Ну так вот, я взяла отпуск без сохранения жалованья, и мы переехал
и в «Сухоцвет», веря, что нашли средство, способное помочь бедам человече
ства. Пусть никому больше не мозолит глаза вездесущий мираж красоты Ц в
от чего мы хотели. Не прошло и полугода, как желания, которые, мне казалось,
я обуздала, снова стали донимать меня. Глупо, но что есть, то есть, никуда не
денешься. Сдаваться я не собиралась. Видела, как стойко держатся мои союз
ники, и благодаря им держалась сама, а они в свою очередь черпали мужество
в моей самоотверженности. Когда тело властно требовало своего, я прибега
ла к спиртному и сигаретам Ц они помогали том, где разум помочь уже бесси
лен. Я стала много есть, растолстела, не следила за собой. Для кого мне было
поддерживать форму? Для Стейнера и этого его придурка Раймона? Только во
сне я утоляла вожделение, которое подавляла в себе наяву. Я сильный челов
ек, и я не нарушила клятвы.
А потом появилась Элен. Когда вы уехали в Париж, моей заботой номер один бы
ло держать Стейнера от нее подальше. Уж я-то его знаю, многого он так и не см
ог в себе изжить и к девушкам по-прежнему питает преступную слабость. При
знаюсь вам, на Элен, бледную, исхудавшую, больно было смотреть. Она объявил
а голодовку и собственную жизнь превратила в орудие шантажа. Еще она цар
апала себе лицо, клочьями выдирала волосы, нарочно вызывала у себя этот ж
уткий тик, который ее перекашивает. Словом, уродовала себя, как могла, лишь
бы доказать нам, что зря мы ее не отпускаем. Но меня такими штучками не про
ймешь: я не забыла, как она чуть не выбила мне глаз. Элен бранилась, поливал
а нас грязью, да так изощренно, что я только диву давалась. Но со временем о
на присмирела и снова стала есть. Кассеты с вашим голосом каждую неделю с
лушала по десять Ц двадцать раз подряд и в конце концов убедилась, что вы
ее не бросили. Тогда она заявила, что ей скучно, потребовала книг, журналов
, телевизор, радио. Я дала ей кое-какие тома из своей библиотеки Ц «Пир» Пл
атона, «Разум в истории» Гегеля, «Трактат» Витгенштейна. Мы с нею обсужда
ли эти книги, я дивилась ее начитанности, развитому уму. Она запоем читала
романы, особенно обожала детективы, за которыми я специально ездила в До
ль.
Наши отношения вступили в новую фазу под знаком мирного сосуществовани
я и даже заигрывания. Элен была разной со мной и с Жеромом: его она принима
ла полуодетая, приглашала присесть на постель, делала комплименты; мол, к
ак он хорошо сохранился, Ц вызывала на откровенность. Со мной затевала у
ченые споры, да как умно! Она красилась, переодевалась по нескольку раз на
дню, полировала свои розовые ноготки, покрывала их перламутровым лаком.
И кокетничала, актерствовала вовсю. Ваша подружка, Бенжамен, вся такая хр
упкая, изящная, как статуэтка, но это только видимость. Бывало, она с утра
Ц сущий ангел, а к обеду Ц мегера. Меня эти скачки ее настроения просто с
ума сводили. Она на меня фыркала: «Да приведите же себя в порядок, ну хоть н
а диету сядьте, посмотрите, на кого вы похожи Ц раскормленная гусыня, да и
только».
Я сама себе удивлялась, но почему-то слушалась ее: ограничила себя в еде, с
делала прическу, целыми днями бегала в городе по магазинам, выбирая новы
е платья. Показывалась ей в них, и она решала, идет мне или не идет. Когда она
была в духе, то позволяла мне ее причесать, и я могла перебирать пряди ее в
олос. Меня тянуло к ней, день ото дня все сильнее, и я ничего не могла с этим
поделать.
Однажды ночью она приснилась мне, сон был такой… в общем, я проснулась пот
рясенная. Хотела оградить от нее мужа Ц а позиции-то сдавала я. Она, мерза
вка, почуяла это и понемногу начала свою подрывную деятельность. То ласт
илась, то язвила и час за часом сеяла во мне сомнение: а есть ли вообще смыс
л в нашей акции? Она говорила, что мы сами себе не нравимся, вот и прикрылис
ь идеей; что мы вообще ничего не понимаем: существует ведь обаяние, притяг
ательность, сексапильность, в конце концов, Ц все, что привлекает в челов
еке куда сильнее, чем просто приятная наружность. Смеялась над нами: мы-де
воюем с ветряными мельницами, красота, твердила, понятие относительное,
критерии меняются, на смену устраненным красавицам придут другие, те, чт
о сегодня не блещут, но в свою очередь станут неотразимыми, создав новые и
сключения из нормы.
«Франческа, Ц повторяла она мне, Ц ну что такое красота? Просто определ
енный тип лица, который по случайному совпадению нравится большинству, в
от и все. Куда как интереснее искать красоту там, где ее никто не видит, Ц в
необычном, непохожем, даже неприглядном. Насколько привлекательнее мож
ет быть несовершенство, чем скучная правильность черт! Лицо, от которого
трудно оторвать глаз, Ц это же гармоничное сочетание недостатков!»
Эта очаровательная негодяйка сводила на нет значение внешности, а сама п
ри этом была так хороша, попробуй тут не признать правоту ее доводов! Как о
на умела с улыбкой ужалить: «Ваше время ушло, смиритесь, дайте дорогу моло
дым.
Доживайте ваш век в ладу с собой, это лучше, чем лелеять свою обиду и упива
ться ею».
С языка у нее не сходило ваше имя, она рассказывала, как вам хорошо вдвоем,
как вы дивно подходите друг другу в постели, Ц у меня в голове мутилось о
т ревности. Меня она подкалывала по любому поводу, чего я только от нее не
натерпелась: я-де старая развалина, и одышка у меня, и из-под мышек пахнет,
и одета я чучело чучелом. Она называла меня «мой шарпей» Ц за мои веки, а е
ще Ц «мясная туша», из-за лишнего веса и красного лица. В сердцах переход
ила со мной на «ты», кричала: «От тебя воняет, как от телячьей печенки, фу, га
дость какая!»
Боже мой! Я вам, Бенжамен, от души желаю никогда не стать ее врагом. До чего ж
е острый у нее язычок, мне бы с самого начала ей рот кляпом заткнуть, на цеп
ь ее посадить, как злую собаку. Что бы я ни делала, все было не по ней. Я выход
ила из себя, хлопала дверью, тогда она принималась плакать, а я возвращала
сь и просила прощения. «Вы ведь знаете, Франческа, я где-то даже люблю вас»,
Ц отвечала она.
И я пропускала мимо ушей «где-то даже», забывала все оскорбления, слышала
только слово «люблю». Она вертела мной как хотела. С Жеромом мы отчаянно с
сорились Ц кому сегодня отнести ей поднос, кому посидеть с ней после обе
да. Она говорила моему мужу гадости обо мне, а при мне смешивала его с гряз
ью. Я ослабила бдительность, у меня рука не поднималась рыться в ее вещах.
Я едва сдерживалась, чтобы не схватить ее в объятия, не осыпать поцелуями.
Захоти она только, и я бы тотчас же все бросила и начала новую жизнь с ней
Ц где угодно.
Потом мы приехали в Париж, чтобы отобрать кандидаток. Мы скрывали от вас н
аше смятение, делали вид, что все в порядке. Нам на смену заступил Раймон. А
Элен тем временем припрятала кое-какие инструменты, готовясь к побегу. К
огда мы вернулись, она была очень мила, и мы с ней много выпили в тот вечер. З
нала ли я, что делаю, или это была оплошность? Понятия не имею. Уходя от нее о
коло полуночи, я плохо заперла дверь, задвинула засов только наполовину.
Открыть его изнутри было проще простого. В три часа я почему-то испугалас
ь Ц поздновато, конечно, Ц и поднялась к ней. Захожу, смотрю Ц лежит на кр
овати под одеялом. И так меня друг разобрало, была не была, думаю, Стейнер с
пит без задних ног Ц я скинула с себя все и нырнула в постель. Но вместо те
плого, нежного тела Элен я обняла диванный валик! Птичка упорхнула! Я убит
ь была готова Ц и ее за бегство, и себя за слабость. Просто невероятно, что
мы нашли ее раньше, чем кто-либо другой. В ту ночь шел проливной дождь, наша
беглянка поскользнулась на мокрой земле и вывихнула ногу. Она долго проп
лутала, вся окоченевшая, по нашим лесам, ориентируясь не лучше, чем вы тогд
а в феврале. Ну уж я отвела душу, такую задала ей трепку, которую она надолг
о запомнит. Ее предательство было для нас ударом, особенно ощутимым отто
го, что маску кроткой голубки она после этого сбросила и снова стала поно
сить нас на чем свет стоит. Мы заперли ее в камере в подвале и привязали к к
ровати. Теперь она целыми днями надрывается в крике Ц зовет вас. Мы будем
держать ее там, пока вы не вернетесь. Надеюсь, вы на нас не в обиде, Бенжамен,
Ц она это заслужила. Не стоит и пробовать тягаться с красотой Ц ее надо
изничтожать, иначе тебе крышка.
Франческа Стейнер сидела неподвижно, как мертвая. Вроде даже задремала
Ц грузная, отяжелевшая не то от жира, не то от копившейся годами злобы. Он
а признала свое поражение. Подбородок ее отвис, будто державшая его сетк
а Ц сетка морщинок, оплетавших шею и сходившихся под челюстью, вдруг пор
валась. Здорово все-таки, что Элен сумела обернуть ситуацию в свою пользу
, заставила этих психов ползать перед нею на брюхе. Стейнерша подняла гол
ову, ее большие красные руки пошарили в карманах, и она протянула мне пачк
у фотографий. На снимках, отпечатанных на хорошей бумаге, была она, Франче
ска, только гораздо моложе. Я едва узнал ее. Она уставилась на меня как-то и
спуганно, часто заморгала; белки глаз напомнили мне грязноватый запекши
йся желатин. Ну ясно, от меня ждали хоть словечка утешения.
Ц Недурна я была, правда?
Этот вопрос меня доконал: выходит, только один человек из всей компании д
авно и бесповоротно поставил крест на своей внешности, и этот человек Ц
я. Ведь я, уныло невзрачный, и в детстве был таким. А Франческа Стейнер не за
была, что была когда-то желанной, теперь она каждого готова умолять ей об
этом напомнить. И эта мумия тасовала в своей постели мужчин и женщин несч
итано, унижала их, обманывала, высмеивала… Кто она теперь Ц развенчанна
я королева, обезвреженная бомба. Сила, властная над всеми и вся, и ее не пощ
адила, превратив взбалмошную любовницу в ядоточивую мегеру. Она выстоял
а, но какой ценой Ц объявив войну всему свету, возненавидев его. Франческ
а забрала у меня фотографии, поднялась и пошла к дверям, тяжело волоча ног
и. Напоследок она оглянулась:
Ц Знаете, Бенжамен, у нас возникли проблемы. Одно из похищений прошло не
совсем гладко. Иногда мне даже хочется, чтобы до нас добралась полиция. Су
дебный процесс меня не страшит. Мне бы представился случай публично выст
упить и привлечь тысячи сторонников к нашему делу.
В тот же день она уехала, а на смену ей явился муж. Поначалу хозяин обошелс
я со слугой не слишком круто, он вел себя как папаша с напроказившим сынко
м. Называл его сатиром, Казановой, драл за уши, выпытывал подробности, да т
акие, что меня с души воротило. Ясно, чего Стейнер не мог простить Раймону:
тот отведал удовольствий, которых сам он себя лишил. На гномика жалко был
о смотреть: уши его не просто пылали, а раскалились аж добела. После ужина
Ц мы втроем поели на кухне Ц атмосфера наэлектризовалась до предела Ст
ейнер резко сменил тон, дежурная улыбка, которую он нацепил на лицо, исчез
ла. Щеки его пошли красными пятнами Ц я уже знал, это предвещало неминуем
ый взрыв. Ни с того ни с сего он вдруг грохнул ладонью по столу, схватил Рай
мона за шиворот и с размаху влепил ему две оплеухи. Тот даже не попытался у
клониться. Из носа у него хлынула кровь. Безропотность слуги привела Сте
йнера в бешенство. Он рванул его со стула, схватил за гениталии и, оторвав
от пола, несколько раз боднул в живот с такой силой, что я с одного раза заг
нулся бы.
Ц И тебе не стыдно, дерьмо, засранец? Да как ты посмел? Ты соображаешь, како
во было хозяйке это узнать?
Стейнер швырнул беднягу на пол, плюнул ему в лицо и принялся пинать тяжел
ыми ботинками под ребра. Орал он, как оглашенный. Карлик выблевал на кафел
ьный пол часть съеденного ужина, от чего хозяин взбесился еще пуще. Расст
егнув пряжку, он сорвал с себя ремень и занес его над своим поверженным пр
испешником. Смотреть на это было невыносимо. Я не выдержал:
Ц Прекратите, Жером, вы же убьете его!
«Сам» так и застыл с поднятой рукой. Ему, видно, и в голову не приходило, что
я способен вмешаться. Я для него был все равно что стол или стул. Он оберну
лся и схватил меня за шиворот.
Ц Ты еще тут, тля, скопец несчастный! Тоже захотел? И кто тебе разрешил наз
ывать меня по имени?
Ц Прошу вас, хватит!
Он едва сдержался, чтобы не разразиться потоком непристойной брани, но з
анесенную руку все-таки опустил. Покачнулся, как насмерть пораженный ги
гант, выронил свой кожаный ремень и ушел в комнату, громко хлопнув дверью.
Я помог Раймону подняться, хотел обтереть ему лицо влажным полотенцем. О
н оттолкнул меня:
Ц Идите вы, знаете куда! Хозяину видней, что делать.
Наутро, когда я встал, господин и слуга были в гостиной, оба мрачнее тучи. С
тейнер сидел в кресле, глядя в открытое окно на улицу и поглаживая по голо
ве примостившегося у его ног Раймона; тот был в кальсонах и белой майке, по
д левым глазом у него чернел синяк, ноздри были заткнуты ватой. У Жерома на
губе красовалась лихорадка, морщины блестели от пота, лицо было такое же
помятое, как наброшенный на плечи льняной пиджак. Готов поклясться, что о
н плакал. Я почувствовал душок, витавший над этой парочкой, Ц пахло крахо
м. Стейнер поднял руку, простер ее над городом Ц рука была усеяна старчес
кой гречкой, такие пятна еще зовут «кладбищенскими». Он указывал на толп
у внизу: люди гуляли, переговаривались, смеялись, радовались солнышку. Из
соседнего дома доносилась старая джазовая мелодия вперемешку с крикам
и торговцев, автомобильными гудками, и вся эта какофония рассыпалась вих
рем веселых нот.
Ц Смотрите, Бенжамен, они повсюду, они вылезают изо всех щелей, словно кр
ысы. Потоп, потоп, вот что это такое! Я хотел стереть юность с лица земли, как
стирают помарку с листа. Но она накрыла меня с головой, я тону.
В уличном гомоне отчетливо прозвенел на высокой ноте девичий смех, эхом
отразился от оконных стекол, и невыносимой свежестью повеяло в этой похо
жей на мертвецкую комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31