Джоанна уставилась невидящими глазами в пол, пытаясь унять круговорот мыслей и найти какое-нибудь решение, которое было бы спасительным для них.
— Мы не можем допустить, чтобы между вашим мужем и его дядей началась вражда, — начала Джоанна. Голос ее слегка дрожал. — Каким-нибудь образом мы должны устроить все так, чтобы они оба куда-нибудь уехали, лучше вместе, чтобы потом не смогли ни в чем обвинить друг друга. Только на день или два. Подумайте, Джиллиан, куда обычно ездят Леон и Луи вместе, отлучаясь при этом на несколько дней?
К удивлению Джоанны, леди Джиллиан побагровела от злости. Все ясно: Луи и Леон, видимо, вместе распутничают.
Джиллиан и сама удивилась своей реакции. Ее никогда не беспокоило это прежде, однако теперь одна только мысль о том, что Леон будет искать удовольствий на стороне, бесила ее. Во всяком случае, любая скромная и набожная жена не стала бы подталкивать своего супруга к подобным развлечениям. Джиллиан с минуту напряженно размышляла о чем-то, затем кивнула головой:
— У них есть охотничий домик в лесу. Я не знаю, где он точно находится, но, уверена, достаточно далеко. Когда они уезжают туда, то пропадают на несколько дней… Но как мне сделать такое предложение? Я не могу указывать Леону, чем ему заниматься.
Как сентиментально! Джоанна тут же подавила в себе неудовольствие и нетерпение. Естественно, жены не говорят мужьям, что им надлежит делать. Даже такие снисходительные мужчины, как Иэн и Джеффри, могли ответить на подобную дерзость пощечиной. Тем не менее есть множество способов заставить мужчину сделать то, что угодно женщине, не приказывая ему.
— Нет необходимости что-либо говорить ему… Скажите, что у вас давно не было свежей оленины. Можно также намекнуть, что Луи долгое время был занят, присматривая за его землями и пытаясь помочь ему, и просто позабыл, что такое охота. Вы могли бы сказать, что оленина или мясо дикого кабана более укрепляют здоровье, нежели говядина или баранина, намекнув, таким образом, что мясо полезно для Джеффри. Чем не доказательство вежливого тона по отношению к больному гостю?
— Он поймет, что я вынуждаю его, если скажу все это сразу.
Джоанна прикусила губу, но постаралась не выдать своего раздражения в голосе.
— Конечно же, вам и не нужно говорить обо всем сразу. Сначала скажите одно, потом другое. К тому же всегда можно будет подождать, пока ваш муж сам не затронет эту тему.
— Но ведь Леон ничего не должен знать…
Неудивительно, что большинство жен ходят в синяках, коль они так глупы в обращении со своими мужьями! Но Джоанна решила не отступать…
— Послушайте меня. Если сэр Леон упомянет о своем дяде — а я слышала, как он по десять раз на день говорит о нем, — можете сказать вроде бы невзначай, как помогал вам Луи. Ведь это правда, не так ли? Затем можете намекнуть, что у него совсем не было времени для отдыха. А уже потом говорите об охоте, здоровье лорда Джеффри…
Леди Джиллиан уставилась на Джоанну, широко раскрыв глаза. На ее лице медленно появлялась улыбка.
— Это мне по силам… — задумчиво пробормотала она. — Да, думаю, у меня получится. — Улыбка ее исчезла, в глазах появилось беспокойство. — Плохо, что это надо сделать как можно скорее. Боюсь, Луи откажется поехать, если мы станем ждать, пока лорд Джеффри не окрепнет окончательно. Мать Леона вовсе не сумасшедшая старуха. Когда ее гнев остынет, она задумается о том, что рассказала мне. Она заподозрит, что подобной уловкой я пытаюсь спасти лорда Джеффри. Даже если Леон не поверит, что это уловка, она расскажет обо всем Луи. А уж тогда… не знаю, сколько в вашем распоряжении останется времени. Боюсь, когда вы уедете, она найдет способ послать к Луи гонца. Я не осмелюсь открыто препятствовать ей. Простите…
— Дорогая Джиллиан, — сказала Джоанна, — не нужно извиняться. Вы столько хорошего сделали для Джеффри и для меня! Вряд ли мы заслужили такую доброту. Я даже не поблагодарила вас, ни разу не сказала, как я признательна вам. Вы сохранили его для меня и имели полное право возненавидеть меня за мою невоспитанность…
— Ну что вы, нет! — на губах Джиллиан появилась необыкновенно приятная улыбка. — Знаете, вы сделали для меня не меньше… возможно, даже гораздо больше, чем я для вас.
28.
Замысел Джоанны и Джиллиан сработал отлично, но, к сожалению, слишком быстро. Обе женщины надеялись, что им понадобится не меньше двух недель, чтобы внушить сэру Леону мысль об охоте. Однако случилось непредвиденное. Стоило Джиллиан заикнуться об оленине, как сэр Леон тотчас же отправился на охоту. По крайней мере, так показалось заговорщицам, пришедшим в полное недоумение.
На самом деле сэр Леон не спешил. Он извинился перед Джеффри за свой отъезд, найдя для этого отличный предлог, подсказанный его супругой, — мясо кабана и оленя укрепляюще действует на здоровье раненого человека. Затем сэр Леон отправил гонца к дядюшке и стал ждать ответа. Долго ждать ему не пришлось. Через два дня он уже был в дороге, пообещав вернуться в течение недели со свежей дичью, которая непременно пойдет на пользу лорду Джеффри.
— Нам придется сделать еще одну попытку, — сказала Джоанна мужу ночью перед отъездом сэра Леона. — Ты еще недостаточно окреп. Мы что-нибудь придумаем.
— Нет, — ответил Джеффри. — Мы поедем.
— Но тебе нельзя!
— Не говори глупостей! Если я должен ехать, то поеду. Я не могу рисковать, ожидая, когда сработает очередная уловка. Рано или поздно Луи спросит обо мне, и Леон скажет ему — зачем ему это скрывать? — что я быстро поправляюсь. Тогда уже не удастся выманить Луи куда-нибудь.
Хотя Джоанна и плакала, и умоляла, и сердилась, и даже бушевала, Джеффри оставался непреклонным. Он не приводил ей никаких других доводов. И не мог этого сделать, ибо действительная причина еще больше встревожила бы Джоанну. Джеффри пришло в голову, что, убив его, убьют и Джоанну. Естественно, его тело нельзя выдать за тело случайно встреченного рыцаря, погибшего при попытке к бегству или оказавшего сопротивление. Его жена могла рассказать и рассказала бы правду всем. Спасти Джоанну можно было только немедленным бегством. Не важно, если он умрет в дороге: это, по сути дела, даже улучшит ее шансы на благополучное возвращение домой.
* * *
Путешествие проходило словно в страшном сне. Лишь только Джоанна устроилась в дамском седле позади Джеффри, как ощущение времени сразу же исчезло для нее, хотя она с ужасом понимала, что время сейчас — все. Решив избегать любых поселений и городов, Джеффри лишь усилил своим приказом тревогу Джоанны. Она не знала местности: они продвигались словно по бесконечному лесному туннелю.
Когда Джеффри сажали на коня, он засмеялся, несмотря на боль, сказав, что такой способ устраиваться в седле напоминает ему раннее детство. Поначалу он время от времени разговаривал с Джоанной. Показал ей место, где, как он думал, они стояли с лагерем перед тем, как повести армию на Филиппа. Заметил также, что аллюр лошади Джоанны значительно отличается от хода боевого коня. Потом вдруг замолчал, вспомнив трех потерянных им коней. Хорошо, если новые хозяева добры к ним и ценят их…
Встревоженная его молчанием, Джоанна спросила, не хочет ли он сделать привал, на что Джеффри резко ответил, что они еще и часа не находятся в пути. Это тоже окончательно расстроило Джоанну. Ее переполненному дурными предчувствиями сознанию казалось, что они скачут целый день.
Время шло, а Джеффри говорил все меньше и меньше. Когда он спросил, получил ли необходимые инструкции сэр Ги, скакавший впереди и следивший за тем, чтобы они не заехали в какой-нибудь городок, голос его был слабым, усталым. Джоанна заметила, что через тунику мужа в месте раны на бедре сочится кровь. Она тихо расплакалась, понимая, что ничем не может помочь Джеффри. Зашивать рану снова не имело смысла: шов все равно разошелся бы во время скачки. Потом тело Джеффри вплотную прижалось к Джоанне: видимо, он уже выбился из сил. Она громко приказала остановиться, сделать привал, но Джеффри выпрямился и отменил ее распоряжение.
Джоанна могла бы переубедить его: это были ее люди и подчинялись они ей. Но Джеффри тихо сказал:
— Привал только продлит мои мучения. Мне не будет больнее, но страдать дольше необходимого я не хочу. Любимая, если я вдруг начну падать на тебя, а ты найдешь в себе силы удерживать меня, то просто поезжай быстрее. Тогда я ничего не буду чувствовать. А еще лучше, если позади сядет кто-нибудь из мужчин и будет поддерживать меня.
Слова его не были лишены здравого смысла, и Джоанна уступила, не согласившись лишь с тем, что поддерживать его должен мужчина. Руки ее ныли, а тело разрывалось от боли, поскольку ей постоянно приходилось отклоняться, чтобы не задеть рваную рану на плече Джеффри. Вдобавок ко всем ее несчастьям на второй день начался дождь. Джеффри знобило, но он все время сбрасывал с себя плащ, которым Джоанна пыталась укрыть его, невнятно бормоча при этом, что дождь будто бы дает ему приятную прохладу. А когда Джоанна прикоснулась к его лицу, то обнаружила, что у него сильный жар.
Несмотря на усталость, она совсем не спала в эту ночь. Джеффри беспокойно метался, стонал, жалобно звал жену, но не узнавал ее, когда она начинала успокаивать его. Джоанна решила, что они не могут ехать дальше. Только к утру жар спал, и Джеффри хриплым голосом стал умолять ее продолжать путь.
— Я не вынесу, если мне станет чуть-чуть лучше, а потом снова начнется лихорадка. Я хочу побыстрее попасть домой, где и смогу отдохнуть.
И снова Джоанна уступила, но не только потому, что Джеффри умолял ее об этом. Она едва ли могла помочь ему здесь, в лесу. Он почти все время теперь пребывал в бессознательном состоянии, поэтому и страдал меньше. К тому же стало холоднее, особенно ночью, а у них уже не оставалось ничего сухого и теплого. Ночь во влажной одежде на холоде могла погубить Джеффри так же легко, как и дальнейшее путешествие. Днем Джеффри то впадал в забытье, то снова приходил в себя, то бредил, то обретал способность мыслить вполне здраво. Вечером он не притронулся к еде и снова перестал узнавать Джоанну.
Эдвина посоветовалась с сэром Ги и подошла к госпоже.
— Вы должны предоставить его мне, — сказала она. — Все равно он не узнает вас, а вам необходимо поспать, иначе вы не сможете помогать ему.
— Да-да… — рассеянно согласилась Джоанна. — Я посплю с ним. Оставь меня, Эдвина.
— Если вы останетесь здесь, то не уснете. Стоит вам услышать его стон, как вы тотчас же побежите к нему. Дождь кончился. Лучше вам уйти… Миледи, вы можете выпороть меня, даже убить, а если захотите, можете распорядиться, чтобы наказали и сэра Ги, но… если не уйдете отсюда по своей воле, мы уведем вас силой.
Джоанна совсем ослабела, сил не было даже для гнева. Она заплакала, но не сопротивлялась, когда сэр Ги поднял ее и понес. Закутанная в три плаща, Джоанна лежала, тихо всхлипывая и прислушиваясь, не раздастся ли голос Джеффри. Теперь, когда ее не было с ним, он как будто успокоился, Джоанна порицала себя: уж не нарушила ли она одну из заповедей матушки, позволив, чтобы ее беспокойство перешло к больному? Но изнеможение не позволило ее мучениям, вызванным чувством вины и другими мыслями, длиться долго. Сон оказался как нельзя кстати, ибо Джоанна все равно не нашла бы покоя, приписывая молчанию Джеффри разные причины.
Эдвина обращалась с больным не так деликатно, как госпожа. Она заглушала его стоны, крепко зажимая ему рот ладонью. Не так уж все и скверно. По крайней мере, их никто не преследует.
* * *
Сэр Ги не мог рассчитывать на помощь лорда Джеффри или леди Джоанны. Джеффри потерял способность здраво мыслить, а Джоанну, решившую, что ее муж умирает, ничто уже не трогало. Однако удача улыбнулась им. В одной убогой деревушке, где сэр Ги остановился, чтобы купить провизию, женщина, с которой он торговался, приняла его за француза. Проклятия на английском языке посыпались на его голову, когда он расплачивался с ней. Сэр Ги, запинаясь, сказал женщине несколько слов, которые знал на этом языке, и поспешил за Нудом. Тот на своем родном языке рассказал ей об их положении и нуждах. Женщина согласилась спрятать своих соотечественников.
Лачуга, предоставленная им для отдыха, несмотря на грязь и зловоние, все же была теплой и сухой. Джоанну снова согревал лучик надежды. Она вспомнила имя торговца из Остенде, приезжавшего в Роузлинд. В надежде на будущую выгоду и привилегии он мог рискнуть помочь им. Сэр Ги разыскал торговца, который на чем свет стоит ругал французов, конфисковавших товары и оставивших его, по сути дела, без работы. Он с радостью согласился перевезти всю группу в Роузлинд. Сэр Ги не сомневался, что этому человеку можно доверять. Войны с Францией всегда рано или поздно заканчивались, а торговля с Роузлиндом — дело постоянное, никак не временное. Она еще много лет будет приносить огромную прибыль торговцу, но только в том случае, если он не выдаст дочь владелицы Роузлинда.
За доверие им воздалось сторицей. Торговец приехал сам с запряженной повозкой для Джеффри. У городских ворот он сказал, что это его больной друг, за которого он ручается, и, не став ждать груза, вышел в море с первым отливом. О плате он даже речи не вел, ибо давно знал владелицу Роузлинда. Как он сам сказал, Бог вознаградит его за благочестивый поступок, ибо для свершения праведного дела иногда приходится отказываться и от выгоды.
Его надежды воздались ему огромным вознаграждением, в чем он, впрочем, ничуть не сомневался. Когда Джеффри заботливо доставили в Роузлинд, торговец получил сполна: много серебряных и золотых монет, драгоценных браслетов и ожерелий. Три корабля с товаром не принесли бы ему такой прибыли, а его акт доброй воли обещал увеличить за счет привилегий будущие доходы и уменьшить налоги на многие годы.
* * *
Роузлинд уже сам по себе, со своими огромными каменными стенами, шумом моря и благоухающими запахами пряностей и роз простынями, оказался целительным для Джеффри. Уже через несколько часов, после того как его помыли и уложили в кровать, лихорадка пошла на убыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66