франц
ии при Реставрации, участвует в событиях 1830 и 1848 годов и, наконец, умирает в д
ень прихода к власти Луи-Наполеона Бонапарта, Ц по которой я должен был
вышить узоры «в духе первоисточника» достаточно искусно, чтобы ввести в
заблуждение даже самых авторитетных специалистов. Он, со своей стороны,
брал на себя всю юридическую сторону дела, в том числе возможные проблем
ы с наследниками. Подобно тем художникам, что поточным методом пишут пол
отна Сезанна или Матисса, я должен был с головой окунуться в мир прозы Гюг
о и так пропитаться ее сентиментальным духом, чтобы все написанное мною
казалось вышедшим из-под его пера. Затем еще один мошенник, большой специ
алист по подделкам документов, брался сфабриковать рукопись, якобы пере
писанную современником с утраченного оригинала и найденную в подвале д
ома на острове Гернси, где Гюго жил в изгнании.
Издатель не подписывал со мной никаких контрактов; связь мы условились д
ержать через абонентский ящик. Половина гонорара мне выплачивалась ава
нсом, половина Ц по исполнении заказа. Было также оговорено, что окончат
ельная редакция будет тщательно выверена знатоком творчества Гюго, нек
им преподавателем лицея, тоже желавшим округлить свои доходы; вдобавок о
н, по счастливому совпадению, входил в коллегию экспертов, которой предс
тояло удостоверить подлинность рукописи. Вся работа должна быть предст
авлена по возможности не позднее чем через полгода. Если возникнут непри
ятности Ц мы никогда не встречались.
Раз в месяц вся команда собиралась в задней комнате одной кафешки на пло
щади Клиши. Издатель нанял еще одного парня, долговязого пижона, моего ро
весника, переписывать классиков. В его задачу входило, во-первых, сокраща
ть толстые романы XIX века до оптимального объема в сто пятьдесят печатных
страниц Ц максимум, что в силах одолеть сегодняшний читатель. Во-вторых,
облегчить их, очистить от архаизмов, короче, перевести на простой и досту
пный всем современный французский. Мой коллега уже обработал таким обра
зом «Братьев Карамазовых», «Войну и мир», а также «Утраченные иллюзии», у
хитрившись ужать их до размера брошюры. Бог весть почему, этот специалис
т по купированию шедевров ополчился на Бальзака и называя его не иначе к
ак тупицей, который-де не по заслугам получил от потомков похвальную гра
моту. Он даже направил во Французскую академию письмо с наглядными приме
рами и требованием исключить автора «Человеческой комедии» из школьны
х учебников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31