Йоан пожал плечами:
— Женщине нужен дом, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ей не место в отряде солдат, скитающихся по миру.
Фантом нахмурился:
— В таком случае почему ты скитаешься по миру со своей сестрой?
— Что ты сказал?! — неожиданно вспылил Йоан. Фантом показал пальцем на вход в шатер:
— Коррин. Она не мужчина и не парень, как ты утверждаешь. Это ясно как день.
— Я тоже это заметил, — согласился с ним Кристиан Взгляд Йоана стал убийственным.
— Только скажите кому-нибудь, что она женщина и о убью вас обоих — не посмотрю на Братство.
— Зачем ты выдаешь ее за мужчину? — поинтересовался Кристиан.
Глубокая печаль затуманила взор Иона. По всей видимости, для него это была больная тема.
— Меня не было рядом, когда умер наш отец. Мы тогда еще были пленниками. Коррин оказалась на улице и была вынуждена сама пробиваться в жизни. Она переоделась мальчишкой, чтобы найти достойную работу и прокормить себя, пока я не вернусь домой.
— А потом? — спросил Кристиан.
— Как я уже сказал, женщине не место в той жизни, которую я избрал. Я пытался оставить ее в Уэльсе со слугами и деньгами, но она отказалась. Она снова облачилась в мужское платье и последовала за мной. Я — все, что у нее осталось в этом мире, и я убью всякого, кто до нее дотронется.
Фантом нахмурился:
— Значит, твои люди знают, что она женщина?
— Нет. Я не стану искушать судьбу, подвергая их такому соблазну. Я путешествую с войском грубых мужланов.
— В таком случае они, должно быть, столь же слепы, Сколь и глупы, — усмехнувшись, сказал Фантом. — Ни у одного парня нет таких округлых бедер, как у нее. Равно как и таких соблазнительных губ.
Йоан с криком бросился на него. Фантом самодовольно ухмыльнулся:
— Успокойся, Лладдувр, я никогда не посягну на твою семью.
— Лучше и не пытайся.
— Прошу меня простить, но мне нужно поговорить с Кристианом пару минут. Наедине.
Подняв глаза, они обнаружили, что Люциан возвратился в шатер.
— Немедленно! — сказал Люциан не терпящим возражений голосом, который поверг Кристиана в изумление. Никогда прежде он не слышал, чтобы шут разговаривал подобным тоном.
Он был потрясен еще больше, когда Фантом вышел из шатра, утащив за собой Йоана.
Люциан подождал, пока они останутся одни, и только потом набросился на него, дав волю своему гневу:
— Радуйтесь, что я не воин!
— Почему?
— Потому что, если б я им был, я бы убил вас! Кристиан потер раскалывавшуюся от боли голову. В данный момент ему было не до Люциана.
— У меня нет на это времени, шут. Мне больно и…
— Вам больно? — недоверчиво спросил тот. — Прекрасно. Мне безмерно приятно слышать об этом. Я как раз и хочу, чтобы вам было больно.
Кристиан сердито посмотрел на него:
— Что на тебя нашло?
Презрительно скривив губы, Люциан сжимал и разжимал кулаки.
— Вы ублюдок! Как бы мне хотелось задать вам трепку, которую вы заслуживаете!
Кристиан был сбит с толку переменой, произошедшей в обычно добродушном человеке.
— Ты что, рехнулся?
Люциан подошел вплотную к нему. Ему пришлось задрать голову, чтобы посмотреть Кристиану в глаза. Но, несмотря на это, шут не попятился и не дрогнул.
Кристиан восхитился его мужеством. Мало кто из тех, кто знал, что он не монах, которым прикидывался, отваживался стоять рядом с ним лицом к лицу.
Люциан покачал головой.
— Долгие годы я завидовал вам. Боже правый, я даже хотел быть вами. Но знаете что? Впервые с того дня, как я повстречался с Адарой, я рад, что только притворяюсь дураком. Вы же, напротив, и есть самый настоящий дурак!
Будучи не из тех, кто терпеливо сносит оскорбления, Кристиан схватил его за грудки:
— Выбирай выражения, Люциан, а не то я поколочу тебя за оскорбления и не посмотрю, дурак ты или умный.
Но его гнев не возымел на шута никакого действия.
— В таком случае бейте меня, коли вам угодно. Уверяю вас, никакой удар кулаком не сравнится с тем ударом, который вы нанесли этой ночью своей жене.
Потрясенный этим откровением, Кристиан выпустил его.
— Что ты о ней знаешь?
— Все. Ни в сердце, ни в голове ее нет ни единой тайны, в которую я не был бы посвящен. Все эти годы я был единственным ее другом. Я был рядом, когда ее отец избил ее за то, что она отказалась развестись с вами. Я был рядом, когда ее брата казнили, а ее посадили под замок чахнуть в неволе, потому что ее отец боялся, что она тоже набросится на него. И я был рядом несколько минут назад, когда вы разбили ей сердце и убили единственную мечту, которую она позволила себе лелеять.
Не обращая на шута внимания, Кристиан пытался переварить услышанное. Адару били? Сажали под замок? Неужели такое возможно?
— Что ты сказал?
— Что слышали. Я потратил впустую тысячи часов моей жизни, слушая, как она поет вам дифирамбы, словно вы благородный и добрый принц, который придет и окажется тем мужчиной, которого она достойна. В тот день, когда вы явились к ней во дворец, чтобы заключить с ней брак, на вас было синее, отделанное золотом одеяние и вы ехали верхом на сером в яблоках жеребце.
Кристиан припомнил, что так оно и было.
— Ваш отец был ростом с великана, говорил раскатистым голосом и был облачен в черную с золотом мантию. У него были красиво подстриженные золотистые волосы и смеющиеся голубые глаза, которые лучились всякий раз, когда он смотрел на вашу мать. Она была красива, как ангел. Черные волосы ее были уложены кольцом на ее непокрытой голове, и на ней были алое платье и золотистая мантия, отделанная топазами и бриллиантами.
Кристиан был потрясен. Люциан описывал это так, словно был там. Более того, он знал такие подробности о родителях Кристиана, которые забыл даже сам Кристиан.
— Всякий раз, когда ваши родители садились, ваш отец то и дело клал руку на плечо вашей матери, чтобы поиграть ее серьгой и мочкой уха. Время от времени он наклонялся к ней и шептал на ушко слова, от которых она заливалась краской и смеялась. Вы, не смущаясь, подбегали к родителям, и они брали вас на руки и крепко прижимали к себе. Ваша мать всегда щекотала вас, прежде чем отпустить поиграть.
— Откуда ты это знаешь?
— Адара. — В устах Люциана ее имя звучало как молитва. — Она запечатлела в памяти каждую мелочь о вас и ваших родителях. Известно ли вам, что у нее есть позолоченная шкатулка, которую она хранит дома в своей комнате, и в этой шкатулке находится все, к чему вы прикасались, пока были во дворце? У нее есть нож, которым вы пользовались за обедом. Кубок, из которого вы пили. Однажды вы с ее братом играли в саду в догонялки, и от вашей туники оторвалось украшение, когда вы пробежали чересчур близко от роз ее матери. Она сохранила и его тоже, и каждую ночь, прежде чем лечь спать, она открывает шкатулку и перебирает то единственное, что связывает ее с мужчиной ее грез. Она даже спит на подушке, на которой спали вы, когда были там.
— Почему?
Люциан сверлил его взглядом.
— Потому что она видела любовь, которую питали друг к другу ваши родители, любовь, которую они питали к вам, и с той поры она горит желанием вкусить подобную любовь. Ее отец не был добрым человеком. Он был королем и не доверял никому — даже собственным детям. Родители никогда не нянчились с ней. В ее жизни не было ни игривой щекотки, ни нежных объятий или поцелуев. Только мать, которая бросила ее на попечение бесчисленных нянек, и отец, который вспомнил о ней только тогда, когда казнил ее брата, и ему пришлось обучать ее королевским обязанностям.
Кристиан молча слушал.
— Но прежде чем покинуть дворец вместе с вами, ваша мать сказала ей, что через шесть лет вы вернетесь, чтобы скрепить ваш брак. Она пообещала Адаре, что, если она будет хорошей, целомудренной и послушной женой, вы будете любить ее точно так же, как ваш отец любил вашу мать.
На глаза Люциана навернулись слезы, когда он посмотрел на Кристиана так, словно тот был отбросом общества.
— С тех пор она лелеяла эту мечту в своем сердце. Почему, вы думаете, она приехала за вами? Она могла бы подделать вашу цепочку, найти любого светловолосого мужчину и представить его своим подданным как короля. Они бы не заметили никакой разницы. Но она не сделала этого. Даже когда отец сказал ей, что в ее же интересах будет развестись с вами и найти другого мужа, она отказалась. Ей нужен не король, Кристиан. Ей нужен муж. Ей нужны вы.
Кристиан не поверил ему.
— Ей безразлично, кто ее муж.
— Вы глубоко заблуждаетесь, — процедил Люциан сквозь зубы. — Послушайте, как она говорит о вас. Вы для нее не король и не принц. Для нее вы — муж. Она всегда называла вас только так. А вы пренебрегли ею и вышвырнули вон. Она полагала, что, увидев ее, вы встретите ее с сердечностью и почтением, что вы будете похожи на отца и станете обращаться с ней, как он обращался с вашей матерью. А вместо этого вы выбросили ее и отвергли. Адара горда, и тем не менее она предложила себя вам не как королева, а как женщина — нагая и сгорающая от желания, потому что в ее глазах вы были ее мужем, ее защитником. Вы не представляете, сколько раз я заставал ее сидящей с отсутствующим взором, в то время как рука ее покоилась на шее, поглаживая серьгу, словно она мечтала о том, как вы касаетесь ее так же, как ваш отец касался вашей матери. Сколько раз она говорила мне, что ее муж, а не король вернется за ней.
— Тогда почему она заигрывает с тобой и Йоаном? Люциан с отвращением фыркнул.
— Она женщина. Она хотела заставить вас ревновать, потому что вы только и делаете, что обещаете расторгнуть брак с ней. Но, говоря о том, чтобы найти вам замену, она ни разу не сказала, что найдет себе нового мужа, а только лишь нового короля. И в уме, и в сердце ее это два разных понятия. И единственная причина, по которой ей следует найти нового короля, — это спасение своего народа. Но по большому счету ей не нужен новый король. По какой-то особой причине ей нужны вы, Кристиан Эйкрский! Думаете, стала бы она обрабатывать раны кому-нибудь другому? Она королева, а не служанка, однако же ради вас она готова забыть о своем положении в обществе и стать просто женщиной.
Кристиан отступил назад, обдумывая то, что она говорила ему с тех пор, как они встретились. Люциан был прав. Она действительно всегда говорила о нем как о муже…
— Лишь дважды в ее жизни я видел, как она плакала. В первый раз — когда отец казнил ее брата за государственную измену, а во второй — когда любимый муж назвал ее потаскухой, готовой лечь под первого встречного только потому, что она пыталась выстоять после того, как он разрушил ее мечты о браке, полном любви. Люциан покачал головой:
— Вы воображаете себя одиноким, принц. Но вы не одиноки. У вас есть ваше драгоценное Братство. У вас полно друзей, которые отдадут за вас жизнь. А что есть у Адары? Только жалкий вор, который притворяется слабоумным, потому что, если б я показал, что умен, ее отец выгнал бы меня и у нее не осталось бы вообще никого.
Кристиан не понимал, как родитель может обращаться подобным образом с собственным ребенком.
— Почему?
— Недоверие, — просто ответил Люциан. — Через десяток лет после того, как вы играли у нее во дворе в догонялки с маленьким мальчиком, этот мальчик, уже будучи мужчиной, совершил ошибку, доверившись своему лучшему другу Базилли. Базилли вскружил Гамалу голову, убедив его, что он сможет править двумя могущественными королевствами, если убьет своего отца и бросит в темницу свою сестру — королеву Элджедеры.
— Как ее отец узнал об этом?
Люциан вздохнул, словно это причиняло ему боль:
— Другой друг Гамала предал его доверие, рассказав его отцу о его планах. Гамал был вместе со мной и Адарой, когда его взяли под стражу. Не думаю, что я когда-либо забуду выражение ужаса на ее лице. Она любила брата больше всего на свете, и весть о том, какую участь он ей уготовил, разбила ей сердце.
Слушая все это, Кристиан страдал больше, чем от ран.
— Адара поклялась, что, покуда она жива, она больше никогда не доверится ни одной живой душе. Ее отец сделал все, чтобы она с легкостью сдержала свою клятву, позаботившись о том, чтобы никто, кроме меня, слабоумного шута, не задерживался подле нее надолго. Ее увезли и заперли в маленьком поместье неподалеку от нашей северной границы, где горничные и слуги менялись каждые несколько месяцев, чтобы никто не успел сблизиться с ней.
Кристиан молчал. Слов у него не было.
Он составил о своей жене совершенно неправильное представление, и теперь ему было больно оттого, что он был так суров с ней.
Желая исправить свою ошибку, он обошел шута и направился к выходу. На выходе ему встретился лекарь, который как раз заходил внутрь, но Кристиан, ничего не сказав, вышел из шатра и тут осознал, что не имеет понятия, куда ушла Адара.
По проходу между палатками к нему приближалась Коррин. Ее глаза округлились, когда она заметила его и увидела, что на нём нет туники.
— Где Адара? — спросил он.
Девушка показала на зеленый шатер, расположенный рядом с шатром Йоана.
Кристиан, не останавливаясь, направился к шатру. Откинув полотнище, закрывавшее вход, он увидел Адару, которая сидела за столом спиной к нему. Голова ее была опущена, и у нее был усталый вид. В руке она держала яблоко.
Подняв руку, она провела ею по лицу.
— Адара!
Девушка вздрогнула от неожиданности, но не обернулась.
— Что, Кристиан?
Он обошел ее, чтобы посмотреть ей в лицо, и увидел, что Люциан говорил правду. Ее ресницы были мокрыми. Глаза и кончик носа — красными. Он почувствовал себя настоящим мерзавцем, оттого что стал этому причиной.
— Простите, что обидел вас, миледи. Она не ответила.
Кристиан опустился на колени возле ее стула. Он посмотрел на нее снизу вверх, надеясь, что по его лицу она догадается, что он говорит искренне.
— Тебе понадобилось много мужества, чтобы проделать весь этот путь, чтобы разыскать меня.
Он заметил, что пальцы ее крепче сомкнулись вокруг яблока, но она по-прежнему не проронила ни слова.
Она была невероятно красива, сидя вот так. Словно тихий ангел. Он накрыл ее руку своей ладонью, после чего, повинуясь внезапному порыву, положил другую руку ей на шею и погладил мочку ее уха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34