Сам Джеффри наверняка ужасно занят сейчас.
Джеффри не встретил у вассалов Иэна того энтузиазма, какое встречала Джоанна у вассалов леди Элинор. И не потому, что люди желали освободиться от своего сюзерена, они глубоко почитали и даже любили Иэна. Беда была в том, что из-за лютой ненависти к королю среди них назревал конфликт. Они долго и упорно спорили, что уж кто-кто, а ИэН, будучи свободным от любых клятв, прежде других должен повернуться к королю спиной. Джон неоднократно пытался убить его. Король ненавидит лорда и его жену. Они считали безумием цепляться за человека, который не только плохой король, но и личный враг.
— Но другого короля у нас нет, — убеждал их Джеффри. — Нет у нас другого короля. Вы предпочли бы иметь королем француза Филиппа? Кто-то должен быть королем, или нас постигнет участь гораздо худшая, чем ненависть Джона.
— Есть маленький Генри, — заметил один барон. — Он мог бы править с помощью совета…
— И не мечтайте об этом! — резко оборвал его Джеффри, едва сохраняя самообладание. — Вам не хуже моего известно, чем это пахнет! Вместо поборов одного человека… Да на нас набросится целая стая воронья!
— Возможно… А если нет? Если Господь хочет, чтобы король не был королем…
Джеффри находился с Адамом на юге, когда Джоанна прислала ему известие о том, что на Континенте обнародовали папский интердикт Джону. Конечно, его не огласят официально в Англии. Джон может предотвратить это. Однако он не в состоянии препятствовать просачиванию слухов. Джеффри быстро объехал южные замки Адама, а затем, уже по пути на север, доставил мальчика в Лестер. У него имелось письмо от Иэна для северных вассалов, и он хотел, чтобы это послание и новости достигли их одновременно. Если же новости от папы опередят Джеффри, могло случиться так, что люди Иэна свяжут себя обязательством с каким-нибудь другим лордом, выступающим против короля, прежде чем он заручится их верностью. Таким образом, Джоанна вынуждена все решать сама.
* * *
Когда она заговорила, на ее спокойном лице не было страха, ни руки, ни голос не дрожали.
— Итак, милорд, вы должны принять решение. Остаетесь вы с нами или мне сообщить своей матушке, что сын ее дорогого друга и преданнейшего вассала, вашего отца, решил покинуть ее?
Джоанна намеренно описала ситуацию в столь неприятной форме, но за этим, однако, не крылось никакой угрозы. В глазах молодого мужчины отразились и его потрясение, и изумление.
— Ни о чем подобном я не говорил! — раздраженно ответил сэр Джон. — Я лишь не верил, что папа зайдет так далеко. Моя клятва вашей матушке никак не связана с ее отношением к королю.
Поскольку Джоанне удалось заставить сэра Джона увидеть, в какую сторону дует ветер его мыслей, а теперь, похоже, он готов изменить их направление, она взяла его за руки.
— Не сердитесь на меня. Прошу простить меня за то, что не так поняла вас. Вы знаете: не из большой любви или слепого отношения к ошибкам короля мы решили встать на его сторону. Как бы ни обидел король папу, боюсь, что святой отец не принимает во внимание нас, своих детей. Он готов свергнуть нашего короля, но ему некого предложить нам взамен. Как бы ни болела у нас голова, лучше носить ее на плечах, а не сложить на плахе.
Несколько дней понадобилось Джоанне, чтобы убедить сэра Джона принять правильное решение. Она предупредила своего вассала о возможном вторжении короля Филиппа в Англию, указала, что на этот раз французский король может заключить союз с Нижними Странами , чьи жители отлично знают, как преодолеть трясины, защищавшие Мерси от многих вторжений. Однако Джоанна не затягивала свой визит дольше необходимого. Отчасти это было связано с тем, что она не хотела выказывать сомнения относительно преданности сэра Джона, но главной причиной являлся ее страх я тоска по могучим и надежным стенам замка Роузлинд.
Ловко обойти интердикт папы не составит для Джоанны большого труда, раз она как-то тащила по земле простого священника, привязав его к хвосту кобылы, и выгнала из своих владений. Джоанна — не легковерная крепостная, трепещущая из-за своего умения читать, писать и говорить по-латыни и верящая, что священник нечто гораздо большее, нежели обычный человек. Она знает, что епископы и папы — тоже люди, и не боится выражать сомнения в их здравомыслии и непогрешимости.
В то же время Джоанна верила в существование Бога и дьявола, в активное участие высшего добра и величайшего зла в мирских делах. Где-то в тайниках своей души она связывала короля Джона с отцом дьявола. С первого дня жизни Джоанны король стал врагом ее дома. У нее остались весьма смутные воспоминания о своем отце, но одно из них всегда ярко всплывало в памяти: Саймон пребывал в неописуемой ярости — что разительно отличалось от коротких вспышек раздражения, в которые ввергала его Элинор, — проклиная короля, как скверное отродье сатаны.
Джеффри и Джоанне удавалось избегать королевского двора, но леди Эла постоянно снабжала Джоанну новостями оттуда, в большинстве своем не доставлявшими радости. После отъезда папских эмиссаров и Ренода Даммартина ничего существенного при дворе не произошло, но множество мелких инцидентов показывало презрение и безразличие короля к его знати, к мнениям о нем.
Рождество Джоанна встретила в Роузлинде одна. Вернувшись в замок в начале второй недели декабря и обнаружив там письмо Джеффри, в котором говорилось, что он не может провести праздник с ней, она не знала, радоваться ей или огорчаться. Конечно, она скучала по Джеффри, по их беседам, его благозвучному голосу и песням, по прикосновениям его рук. Но, поскольку в Клайро они чуть было не совершили прелюбодеяние, в их отношениях появилась заметная скованность.
В те дни они еще встречались раза два, обсуждали дела, обменивались новостями и были счастливы вместе. Покой, однако, длился недолго. Когда они даже случайно касались друг друга, между ними словно проскакивала молния. За этим следовало потрясение, мучительное по своей силе. Джоанна чувствовала, как замирало ее сердце, а потом начинало бешено биться. Джеффри слегка краснел и тут же отстранялся. Джоанна не истолковывала его действия неправильно. Конечно, он чувствовал то же самое, что и она. В глазах Джеффри загорались желтые огоньки страсти. Джоанна не могла понять лишь одного: причины его сдержанности. Сейчас она уже не сомневалась, что Джеффри лгал ей в Клайро, когда говорил о цели выбора помолвки вместо их свадьбы.
Поэтому Джоанна ни в одном из писем к Элинор не просила у матери разрешения на брак. По сути дела, она была настолько осторожна, что даже не намекала о своем желании ускорить свадьбу. Джеффри появлялся в ее письмах только в описаниях политических событий. Но тело Джоанны не подчинялось ее воле. Для губ, кожи, бедер разум не существовал. Джеффри пробудил в ней страсть, унять которую уже невозможно. Когда он был рядом, Джоанна вдруг обнару. живала, что наслаждается его запахом, непроизвольно поднимает руку, чтобы прикоснуться к нему, ищет под столом своим коленом его ногу…
Поскольку влечение к Джеффри не мешало чувству юмора Джоанны, она утешала себя мыслью, что, чем бы тот ни занимался, пытаясь погасить свою страсть, когда уезжал надолго, это ему мало помогает во время их встреч. Ее приятно возбуждало и забавляло, когда он вдруг резко отстранялся, если они случайно касались друг друга, или быстро переводил взгляд с ее лица, шеи или груди на какой-нибудь менее привлекательный предмет. Приятно было сознавать, что Джеффри тоже страдает, но становилось мучительно больно, если он не позволял Джоанне оказывать ему обычные услуги, например, купать его или помогать одеваться. Джоанна не обижалась: она понимала, с чем это связано. Она даже искренне смеялась над Джеффри, когда он велел ей уйти и оставить его одного… А ей так хотелось прикоснуться к нему…
Поэтому сейчас, читая письмо Джеффри, Джоанна испытывала одновременно и облегчение, и грусть. Упаковав подарки, приготовленные для своего жениха, Джоанна лишь тихо вздохнула и отослала их с Нудом. Страдая в Роузлинде от одиночества, она неохотно начала готовиться к двенадцатидневным празднествам. С каждым днем становилось все нестерпимее сидеть одной за огромным столом в огромном зале. Не с кем ни поговорить, ни посмеяться. Джоанна почти поддалась соблазну съездить в Айфорд или Кингслер, просто чтобы развлечься, но чувство долга не позволило ей лишить людей Роузлинда праздника из-за такого пустяка, как ее одиночество.
В конечном счете она получила от торжеств гораздо больше удовольствия, чем ожидала. Утром первого дня празднеств в Роузлинд прискакал сэр Ги с сундуком, набитым подарками от Элинор и Иэна, Он приехал из Ирландии тайно и добирался до Роузлинда только для того, чтобы сделать Джоанне приятный сюрприз. В полдень того же дня приехали еще два желанных гостя — старший сын одного из вассалов Джеффри и старший оруженосец графа Солсбери. Первый привез подарки от Джеффри, а второй — от графа и леди Элы. Джоанна с признательностью подумала о том, что все любимые ею люди помнят о ней и каждый стремится сделать для нее праздник радостным и светлым.
В первый день ей дарили милые безделушки, во второй — дорогостоящие предметы одежды и драгоценности. Подарков становилось все больше: сапфир и золотое ожерелье от Элинор и Иэна; изящный халат и туника, вышитая золотыми нитками и украшенная самоцветами, от графа Солсбери и леди Элы; Джеффри прислал лунные камни, оправленные в серебро и излучающие такой же загадочный свет, как и глаза Джоанны. Все хотели, чтобы девушка не чувствовала в праздник своего одиночества. Постоянно звенел смех, ибо за высоким столом сидели молодые люди одного возраста с Джоанной, да и сэр Ги ничем не омрачал их невинных развлечений. Несмотря на свои шестнадцать лет и подарки, как взрослой женщине, Джоанна снова превратилась в ребенка, целиком поглощенного только смешными выходками и глупыми шутками.
Когда веселье закончилось и двое молодых гостей попрощались с Джоанной, сэр Ги еще оставался в замке. Он рассказал девушке, что в Ирландии пока все спокойно, хотя ни граф Пемброкский, ни лорд Иэн не верят, что эту страну можно оставлять без присмотра. Однако есть надежда, что в конце концов эту землю удовлетворит правление Англии. К приятному удивлению графа Пемброкского и Иэна, Джон Грей, епископ Норвиджский, стал справедливым и энергичным священником, как только вышел из-под влияния короля. В сущности, в разуме норвиджскому епископу нельзя было отказать и раньше, как, впрочем, и в усердии. Не хватало ему лишь мужества противостоять человеку, которого он боялся. Если Джон не станет вмешиваться в дела Ирландии, Джон Грей отлично справится с управлением страны.
Продолжительное общение с сэром Ги имело как приятные стороны, так и недостатки. Джоанну весьма радовала его поддержка. В то же время, когда в январе Джеффри нанес Джоанне мимолетный визит, сэр Ги оказался как бы буфером между ними. Возможно, это случилось вследствие того, что им почти не представлялось возможности побыть одним. Да они и намеренно не искали ее, пока неистовое вожделение не стало причинять им страдания, хотя они относились друг к другу чисто по-дружески, смеялись и разговаривали, как и раньше.
К несчастью, присутствие сэра Ги лишило Джоанну лучшей ее отговорки, чтобы не появляться при дворе. Таким образом, когда в середине февраля от короля пришло приглашение посетить празднества Пасхи и присутствовать при посвящении принца Александра в рыцари, Джоанне ничего не оставалось, как подчиниться. Умышленно затягивая время, она послала к Джеффри гонца с сообщением об этом приглашении, чтобы он успел прибыть прежде, чем она будет готова к отъезду.
Послание Джоанны озадачило Джеффри. Он не возвращался ко двору с тех пор, как его попросили оставить его, но регулярно получал от отца все новости оттуда. Джеффри знал, что Александра должны возвести в рыцари, но не мог понять, почему Джоанну вызвали так рано и зачем вообще. Если бы вызвали Иэна, владевшего землями на севере, все объяснилось бы очень легко, но Джоанна не являлась наследницей Иэна. У него есть сын. Джоанна даже не имеет права замещать Иэна. Эта обязанность лежит на Джеффри. По сути дела, Джоанна не имеет никакого отношения к принцу Шотландии, а тем более к его посвящению в рыцари.
В равной степени озадачил Джеффри и тот факт, что на это событие не пригласили его. Возможно, король все еще злился на Джеффри. Но почему? В сущности, зачем королю злиться? Он уже выиграл поединок между ними, если вообще можно назвать предложение и его неприятие поединком. Джеффри отругали и отослали со двора, как нашалившего ребенка. Ничего другого не произошло, что могло бы указывать на ошибочность его мнения о короле. Обычно подобные инциденты приводили Джона в прекрасное расположение духа. Он, наоборот, почаще вызывал бы униженную жертву ко двору и публично напоминал бы ей о случившемся. Джеффри полагал, что этому препятствует его отец. Граф Солсбери знает, какой ценой ему удается удерживать своего вспыльчивого сына и бестактного брата подальше друг от друга.
Джеффри пришлось поспешно распрощаться с вассалом, у которого он гостил, и во весь опор мчаться в Лондон, где король праздновал Пасху. Однако он не имел намерения предстать перед королем, пока точно не разузнает о положении дел. Оставив позади городские ворота, Джеффри поскакал прямо к дому своего отца, на восток от резиденции тамплиеров. Он не удивился, увидев в доме отца свою мачеху.
— Джеффри, любовь моя, — прощебетала она, — что ты здесь делаешь? Ты весь в пыли! Такой уставший! Иди, садись. Нет, пусть сначала служанки снимут с тебя доспехи. Ты ведь знаешь, я не выношу всей этой стали на тебе! Твой отец будет немало удивлен…
Джеффри уже привык к обычным приветствиям своей мачехи. Отец, конечно, не обрадуется его приезду. Следовательно, не стоит давать ему повод подумать, что сын сердит или агрессивно настроен.
— С пылью я ничего не мог поделать, поскольку погода сухая, а я ехал по дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66