Плечи вздрагивали, голова поникла; казалось, она уменьшилась в размерах. Нельсон наконец выпрямился, однако видел лишь острую линию ее скулы. Он взглянул на Джилиан. Хотя та и не слышала ни слова, по щекам ее текли слезы, рот раскрылся в беззвучном крике.
– И что произошло? Викторинис повернула к нему голову.
– Я соблазнила Виту, Нельсон. Вернее, попыталась.
– И? – Нельсона передернуло.
– Сказала ей, кто я.
– Залезла рукой к ней под юбку.
Нельсон закатил глаза.
– И?
Викторинис медленно повернулась вокруг своей оси и обратила к нему осунувшееся, постаревшее лицо.
– Вита – мужчина, Нельсон.
Порыв ветра снова затряс деревья. Поземка плясала между Викторинис, Нельсоном и Джилиан. Аспирантка стояла сиротливо, слезы застывали на ее щеках. Викторинис не шевелилась. Нельсон заморгал, челюсть у него отвисла.
– Простите? – сказал он наконец. Поземка закружилась водоворотом, белый смерч взмыл в воздух и унесся к библиотечной башне. Воспоминания мелькали перед Нельсоном, как слайды: Вита в кабинете, сидит, плотно сдвинув колени. Вита у него в доме, играет с дочерьми, бросает мяч по-девчачьи. Вита вжалась в стул на Обеденном семинаре. Вита в махровом халате, колени сведены, руки сжимают халат на горле.
– Это худший вид мужской гордыни, – говорила Викторинис. – Вита считает, что может делать все лучше чем женщины, даже быть женщиной. Что бы ею ни руководило, Витина – как бы это выразиться – философская позиция просто замаскированный патриархатный универсализм. Утверждая, что тендер перформативен, она получает право быть всем, чем пожелает. – Виктория взмахнула руками. – Только мужчина способен додуматься до такой свободы. Вита может считать материальность ловушкой, если ей так угодно; она может играть в дочки-матери, но ей никуда не деться от того, что у нее между ног.
Нельсон лихорадочно вспоминал. При всей ее девичьей робости, он не замечал за Витой ничего соблазнительного – ни упругого изгиба бедер, ни аппетитной лодыжки, ни колыхания груди, ни приятной округлости ниже копчика, – только бесформенная одежда, обвислые свитера, мешковатые брюки, жесткая челка. Однако не было в ней ничего и от гермафродита: ни хриплого голоса, ни пушка над верхней губой, ни кадыка. Если такое возможно, Вита казалась совершенно бесполой.
– Я не играю в то, что я есть, Нельсон, – продолжала Викторинис, – и мне не по вкусу, когда кто-нибудь вроде Виты заявляется и предлагает солидарность – на»сновании чего? Теории? – Она рассмеялась. – Вита хочет превратить свою собственную эпистемологическую дилемму в онтологическую. Ее тянет в одну сторону отсутствие корней, в другую – интеллектуальное тщеславие. Она ценит свой ум превыше всего, однако не может разобраться в себе, тем более – заставить мир признать ее такой, какая она есть. И вместо того чтобы смириться со своей ущербностью или с тем, что в мире есть вещи, недоступные даже интеллектуалам, она попыталась возвести шаткость обозначающего и обозначаемых в фундаментальный принцип. Она опредмечивает собственную панику и хочет доказать, что самый мир порожден смятением.
Нельсон почти не слышал ее. Может быть, неаппетитность Виты как раз доказывает, что Викторинис ошибается – или лжет. Разве мужчина, притворяющийся женщиной, не постарался бы выглядеть как можно более женственно? Разве гомики-проституты не щеголяют формами и гладкой кожей? Разве трансвеститы не складывают губки бантиком и не виляют бедрами?
Новый порыв ветра оцарапал лицо снежной крупой. Вспомнилось, как Вита сжимала руками макушку, словно волосы могут улететь. Нельсон заморгал и снова увидел Викторинис, которая выжидающе молчала.
– Вита – мужчина? – переспросил он.
Викторинис раздраженно вздохнула.
– Я как-то видел фотографию ее брата, – произнес Нельсон. – Так это не брат?
– У Виты нет брата. – Значит, Вита раньше была…
– Да, да, – нетерпеливо сказала Викторинис – Вита была Робином Брейвтайпом.
– Вы уверены? Я хочу сказать, вы нащупали ее… ее… я хотел сказать, вы…
– Ну, у меня не много опыта, профессор, но он напрягся, когда я его коснулась.
– Господи, – выдохнул Нельсон. – Такие вот сестринские узы, да?
– У нее член, Нельсон. Все, что я могу сказать.
Хотя Джилиан их не слышала, Нельсон понизил голос:
– Господи, Виктория, о чем вы думали?
Виктория сморгнула; впервые Нельсон видел ее смущенной.
– Я одинокая и – в узко ограниченном смысле – влиятельная женщина, – сказала она, – окруженная привлекательными умными молодыми особами, нуждающимися в твердом руководстве. Если вы продвинетесь дальше в своей карьере, то тоже столкнетесь с подобным искушением.
– Черт возьми, Виктория, вы говорите, как Морт Вейссман.
Виктория пожала плечами.
– Я всего лишь человек.
– Но Вита может погубить вашу карьеру! – Мысленно Нельсон услышал, как Вита в лучшей своей обличительной манере вещает об ужасной судьбе женщины в научном мире, где за каждым углом притаились похотливые хищники. Кодекс преподавательской этики распространяется и на Викторию; консервативная профессура, не говоря уже о консервативных судьях, не упустит случая пригвоздить к позорному столбу видную лесбиянку, уличенную в сексуальных домогательствах.
– Подумайте, Нельсон. – Виктория уже восстановила свое ледяное высокомерие. – Я тоже могу разрушить ее карьеру, мне достаточно сказать вслух, кто она такая. Вейссманы нашего университета изойдут негодованием, культурологическая публика оскорбится, что ее провели. В университете есть и другие транссексуалы, но Вита, по неведомым мне причинам, хочет примазаться. – Викторинис усмехнулась. – Тендер как ниспровергающая пародия не работает, если никому об этом не говорить. Однако в нынешних обстоятельствах я не могу раскрыть ее секрет, а она – мой.
– Кто еще знает?
– Никто. Вы первый.
Палец у Нельсона заболел.
– Я предлагаю вам шанс продвинуться значительно выше своих способностей. – Виктория шагнула чуть ближе и понизила голос: – Вы в силах ославить меня, может быть, даже погубить, но что проку? Между вами и тем, что вы хотите, по-прежнему будет Вита.
Они стояли лицом к лицу на расстоянии вытянутой руки, в мерцании снежного света.
– А чего я хочу? – Палец болел так, что трудно было дышать.
– Бессрочного контракта, глупый вы человек. – Викторинис взглянула почти кокетливо. – Вы хотите того, чего, как вам кажется, добиваетесь для Виты.
У Нельсона забилось сердце.
– Я не знаю, как вы вывели из строя всех трех кандидатов, хотя поневоле восхищаюсь. Теперь между вами и бессрочным контрактом одна Вита.
– И Лотарингия Эльзас.
– Лотарингия ничего собой не представляет. Ее возьмут на это место, только чтобы сделать приятное Кралевичу. А с ним я вам помогу.
– Как? – прошептал Нельсон. Он снова вспомнил про письмо.
Викторинис мотнула головой.
– Не волнуйтесь. Если вы поможете мне разобраться с Витой, я помогу вам разобраться с Кралевичем.
– Как насчет Антони?
– Антони не верит ни во что, – сказала Викторинис, – кроме себя. Он умеет говорить слова, он в состоянии играть роль ученого, но идеология, справедливость для него – пустой звук. – Она горько усмехнулась. – Он не чувствует обязанности быть правым, только – быть интересным. Что делается внизу, кто из подчиненных карабкается наверх, ему все равно, лишь бы он оставался Il Padrone хозяин (ит.).

. Это его главный недостаток, но этим он и опасен. Человек, который ни во что не верит, способен на все.
Нельсон резко отвернулся и глубоко вдохнул морозный полночный воздух. Он повел глазами по спирали, от темных зданий и подсвеченных фонарями голых ветвей до черных зубцов в тускло светящемся небе. Взгляд его на мгновение остановился. Не почудилось ли ему какое-то движение? Нет, это просто летящий свет. Он снова повернулся к Виктории.
– Вы хотите стать деканом, да?
– Вы не перестаете меня удивлять. Возможно, я вас недооценила.
– И вы хотите, чтобы я избавил вас от Виты?
– Я не стану деканом, пока мой секрет в ее руках.
– А ее – в ваших.
– Фигурально выражаясь. – Она улыбнулась. – Иногда фаллос – всего лишь фаллос.
– Возьмите ее на ставку. Викторинис только рассмеялась.
– Почему я? – сказал Нельсон. – Почему вы хотите, чтобы я делал для вас грязную работу?
– Вы весьма успешно устранили Тимоти Кутана. Нельсон удержался, чтобы не втянуть голову в плечи.
Письмо свинцом оттягивало карман.
– Вы на скаку остановили Маллоя Антилла, Дэвида Бранвелла и дженнифер менли, – продолжала Викторинис. Глаза ее блеснули почти восхищенно. – Вам и карты в руки.
– А в обмен?
Взгляд Викторинис снова стал холодным.
– Я возьму вас на ставку.
– У Антони могут быть другие планы, – предположил Нельсон.
– С Антони я разберусь.
– Не сомневаюсь. – Нельсон улыбнулся. – Может быть, вы захотите, чтобы я убрал и его.
Он с удовольствием заметил, как по ее лицу прошла тень. Похоже, Виктория просчитывает риск, как шахматный игрок, столкнувшийся с неожиданным ходом противника. Если Нельсон может в одиночку справиться с Антони, соображает она, он в состоянии справиться и со мной.
Когда тень прошла и Викторинис снова заговорила, Нельсон уловил в ее голосе приятную неуверенность.
– С Антони я разберусь сама. Не утруждайтесь.
Нельсон еще мгновение смотрел ей в лицо, потом шагнул к Джилиан. Глаза аспирантки расширились, в них сверкнули ярость и страх. Нельсон просунул пальцы в рукав, нащупал кожу.
– Идите домой, – сказал он. – Усните. Забудьте все, что видели здесь.
Ресницы у Джилиан затрепетали, подбородок задрожал. Она последний раз взглянула на Викторинис и, волоча ноги, побрела к деревьям, оставляя за собой широкую полосу следов.
Нельсон повернулся к Виктории, однако ее на площади уже не было. Она стояла неподвижно на полпути к заметенным ступеням Торнфильдской библиотеки. Может быть, из-за яркого света фонарей, но Нельсон не видел ее следов.
– Так к чему мы пришли, Нельсон? – Голос Виктории звучал издалека.
– Мне надо подумать, – сказал он.
– Не думайте слишком долго, – произнес другой голос.
– Кто это? – Нельсон в панике огляделся, но никого не увидел. Даже Джилиан исчезла. Тут он услышал яростное шипение и обернулся. Виктория Викторинис поджалась на ступенях библиотеки, выставив скрюченные пальцы, как когти, и скалясь в небо. Нельсон медленно поднял глаза к башне.
– Что вы двое задумали? – спросил голос.
Нельсон похолодел. Из-за декоративных зубцов на них смотрело бледное, лишенное черт лицо, озаренное снизу светом уличных ламп. У лица не было глаз, носа и рта; что-то реяло рядом в ночном воздухе – не то поземка, не то длинные белые волосы.
Шипение смолкло, раздался хлопок, словно выбивали одеяло. Нельсон поглядел вниз. Ступени библиотеки были пусты. Все исчезло.
– Беги, Нельсон, – сказал голос.

Нельсон бежал до самой машины, скользя и проезжаясь по снегу. Дрожащей рукой он вставил в дверцу ключ и, последний раз посмотрев на площадь поверх машины, плюхнулся на сиденье. Он включил зажигание и газанул так, что мотор заглох; пришлось заводиться второй раз, медленнее. Кровь стучала в горле, во рту пересохло. За ветровым стеклом все было неподвижно, только мела поземка. Сам не зная зачем, Нельсон включил «дворники». Их мерное постукивание и успокаивало его по пути домой.
На крыльце сердце все еще колотилось. Он как можно тише открыл дверь. Горела лампа дневного света в кухне над мойкой, освещая половину гостиной. Нельсон поднял глаза к потолку, словно мог увидеть спящее наверху семейство, потом схватился за пиджак. Старая одежда осталась в кабинете. Новой Бриджит еще не видела, поэтому он медленно открыл дверь в подвал и на цыпочках двинулся вниз.
На середине лестницы он застыл. Монитор голубовато поблескивал, на его фоне чернела тень. Нельсон стиснул перила. Скрипнул стул, тень медленно повернулась. Нельсон оглянулся, готовый выскочить на мороз.
– Иди-иди, – сказала жена.
Он выпустил перила и на ватных ногах спустился в подвал. Бриджит повернулась вместе со стулом, руки ее были скрещены на груди. Она не переоделась ко сну, а так и сидела в джинсах и свитере.
Нельсон взглянул на экран.
– Что ты делаешь за моим компьютером?
Бриджит крепче сжала руки на груди и буравила его взглядом.
– Нельсон, – сказала она, – у тебя другая женщина?
– Что?!
– Кто такая Джилиан? – Бриджит постучала пальцами по локтю.
Нельсон со стоном повернулся к лестнице.
– Сейчас не время, – сказал он. – Час ночи.
Внезапно она догнала его и, схватив за руку, рывком развернула к себе. Стул со скрипом прокатился назад.
– Почему ты в чужой одежде? – Бриджит с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на крик.
– Это моя одежда. – Он высвободил руку.
– Брось! Ты бы не отличил этот костюм от… от… – Ее лицо пошло желваками. – Только женщина могла купить такую одежду. Кто такая Джилиан?
Он шагнул к ней вплотную.
– Джилиан? Джилиан – розовая, понятно? Бугаиха при Виктории, ее телохранительница! Джилиан не знает, что делать с мужчиной!
Он протиснулся мимо Бриджит, но та развернулась следом. Грудь ее вздымалась.
– Так это Вита?
Нельсон остановился. Брови его полезли на лоб.
– Господи, значит, она! – Бриджит закрыла руками рот. – Все эти е-мейлы… Господи, Нельсон, ты никому больше не пишешь!
Нельсон хлопал глазами.
– Сволочь! – Она сжала кулаки и наклонилась вперед, крича. – Ты приводил эту тварь к нам домой! Позволял ей играть с детьми!
Бриджит трясло. Нельсон почувствовал, что сейчас она смажет его по физиономии, и расхохотался. Смех возник в животе, добрался до груди, он булькал в горле и вырывался наружу негромким нарастающим фырканьем. Плечи у Нельсона затряслись, смех пузырился в носу.
Глаза у Бриджит расширились, рот открылся. Она дышала хрипло, как марафонец.
– Прекрати…
Нельсон качнулся на пятках и расхохотался в голос. Зажмурился, выдавливая слезы, прижал ладони к глазам.
– Прекрати! – заорала жена.
Нельсон рыдал от смеха, согнулся пополам и топал ногой.
– Ты не понимаешь, – выговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56