Или прогони ее! Я ни за что не засну с этим скрежетом и писком под кроватью!
— О Господи! — проворчал Джеффри, потом поднялся и спрыгнул на пол.
— Дурачок, ты же голый! Она укусит тебя! Возьми нож или еще что-нибудь…
Однако Джеффри, проигнорировав предупреждение Джоанны, полез под кровать, при этом отвратительно ругаясь. Джоанна огляделась в надежде отыскать что-нибудь, чем можно было бы ударить крысу, если та выскочит с ее стороны, но не нашла ничего подходящего. Послышался скрип кожи, словно кто-то растягивал кроватные ремни. Потом из-под кровати появился Джеффри. Он встал на колени и швырнул Джоанне полотняный мешок, в котором что-то шевелилось и пищало.
— Я же говорил тебе, что это котенок! — с раздражением сказал Джеффри. — Твоя глупая служанка должна была дать ему побольше снотворного, но, полагаю, поскупилась.
Пока он говорил и опять устраивался на кровати, Джоанна сняла веревку, которой был завязан небольшой мешок. Оттуда тотчас же выпрыгнул котенок черепаховой масти. Это милое создание явно возмущалось столь пренебрежительным отношением к себе. Но, когда Джоанна погладила его и почесала шейку, оно обрело спокойствие и даже начало мурлыкать.
— Но, Джеффри, что он здесь делает?! Найти котенка здесь! Да еще привязанного к кроватным ремням… Не странно ли э…
— Что с тобой, черт возьми?! — рассердился Джеффри. — Если бы у тебя не было крови, мне надо себя резать, по-твоему?! Изабелла уже давно насмехается надо мной. Неужели ты не видела, как она осматривала меня, каждый мой волосок? Она объявила всем, что у меня на теле нет ничего, кроме одной незалеченной царапины! В каком месте я пустил бы кровь так, чтобы не осталось следов? Она и тебя осмотрела, всю, тоже. Я пустил бы кровь коту, пока он спал, и…
Но он так и не успел рассказать, как намеревался избавиться от улики: Джоанна обхватила руками его шею.
— О Джеффри! Джеффри! Я буду тебе хорошей женой! Хорошей, послушной и верной спутницей до самой смерти, клянусь тебе! Ты такой добрый…
— Ну и глупышка ты, Джоанна! — нежно сказал он, притянув ее к себе. — Теперь ты действительно моя! Неужели ты думаешь, я позволил бы кому-нибудь обидеть тебя по какой бы то ни было причине?
Последние слова Джеффри проговорил, уже целуя Джоанну в шею. Мимолетный ее страх, навеянный недавней болью и неспособностью ответить на его ласки, тотчас же развеялся, когда она почувствовала теплоту губ Джеффри. Джоанна вздохнула и полностью расслабилась. Джеффри осторожно высвободил руки из-под ее упругого тела, что Дало ему свободу действий. Он еще некоторое время целовал Джоанну, затем поднял голову и взглянул на нее. Как только его ласки приостановились, она что-то обиженно прошептала и медленно открыла глаза.
— Ты хочешь меня? — тоже шепотом спросил Джеффри.
Такой вопрос показался Джоанне весьма странным. Она уже забыла, что Джеффри обещал не трогать ее больше, если она не пожелает испытать боль вторично. Какая необходимость в словах? Джоанна просто притянула голову Джеффри к себе.
Он правильно понял ее, но на этот раз не стал спешить. Джеффри целовал и ласкал Джоанну — медленно двигаясь по всему ее телу. Его губы пили жаркий мед ее губ, прикасались к ее груди, ласкали ее живот. Вначале Джоанна просто наслаждалась ощущением горячих прикосновений к своему телу, ощущая, как губы Джеффри нарисовали на нем огненную дорожку, по которой волнами стекало и пульсировало неведомое ей пьянящее и острое наслаждение. Затем оно сменилось мучительным сладостным томлением, приятным и невыносимым, будто жажда, которую хочется утолить немедленно. Джоанне казалось, что тело взлетает огненным вихрем к самому поднебесью, а потом мигом падает к земле, чтобы в следующее мгновенье воспарить снова. Это было наваждение, колдовство. Всю ее плоть окутал дурман страсти. Она не могла ждать больше ни секунды: из ее груди вырвался стон, она изогнулась всем телом, зовя Джеффри в себя. Она пыталась с силой притянуть его к себе, протиснуться под него, но он будто наслаждался ее мукой… Он видел, как пробуждается в ней женщина, и это было несопоставимо большее удовольствие, чем все, что ему приходилось когда-либо испытывать. Она готова была отдать ему всю себя, раствориться в нем, подчиниться ему, лишь бы он прекратил эту сладкую муку.
Теперь Джеффри всей сутью своей почувствовал, что то, что он изведал раньше, с другими женщинами, было не страстью, не любовью, а лишь похотью. Дело не в том, что ласки шлюх, придворных дам или обозных девок, — обыкновенное притворство в ожидании щедрой платы. Это-то он хорошо знал. Но то, что сейчас он испытывал, было совсем другого свойства: он не только почувствовал желанную женщину, он понял, как сладостно дарить наслаждение самой женщине. С каждым ее вздохом и стоном наслаждение Джеффри лишь усиливалось.
Джоанна чуть не рыдала от нетерпения и возбуждения. Она неистово вцепилась в Джеффри своими длинными ногтями, не сознавая, что они оставляют глубокие следы на его теле. Она целовала его везде, где только могла, готовая поглотить его плоть. Джеффри застонал и по его телу будто молния промчалась; теперь и он не мог себя сдерживать.
Во второй раз все прошло гораздо легче. Какую бы боль с непривычки ни чувствовала Джоанна, она не шла ни в какое сравнение с неописуемым наслаждением. С первым криком удивления и возбуждения, когда испытанный ею впервые оргазм заставил конвульсивно вздрогнуть ее тело, Джеффри достиг своей кульминации. Они затихли одновременно, постанывая и вздыхая.
— Мой… мой… — бормотала Джоанна. — О, сердце мое, это было чудесно!
Наивность этого замечания и чуть охрипший от удовольствия нежный голос женщины, получившей совершенно неожиданный, но очень желанный дар, заставили Джеффри рассмеяться.
— А ты чего ожидала? — спросил он.
— Откуда мне было знать, чего ждать? Просто знать, что это приятно, и испытать на себе — совершенно разные вещи. Кроме того, приятно — не совсем правильное слово…
— Ты так думаешь? А как бы ты это назвала?
— Я назвала бы… нет, не скажу. Ты и так слишком возгордился! — засмеялась Джоанна. — Если я начну хвалить тебя, ты станешь высокомерным и невыносимым.
Джеффри сделал вид, что огорчен.
— Но, если ты не будешь хвалить меня, я наверняка решу, что не справляюсь с супружескими обязанностями, и впаду в меланхолию. А тогда…
Джоанна сделала резкое движение, словно собираясь дать Джеффри затрещину, но он перехватил ее руку. Последовала игривая борьба, превратившая одеяла в бесформенный комок. Первым остановил себя Джеффри.
— Какая ты красивая, Джоанна! — прошептал он.
Она тоже смотрела на него, но скорее испуганно, нежели весело.
— О, Джеффри, посмотри, как я тебя оцарапала! Прости меня! — Слово «оцарапала» сразу же ассоциировалось в голове Джоанны с привычной фразой «оцарапала, как кошка». — Котенок! — воскликнула она. — Мы же могли убить его!
Они обыскали всю кровать, проверили под ней, но нашли маленькое создание удобно устроившимся в мягком кресле. Когда яростные движения этих громадных для него обитателей комнаты сделали кровать неудобной, котенок, не теряя самообладания своих древних родичей, нашел себе тихое место, чтобы спрятаться от землетрясения. Джоанна почесала у него за ухом и повернулась к Джеффри. Увидев опять царапины на его теле, она начала гладить их, бормоча извинения.
— Знай я, что ты собираешься содрать с меня кожу, я не стал бы беспокоиться о котенке, — грустно улыбнулся Джеффри. — Даже Изабелла не заметила бы на ней более глубоких порезов. Могу вообразить, что она теперь скажет.
— Пускай говорит, что хочет! Ты думаешь, она не обнаружила бы твоей хитрости? Или не придумала бы чего-нибудь, даже если бы ты ничего не предпринял?
— Как бы она узнала об этом? От твоей служанки?
— От Эдвины? Нет. Она предана мне душой и телом, а если и болтает, то лишь по моему приказу. Я полагаю, комнату могли проверить другие. Даже если бы они не нашли котенка… О, не стоит говорить о королеве! Пусть лопнет от злости! Те, что верят Изабелле, просто жаждут приписать нам все грехи! Люди же, любящие нас, знают, что мы из себя представляем. Пойдем в постель, Джеффри. Я замерзла…
Такое непостоянство озадачило Джеффри. Он не мог понять очевидного противоречия между озабоченностью Джоанны относительно мнения других людей до вступления в брак и наступившим безразличием. Джеффри и в голову не приходило, что ее беспокоило лишь его мнение. Правда, сейчас ему вообще ничего в голову не приходило — он хотел лишь спать, не думать ни о чем.
Когда Джоанна поправила одеяла, Джеффри с готовностью взобрался на кровать, надеясь, что его жена захочет продолжить разговор. Одна из придворных дам была как-то очень огорчена: Джеффри отказал ей в этом, как только понял, что конца не предвидится. Но отказываться говорить с женой не слишком-то любезно с его стороны.
Однако Джоанна не имела особого желания продолжать беседу. Еще слишком остро она ощущала новую радость замужней женщины. Раньше, когда она покидала ночью свою теплую постель, по возвращении ей приходилось определенное время согревать телом простыни и одеяла. Теперь же, стоит лишь прижаться к мужу, как тотчас же становится тепло. Джеффри сквозь сон упрекнул ее за ледяные руки и ноги, однако не отстранил, а еще сильнее прижал к себе, что добавило к спокойствию Джоанны и чувство удовлетворения. Она вздохнула и положила голову на плечо Джеффри.
Теперь она будет совершенно счастлива до утра после этой восхитительной ночи… И никогда не допустит той ошибки, какую совершила матушка с ее отцом… Не станет заглядывать в будущее и пугать себя грядущими опасностями и печалями…
* * *
При нормальном ходе событий Джоанна предпочла бы долгим утром снова испытать свою новую радость. Но, по обычаю, когда молодожены просыпались и звали слуг, к ним вызывали знатных господ и дам, чтобы те внимательно осмотрели простыни. Однако Изабелла отнюдь не испытывала желания попасть в опочивальню новобрачных после Эдвины и Тостига. Поэтому слуги, изрядно накачанные снотворным, спали гораздо крепче своих господина и госпожи. Первой в опочивальню вошла фрейлина Изабеллы. Она громко извинилась, сославшись на то, будто слышала, как позвали слуг. Пятясь к выходу, она была столь неловкой, что каким-то образом зацепила стол, на котором стояли вино и вкусные лакомства на случай, если молодым, не спалось бы ночью.
Джеффри тотчас проснулся. Когда скрипнула дверь, он зашевелился и бросил взгляд на нее, полагая, что Эдвина пришла забрать котенка. Слова извинений и звон посуды привели их с Джоанной в вертикальное положение. Они обменялись взглядами.
— Эдвина? — спросила Джоанна.
— Нет, миледи. Ваша служанка, похоже, немного перебрала вчера вина.
Скрытые пологом кровати Джеффри и Джоанна снова обменялись взглядами. Джоанна оказалась права: Изабелла либо знала о плане Джеффри, либо просто предприняла меры предосторожности, чтобы предотвратить любую помощь им со стороны служанки. Видимо, одна из фрейлин королевы находилась в передней на протяжении всей ночи.
Джеффри побагровел от гнева, но Джоанна выглядела скорее довольной, нежели раздосадованной вторжением. Самым главным теперь было уладить все недоразумения.
— Вот озорница! — воскликнула Джоанна и улыбнулась понимающе. — Что ж, в такой день можно и простить ее.
Джеффри раздвинул занавески со своей стороны.
— Мне очень жаль, милорд, что разбудила вас, — сказала дама, хотя совсем не сожалела об этом: раз они еще спят, значит, ничего не успели еще изменить в комнате.
Как только дама удалилась, Джоанна спрыгнула с кровати. Ей потребовался ночной горшок. Она многозначительно показала Джеффри на дверь, которая осталась приоткрытой. Он кивнул головой и снова побагровел от ярости, однако встал тоже: и ему необходимо освободить мочевой пузырь. Джеффри открыл было рот, намереваясь что-то сказать (их молчание становилось просто неестественным), но в это время в передней раздались голоса. Джоанна бросила ему рубаху и нырнула в постель как раз в тот момент, когда Изабелла без предупреждения впорхнула в комнату.
Неприличную поспешность и непристойную цель, с какими вошла королева, лишь подчеркивали те, что сопровождали ее. Эти женщины, все без исключения, были ставленницами королевы или женами тех людей, которые имели основания ненавидеть дома Солсбери и Роузлинда. Тупость Изабеллы тоже была очевидной. Обычно шутки и разговоры не стихали, пока не собирались все свидетели. Только затем с Джоанны скинули бы одеяла, подняли бы ее с кровати, хорошенько осмотрели, желая убедиться, что она не порезала себя — и все это сопровождалось бы добродушными шутками, и уж затем служанки сняли бы простыни, которые должны были хранить свидетельства невинности. Но сейчас, не успел еще Джеффри убрать ночной горшок, как одна из фрейлин Изабеллы уже полезла под кровать.
— Он исчез, мадам, — объявила она. — Здесь был полотняный мешок с животным, когда я заглядывала в комнату вчера вечером.
— Да… — начала было Джоанна, но ее прервал негодующий рев Джеффри:
— Разве это ваше дело, мадам?!
Изабелла, казалось, не слышала его — ее ответ был заготовлен заранее, поскольку она ожидала подобного вопроса от Джеффри.
— Я заявляю, что кровь на простынях не имеет к леди Джоанне никакого отношения. Это кровь другого создания. Моя женщина видела, как служанка Эдвина прятала что-то, и я…
Джеффри издал нечленораздельный звук и, обогнув кровать, направился к королеве. Дамы сбились в кучу и попятились, все, кроме Изабеллы, которая и представить себе не могла, что кто-нибудь способен поднять руку на ее священную особу. Джоанна спрыгнула с кровати и обхватила Джеффри руками, чтобы задержать его, пока он еще не подошел к королеве.
— Джеффри! — закричала она. — Королева не подразумевает ничего дурного! Она лишь хочет защитить тебя! Она не знает о нашей маленькой шутке. Подумай! Остановись!
Отчаяние, прозвучавшее в двух последних словах Джоанны, укротило гнев Джеффри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66