— Джоанна! Слава Богу!
Леди Джиллиан тихо выскользнула из комнаты, безропотно проглотив досаду, смешанную с неожиданным для нее облегчением. Она изо всех сил старалась спасти Джеффри, превозмогая отвращение к уходу за ним, а он и словом не обмолвился о ней… Но так оно и лучше. Хорошо, что он может благодарить Бога за свою жену, которая, бесспорно, ускорит его выздоровление. Тем не менее к радости леди Джиллиан примешивалась печаль. Никогда больше не возникнет в ней робкое греховное желание, порожденное великодушной учтивостью Джеффри, его готовностью помогать ей советами и объяснениями в вопросах, касающихся управления владениями.
Когда Джоанна закончила обрабатывать раны, Джеффри отдышался и обеспокоенно спросил:
— Все хорошо, Джоанна? Я понимал, что меня лечат неправильно, но не знал, что сказать этой женщине. А поскольку я и сам не видел, в чем заключается ее ошибка, то решил, что жаловаться неблагодарно.
— Теперь все будет хорошо, — успокоила его Джоанна. — Хорошо, что твои раны не зажили, — добавила она немного сердито, чего Джеффри, к счастью, не заметил. — Мне пришлось вскрыть две и хорошенько промыть их, но теперь ты поправишься и сможешь легко передвигаться. Спи. Клянусь, с тобой будет все в порядке!
Джеффри облегченно вздохнул. Джоанна не стала бы лгать ему в подобном деле. Если бы пришлось остаться калекой, ему понадобилось бы время, чтобы свыкнуться с этой мыслью и решить, как биться в сражениях и дальше, либо подыскать для себя другое дело. Глаза его начали закрываться, но он поднял тяжелые веки.
— Дома все хорошо?
— Конечно. Разве может быть по-другому? Я обо всем позаботилась. Чем я еще могла заниматься в твое отсутствие? Чуть не забыла: я отложила до твоего приезда два судебных дела, ибо они касаются вопросов чести, но это пустяки. И в королевстве все спокойно. Бразды правления в руках епископа Винчестерского, а кнут — у графа Пемброкского. Конь понимает, что становиться на дыбы под такими всадниками опасно для него.
Джоанна почти не лгала. Здесь была значительная доля истины. Вводя мужа в заблуждение относительно политических дел ради его же блага, Джоанна не переживала за них так, как за здоровье Джеффри. В правление епископа Винчестерского и графа Пемброкского в Англии действительно установилось спокойствие, но напоминавшее бурлящий котел, где вода кипит под плотно закрытой крышкой, и этот котел может взорваться, извергая из себя свое содержимое.
Джеффри понимал, что правдивость Джоанны в данном вопросе не выдерживает сравнения с ее искренностью в отношении его здоровья. Чувство глубокой благодарности к ней переполняло его. Он задал вопрос, исходя из чувства долга, своей ответственности, и тем не менее был благодарен Джоанне за то, что она избавила его от мучительных переживаний. Слишком уж часто леди Джиллиан хваталась за любое его предложение, когда он вежливо интересовался, не может ли чем-нибудь помочь ей. Объясняя вещи, которые, по его мнению, должна знать каждая здравомыслящая женщина, Джеффри сильно уставал, хотя он не привык щадить себя. К тому же он не мог заставить себя сдерживаться. Вежливость брала в нем верх, прежде чем Джеффри задумывался над своим предложением. Согретый и успокоенный присутствием Джоанны, он улыбался, понимая, что теперь от него ничего не потребуют, пока он не поправится.
Джоанна молча сидела около мужа до тех пор, пока не убедилась, что он спит. Затем она повернулась к сэру Ги и невольно вздрогнула, увидев его стоящим у двери с обнаженным мечом в руке. Он жестом попросил ее приблизиться.
— Вам известно, что мы находимся в подземелье, которое могут закрыть? — прошептал сэр Ги.
Джоанна и не догадывалась об этом. Ее обуял страх. Вот где опасность! Она знала! Чувствовала с самого начала! И все же здравомыслие взяло в ней верх.
— Не думаю, что нас могут закрыть в этом подвале, — тихо сказала она. — Если бы нас хотели закрыть здесь, то сделали бы это, когда все мы были заняты милордом. Кроме того, он находится здесь уже давно. Видите, здесь есть даже кресло, стол и ковер. Они скорее хотели понадежнее спрятать лорда Джеффри, нежели заточить в подземелье. Да и куда ему было бежать, что он мог сделать в своем состоянии?
Сэр Ги хотел что-то ответить, но ему помешал появившийся вдруг раскрасневшийся и запыхавшийся сэр Леон.
— Мне надо поговорить с лордом Джеффри, — сказал он несколько неуверенно.
— Он спит! — воспротивилась Джоанна. — Что вам от него нужно? В данное время я лучше подойду для вас. Поговорите со мной.
Сэр Леон не хотел говорить с Джоанной. Она не нравилась ему. Красива, возможно, но слишком строга, неженственна, горда и властна. По сути дела, она вобрала в себя все изъяны, какими только может обладать женщина. И все же… По обнаженному мечу сэра Ги, по их обеспокоенным лицам было совершенно ясно, что они знают, где находятся. Кое-какие объяснения необходимы.
— Я только хотел извиниться перед лордом Джеффри, что его держат в этом месте, — сказал сэр Леон. — Мои близкие отнюдь не собирались нанести оскорбление его чести. На эту меру пошли только ради безопасности лорда Джеффри, ради того, чтобы его не нашли и не схватили люди Филиппа. Как только он проснется, вы сможете перебраться в более подходящие покои.
Такое объяснение было весьма правдивым, но предчувствие опасности прочно засело в мозгу Джоанны. Спустя некоторое время, сидя около мужа, она спросила себя: а может быть, все ее беспокойство от безделья? В это неотложное путешествие она не взяла с собой никакой работы и теперь сожалела об этом. Она не может не смотреть на Джеффри, а это беспокоит его. Но что еще хуже, близость мужа пробуждает в ней — вот уж не ко времени! — страсть, которая еще не скоро получит удовлетворение, учитывая состояние Джеффри.
Беспокойство, праздность, разочарование выбили Джоанну из колеи, она теряла власть над собой. Глядя на голые стены, она приходила в бешенство. Джеффри воспринимает ее не как женщину, а как сиделку! Если ему нужна только сиделка, он ее и получит! Она не станет называть его «моя любовь», «сердце мое», нет!
Между тем, сэр Леон обнаружил, что пленение Джеффри принесло им большую и неожиданную прибыль, помимо тех богатств, которые должны были достаться его дяде. Поначалу это показалось ему даже невероятным. Встреча сэра Леона с женой вышла какой-то натянутой. В нем вдруг снова проснулась ревность, когда он увидел, с каким выражением наблюдала Джиллиан за тем, как несут лорда Джеффри, как она, вместо того чтобы приветствовать мужа, сама пошла вниз, а не послала слугу. Вдобавок, узнав, что Джеффри держат как пленника в подземелье, а не обращаются с ним, как с гостем, он пришел в ярость. Опасаясь выводов, какие могло ему дать расследование первых двух впечатлений, сэр Леон решил выяснить последнее недоразумение. Получив объяснения, он отложил на время остальные проблемы и тотчас же спустился вниз, чтобы принести лорду Джеффри свои извинения. После короткого разговора с Джоанной сэр Леон, поднимаясь по лестнице, уже чувствовал признательность к своей супруге.
Увидев, в каком состоянии находится лорд Джеффри, сэр Леон перестал подозревать Джиллиан в супружеской неверности. Однако выражение ее лица говорило о том, что его жена — женщина, способная на сильные чувства. Он никогда не замечал этого прежде, пока перед ним не возникла необходимость постичь сущность Джоанны. К своему удивлению, он обнаружил, что чувства Джиллиан волнуют его не меньше, чем ее тело.
По правде говоря, сэр Леон редко думал о своей жене. Как и надлежало, Джиллиан выбрали для него родители. Как покорная, трудолюбивая жена и хорошая производительница потомства она вполне удовлетворяла его. Большего ему и не требовалось. Однако сейчас, после стольких лет совместной жизни, он вдруг увидел в ней женщину, ответившую мужу взглядом скорее взволнованным и грустным, нежели радостным, и покорно протянувшую к нему руки. «Джиллиан не красавица, но и не надменная сучка», — удовлетворенно подумал он.
Сэр Леон пересек зал и принял объятия жены. Она шумно радовалась его возвращению — ей так не хватало его! — и одновременно извинялась за то, что не смогла как следует следить за делами и обучением их мальчиков.
Как, оказывается, все просто! Приняв объятия Джиллиан, сэр Леон получил в награду нечто гораздо большее. Это вдохновило его на то, чтобы продемонстрировать жене некоторые тонкости обхождения, которым он научился, путешествуя с Джоанной. Сэр Леон настолько хорошо справился с небольшими знаками внимания, пододвигая супруге скамейку и выбирая ей самые лакомые кусочки во время ужина, что, когда они пошли спать, в порыве страстного желания перешел к демонстрации более интимных знаний, приобретенных у Эдвины. Новый сексуальный опыт мужа не вызвал в Джиллиан ни капельки ревности. Ей и в голову никогда не приходило, что Леон обязан хранить ей верность. Она была вполне счастлива и тем, что он никогда не приводил любовниц в замок, как делали некоторые мужчины. Джиллиан возблагодарила Господа за полученное удовольствие и не стала спрашивать мужа, где он этому научился.
Если Джиллиан и чувствовала к Джеффри отдаленное подобие влечения, то сейчас оно безвозвратно исчезло. Обиду, затаенную на Джоанну, тоже смыло волной блаженства. Каким-то необъяснимым образом Джиллиан связывала эту новую для нее радость именно с ними. Поэтому, когда на следующий день она вернулась к повседневным делам, сердце ее готово было петь от счастья, походка стала легкой как у девочки, а лицо помолодело лет на двадцать. Она решительно настроилась оказать своим гостям любую дружескую услугу в пределах возможного.
Ближе к вечеру прибыл дядя Леона, сэр Луи, к которому посылали гонца днем раньше. Деньги за выкуп пересчитали и передали ему. Теперь Джоанна и Джеффри стали только гостями. Их поселили в лучшей комнате, но они были вольны уехать в любой момент. К сожалению, такая возможность все еще не представлялась, ибо Джеффри оставался слишком больным и слабым, чтобы ехать верхом. А если бы они повезли его из Франции в крытой повозке, то наверняка весь свет узнал бы, что в ней везут рыцаря, раненного под Бувине, и тогда Джеффри снова мог бы стать чьим-нибудь пленником. Всем известно, что Филипп не получает свою долю от выкупов. В связи с этим любой раненый рыцарь, не служивший у Филиппа, становился законной добычей для любого человека.
Всю следующую неделю Джоанне стоило невероятных усилий поддерживать внешнее спокойствие. Джеффри выигрывал свое сражение за здоровье. Его аппетит заметно улучшился. Все небольшие раны зажили, закрылись, а другие перестали краснеть и гноиться. Кости уже не выпирали так сильно из его исхудавшего тела, он не уставал слишком быстро. Если бы они находились дома, Джоанна вполне могла бы быть довольной, получая удовлетворение и от выздоровления мужа, и от хлопот с владениями матушки, которые отнимали бы у нее всю ее энергию и время. Однако в замке Бюсси ей ничего не оставалось больше, как все время сидеть около Джеффри. Они разговаривали, вместе ели, играли, лишь спали порознь. Джоанне казалось, что любое случайное прикосновение руки Джеффри лишь сильнее раздувает пламя влечения, бушевавшее в ней.
С каждым днем она все больше замыкалась в себе. К концу недели состояние Джеффри значительно улучшилось, и он понял: с Джоанной что-то происходит. Его удивляло, что она отказывается от его руки, когда он хочет помочь ей встать из-за обеденного стола, что старается смотреть куда угодно и на что угодно, только не на него. Джеффри несколько раз пытался выяснить, в чем дело, и каждый раз получал все более холодный отказ, пока окончательно не потерял терпение.
— Поскольку мое общество, по всей видимости, не нравится тебе, — сердито сказал он, — я лучше вернусь в свою постель!
— О да, конечно! — ответила Джоанна.
Джеффри чуть было не дал ей пощечину. Не находись они в замке чужого человека, он так бы и поступил. Самое скверное здесь то, что Джоанна, похоже, не понимает и сама, что говорит!
Чуть ли не зарыдав от разочарования, Джоанна бросилась на поиски Джиллиан, как только Джеффри ушел. Она понимала, что не дала Джиллиан никакого повода проникнуться к ней симпатией или хотя бы желать помочь ей, но у нее не было другого выхода.
— Дома я занята целый день! — торопливо объясняла Джоанна. — Я не привыкла бездельничать! У меня нет даже ничего для вышивания!
Джиллиан пришла в крайнее изумление. Ей и в голову не приходило, что такая благородная леди может работать. Но, заметив, как пылают щеки Джоанны, как она напряжена, Джиллиан поняла, что ей необходимо помочь. Она успокаивающе обняла Джоанну.
— Не терзайте себя, дитя мое! Скоро он поправится, а пока можете помогать мне в сыроварне. Сегодня как раз нужно взглянуть на сыры. Да и прогулка по воздуху пойдет вам только на пользу. Вы же почти не выходите из замка.
Поначалу Джоанна думала, что терпение ее лопнет и она закричит, когда Джиллиан принялась разглагольствовать о сырах, но мало-помалу заинтересовалась этой темой. Естественно, в Роузлинде тоже занимались сыроделием, но здешний сыр отличался и по вкусу, и по компонентам.
Женщины пробовали сыры, обсуждали смеси из коровьего и козьего молока, спорили о времени выдержки и копчения. В конце концов Джоанна успокоилась. Она искренне сожалела, что леди Джиллиан нужно было возвращаться в замок.
Новый прилив радости пришел к ней, когда хозяйка предложила ей расшить тунику для старшего из двух ее сыновей, которого собирались отдать на воспитание. Поэтому ему и нужна была красивая одежда. По крайней мере ей будет чем занять свои глаза, чтобы не испытывать постоянное искушение смотреть лишь на Джеффри, обрадовалась Джоанна.
Когда они вошли в зал, Джоанна потупила очи. Она не знала, покинул ли Джеффри постель, и не хотела терять обретенное спокойствие. Поэтому-то и пришла в крайнее замешательство, услышав истошный крик леди Джиллиан:
— Матушка! Что вы делаете?!
Джоанна подняла голову и заметила старую женщину, отпрянувшую от двери в комнату, в которой лежал Джеффри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66