с нею я жил как у Христа за пазу
хой. По утрам она подавала мне в постель сытный завтрак на подносе, в краси
вой посуде, с серебряными ложечками и ножиками, с моим любимым вареньем в
хрустальных вазочках. Сама намазывала для меня бутерброды, и мне оставал
ось только отправлять их в рот. Поднимаясь всегда первой, она приносила м
не утренние газеты, усаживала меня в постели, подсовывала под спину поду
шки. Я, по обыкновению, ныл, жаловался на что-нибудь, а она всегда умела сдел
ать или сказать что-нибудь такое, что становилось легче. Она пичкала меня
всевозможными витаминами, микроэлементами, якобы помогающими от истощ
ения и упадка сил. Я катался как сыр в масле, жил как принц, как паша, а Элен п
оминутно висла у меня на шее, называла своим ангелом, своим маленьким, уты
калась в меня, щекотала, впивалась губами в губы так, что впору было задохн
уться. Не знаю, чем я все это заслужил, но покажите мне человека настолько
черствого душой, чтобы устоять перед подобными излияниями. И я тоже гово
рил ей «люблю», машинально, не зная, что значит это слово. Говорил, чтобы не
портить ей удовольствие, чтобы не нарываться на ссору, чтобы она продолж
ала меня холить, нежить и кормить.
Пожалуй, я все-таки был привязан к ней, насколько я вообще способен к кому-
нибудь привязаться. У меня было такое чувство, что в ее руках мне не грозит
состариться, что она спасет от разрушения мою телесную оболочку. Я с малы
х лет ощущал себя заскорузлым стариком, а она окунула меня в источник мол
одости. Когда я пугался примет быстро надвигающегося распада, она сулила
мне пластическую операцию, обещала перекроить мое лицо, подтянуть кожу,
подсадить новые здоровые волосы. Малейшие мои желания удовлетворялись
прежде, чем я успевал их высказать, предупредительность моей подруги рож
дала у меня, все новые потребности, и я с ужасом оглядывался на свою прошлу
ю жизнь. С Элен я обрел величайшее счастье, которое даруется только в детс
тве: я и не знал, что это такое, когда тебя водят на помочах, тискают и тормош
ат, когда ты становишься марионеткой в любящих руках. Я даже болел исключ
ительно ради удовольствия: так приятно полежать, когда за тобой ухаживае
т ласковая сестра милосердия, у которой нет иных забот, кроме тебя.

Золотая клетка

Так я и жил в этом незаслуженном раю, но порой словно просыпался и понимал
, до какой степени я влип. Во-первых, я слишком презираю себя, чтобы не прези
рать того, кто со мной нянчится. А во-вторых, я не изменился ни на йоту: преж
ний Бенжамен продолжал жить во мне. Например, я как был, так и остался мело
чно скуп. Элен открыла на мое имя счет в одном частном банке, и мне ежемеся
чно выплачивалась сумма, которой с лихвой хватало на все мои расходы. Но в
се равно скаредность была сильнее меня: мало того что я экономил каждый ф
ранк и предоставлял ей платить везде, где только можно, я еще и часть чаевы
х, которые она оставляла официантам и швейцарам, прикарманивал, находя, ч
то им будет слишком жирно. Если бы мог, я и у всех уличных попрошаек отнима
л бы гроши, которые она им подавала. Я таскал мелочь у нее из карманов, подб
ирал все монетки, которые она роняла на кресло или на ковер, а при случае м
ог даже стянуть сотню, а то и две. Я грабил ее так же, как грабил классиков, с
очиняя роман: по крохам, по чуть-чуть, и все это пополняло мой счет. Элен был
а транжиркой, сорила деньгами, не считая; она ничего не замечала. Без этих
постыдных пакостей я просто жить не мог. В конце концов, она должна была зн
ать, на что идет: нельзя такому ничтожеству, как я, вдыхать богатство полно
й грудью: если не принять меры предосторожности, возможен коллапс. Поряд
очным быть легко, когда для этого есть средства. К колыбели Элен слетелис
ь все добрые феи-крестные, а над моей склонились все злые мачехи; она-то ни
когда не чувствовала себя лишней на свете, теплое местечко ожидало ее за
долго до рождения. Оттого, что наши пути случайно пересеклись, лишь глубж
е стала разделявшая нас пропасть. Приукрашенный ее любовью, я присвоил м
есто и положение, на которые не имел права. Как ни захваливала меня Элен, я-
то знал, что того чуда, которого она ждала, со мной никогда не произойдет. И
главное Ц я ведь оставался ее пленником. Глядя в ее ласковые глаза, я виде
л безжалостную тюремщицу, готовую сурово наказать меня за попытку к бегс
тву. Я ненавидел ее за эту кабалу и еще пуще ненавидел себя за то, что мне та
к хорошо в ее золотой клетке.
Вдобавок я завидовал неизменной бодрости Элен, ее неистощимому запасу ж
изненных сил. Между нами была разница в двенадцать лет: целая вечность. Я-
то и в двадцать уже никуда не годился, я ведь вам говорил. Каждое утро удив
ляюсь, что еще могу встать. Вся моя энергия уходит на то, чтобы поддерживат
ь в себе жизнь, Ц и только. Иное дело Элен Ц ее сияющий вид являл разитель
ный контраст с моей черной меланхолией. А как, например, она умела спать Ц
я только диву давался! Я, ворочаясь, мучился бессонницей, а она погружалас
ь в сон, точно в кому, будто захлопывала дверь перед всем миром. Это был ухо
д в небытие, ни свет, ни звуки не могли нарушить ее сон: как уложишь ее накан
уне, так и найдешь восемь-девять часов спустя Ц лежит в той же позе, выспа
вшаяся, окутанная ласковым теплом, словно младенец. Я, бывало, среди ночи з
ажигал лампу, пытаясь проникнуть в тайну Элен, дотрагивался до нее, прово
дил пальцем по краешку губ, гладил пушок на щеках, вслушивался в ее ровное
дыхание. Открой свой секрет, просил я, почему над тобой не властно время? Я
млел от ее по-детски мягкой наготы, от белой кожи с веснушками, похожими н
а овсяные хлопья в чашке молока. Было такое чувство, будто кто-то оказал м
не доверие, поручив хранить сон этого ангела. Но из глубины моего существ
а рвался гневный крик, отчаянный, душераздирающий вопль. Я слышал, как бье
тся у моей груди ее сердце, моторчик, которому не будет сносу во веки веков
, видел, как расцветают румянцем ее скулы Ц она всегда розовела во сне, мн
е это очень нравилось. Откуда, Элен, откуда в тебе столько жизни? Как ты сме
ешь так спокойно лежать рядом со мной? Тебе-то хорошо, тебе дарован живите
льный сон, и завтра ты проснешься свежей и красивой! Мне плевать было на де
ньги, я завидовал другому Ц ее энергии, ее здоровью. А ведь совсем немного
надо, чтобы эта бьющая ключом жизнь покинула ее: вот я сдавлю руками ее го
рло или придушу ее подушкой, и розовое лицо станет серым, а глаза остеклен
еют.
Правда, изредка, мельком я все же замечал, что и она иной раз дает трещину п
од напором времени. Когда она уставала или нервничала, ее лицо искажал св
оеобразный тик: вся левая половина морщилась, как смятая бумага, а уголок
рта, быстро-быстро подергиваясь, тянулся к уху. Это длилось всего мгновен
ие, но мне всякий раз западало в душу. Хотелось, чтобы эта гримаса так и зас
тыла навечно. Увы, после безобразившей ее судороги она вновь становилась
прежней и опять подавляла меня своей гармоничностью, своим расцветом, с
воей беспощадной молодостью.
Элен сделала ставку на меня, и зря: я-то знал, что никогда не смогу оправдат
ь ее надежд. Вскоре она уговорила меня начать второй роман. Прошло нескол
ько месяцев, а я не мог написать ни строчки. Она советовала мне забыть о пл
агиате, поверить, что я способен сочинять сам («Заимствуй, если иначе не мо
жешь, но не будь рабом своих заимствований, ищи свои собственные слова в ч
ужих, создай собственную мелодию»). Легко сказать: я чувствовал себя разд
авленным в лепешку массой книг, которые были написаны до меня. Мне казало
сь, будто я сочиняю, а на самом деле я пересказывал; я был всего лишь промок
ашкой: все слова, выходившие из-под моего пера, оказывались чужими. Все же
я засел за книгу, купившись на обещание Элен редактировать и обогащать м
ой текст. В действительности же она писала за меня. Честолюбием я не страд
ал и довольствовался тем, что на другой день аккуратно перекатывал ее пр
озу Ц так же, как раньше присваивал чужую. Я не сомневался, что, когда рома
н будет закончен, без зазрения совести подпишу его своим именем.
Тогда же Элен сделала широкий жест, который тронул меня до глубины души: а
нонимно, через подставных лиц, она за неделю скупила четыре тысячи экзем
пляров моего первого романа, забив пачками книг подвал своего дома. Тем с
амым она подарила мне нечто большее, чем денежную прибыль: я вошел в списо
к бестселлеров, стал популярным писателем. Это было как снежный ком: публ
ика кинулась раскупать книгу, которая так хорошо продавалась. Мой издате
ль растаял от барышей и предложил мне процент с продаж, превзошедший все
мои ожидания. Элен помогла мне стартовать на поприще, где все зависит в пе
рвую очередь от людского мнения. Чтобы отметить радостное событие, она п
редложила поехать отдохнуть в Швейцарию. Дальше вы уже знаете.
Итак, покинув застрявшую машину, мы приближались к этому дому Ц не то шал
е, не то мызе, Ц утопавшему в снегу.

Я жестом остановила его: в оконце уже пробивался бледный свет. Все м
онстры собора Парижской Богоматери, сновавшие под покровом темноты по б
ашням и галереям, застыли в своих каменных одеяниях. Внизу, на паперти, фон
ари белели, словно маленькие маяки. Париж выплывал из потемок, занимался
смурной рассвет, будто какой-то усталый рабочий сцены пытался еще на оди
н день установить над крышами декорацию летнего неба. Было около пяти ча
сов.
Ц Вы должны уйти, я не хочу, чтобы вас застали здесь.
Ц Прошу вас, дайте мне досказать.
Мой гость тяжело дышал, точно марафонец, которого остановили посре
ди дистанции. Сейчас он выглядел особенно жалко Ц чучело чучелом. Как я м
огла впустить его?
Ц Остальное вы расскажете мне сегодня вечером или завтра, если за
хотите. А теперь ступайте! Я порылась в шкафу, извлекла белый халат.

Ц Вот, наденьте, чтобы вас не заметили, когда пойдете по коридорам.

Он взял халат и, понурив голову, присвистнул сквозь зубы:
Ц Вы никогда не узнаете, что было дальше!
Я закрыла за ним дверь, дважды повернула ключ в замке и с тяжелой гол
овой прилегла на кровать. Устала я смертельно. Я взяла плейер и поставила
арию «Es ist vollbracht» («Все кончено») из «Страстей по Иоанну».
Мне хотелось отмыться от первой ночи здесь, от своей никчемности, о
т этой идиотской истории. Эх ты, бедолага, твой секрет прост: ты такой же, ка
к все. Я камнем провалилась в сон. Через час запищал мой бипер и высветился
номер: меня вызывали в отделение «Скорой помощи» на острый случай delirium tremens.



Часть вторая. «СУХОЦВЕТ»

Любовник-автомат

Утром 14 августа, в воскресенье, я проснулась в радужном настроении.
Я проспала, вернувшись из больницы, часа два, не больше, но чувствовала себ
я вполне бодрой. Позвонил Фердинанд, и его обволакивающий, как сеть, голос
пролил мне бальзам на сердце. Он любит меня, скучает: этих простых слов был
о достаточно, чтобы тени рассеялись. Погода стояла великолепная. Я наспе
х оделась, пошла в бассейн у Центрального рынка, и плавала до изнеможения.
Жила я тогда в однокомнатной квартирке в Сантье, на улице Нотр-Дам-де-Рек
увранс. Мне хотелось с толком провести день перед новым ночным заточение
м, и, кое-как побросав вещи в рюкзачок, я пешком отправилась в Люксембургс
кий сад. Воскресений я всегда боялась: выходные дни похожи на затертые мо
неты, заранее знаешь, что они пройдут как всегда, бесцветные и безликие. Но
это воскресенье начиналось неплохо. Я села у фонтана Медичи, в тени плата
нов, предвкушая сразу два удовольствия: освежающие струи воды и интересн
ое чтение. Мне необходима была передышка, чтобы выдержать еще ночь в боль
нице. Луизу Лабе я оставила дома и взяла томик «Тысячи и одной ночи», котор
ую давно собиралась почитать Ц мне было любопытно, за что на эту книгу на
ложен запрет в большинстве арабских стран.
Только я села, как отбою не стало от желающих меня снять Ц налетели
роем, склонялись один за другим к моему, так сказать, изголовью. Бабник сро
дни попрошайке: тоже следует закону больших чисел, его волнует количеств
о и ни в коем случае не отдельно взятая персона. Такой тип точно знает, что
из десяти женщин, которых он клеит, хотя бы одна согласится выпить с ним ча
шечку кофе. А из десяти, которых он угостит, неужто не найдется одной-двух,
которые, поартачившись немного, позволят и больше? Он не обольщает, он оса
ждает, берет измором.
Хоть я и была в приподнятом настроении, они в то утро меня достали св
оими плоскими шуточками и дурацкими подходцами. Настырно подсаживалис
ь и несли какую-то околесицу, особо не задумываясь, а сами тем временем та
к и раздевали меня глазами. Вкрадчиво-льстивые и напористые, все они поня
тия не имели, что ухаживать и увиваться Ц это разные вещи. Только один поп
ался ничего, кудрявый, совсем молоденький, с пухлым ртом.
Ц Знаете, брюнетки вообще-то не в моем вкусе, но для вас я готов сдел
ать исключение.
Он мешкал, продумывал тактику. Ну просто лапочка! Я встала и ушла, ул
ыбнувшись ему («Не унывайте, будет и на вашей улице праздник»). Никогда не
держу зла на мужчину, если он мне не понравился: приятно, что попытался. Во
т Фердинанд Ц тот умеет распускать хвост. У всех этих донжуанчиков коро
ткое дыхание, он Ц другое дело; а ведь тоже когда-то подсел ко мне в кафе, н
о взял в оборот так лихо, просто наповал сразил своей самоуверенностью, з
аставив забыть мои предубеждения. Вроде ничего особенного и не говорил,
но все с таким блеском, что в его устах обыденное становилось необыкнове
нным. С ним никогда не было скучно, он обладал талантом, которому я всю жиз
нь завидовала: умел возвести самые незначительные случаи из своей жизни
в ранг эпопеи. Через час знакомства я узнала его главный жизненный принц
ип: бежать как от огня от трех напастей Ц работы, родни и женитьбы.
У Фердинанда была одна страсть Ц театр, он лелеял мечту стать звез
дой сиены, и ничто не могло заставить его свернуть с избранного пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31