https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/Triton/
Он вошел в кабину, высокий, плечистый. Сердце его колотилось.
Лайонел вжался в противоположный угол Кабина пошла вниз.
– Что в конверте, Лайонел? – Нельсон тяжело дышал. От боли в пальце его бросило в пот. Он понимал, что возвышается над Лайонелом, и это было приятно. –
Куда вы едете?
– Не ваше дело, – шепнул Лайонел, глотая слова и выкатывая глаза.
Нельсон схватил Лайонела за липкое запястье. Палец сразу остыл.
– Попробуй еще раз, – сказал Нельсон.
Заседание комиссии, как выяснилось, перенесли в «Пандемониум». Коротышка Лайонел, скользя и оступаясь, семенил по обледенелой дорожке, стараясь обогнать долговязого Нельсона. Чтобы его безволосые запястья не торчали из рукавов, он ссутулился и втянул руки, опасливо оглядываясь на каждом шагу. Нельсон избегал скользких дорожек и шел рядом с тротуаром, ритмично пробивая галошами снег.
В конверте, как рассказал ему Гроссмауль в лифте, лежали рукописные заметки декана о трех кандидатах, собранные в телефонных разговорах с друзьями и бывшими студентами. Сеть осведомителей была у Антони Акулло шире, чем у Дж. Эдгара Гувера. Всякий слушок, инсинуация, сплетня, весь компромат, который он смог найти, – все было в этом конверте, а ведь речь шла о соискателях, которым он благоволил. Он предпочитал работать со своими заметками, а не с резюме и рекомендательными письмами.
– Пожалуйста, не говорите ему, – взмолился Лайонел через плечо, выйдя под яркие фонари на краю университетского городка. – Не говорите, что я вам сказал. Нельсон потопал ногами, стряхивая с галош снег, схватил Лайонела за кожаные подмышки и переставил с тротyapa на дорогу. Он перевел дрожащего коротышку через улицу, практически вытащив его из-под мчащегося автобуса, и на другой стороне снова поставил на бордюр.
– Пропустите меня вперед, – умолял Лайонел, приплясывая па цыпочках. – Или назад! Только пусть никто не видит, что мы пришли вместе.
Однако Нельсон был непреклонен. Он протащил Лайонела через толпу и втолкнул в залитую светом, влажную духоту ресторана.
Антони Акулло и отборочная комиссия собрались в помещении, отделенном от зала большим окном; за шум ной студенческой толкотней комиссия восседала в раме перед большим круглым столом, как рембрантовские магистраты купеческой гильдии. Если считать стол циферблатом, то Акулло сидел точно на двенадцати часах, Вик тория Викторинис и Миранда Делятур – слева и справ от него на десяти и двух соответственно. Напротив, на четырех и восьми часах, сидели Стивен Майкл Стивенс спящий, и Марко Кралевич с Лотарингией Эльзас. Как потенциальный кандидат, Лотарингия не имела права присутствовать в комнате, но кто бы сказал об этом Кралевичу?
Канадская Писательница сидела на шести часах спиной к окну – поводя руками, читала что-то с лежащего на столе листка.
Нельсон зигзагом отконвоировал Лайонела между тесно стоящими столиками и, не стуча, втолкнул его в дверь. Канадская Писательница застыла на полуслове и полужесте. Все глаза устремились на вспотевшего Гроссмауля. За его спиной Нельсон закрывал дверь.
– Вы опоздали, – сказал Акулло. Одна его лапища упиралась костяшками в стол рядом с крошечной чашечкой эспрессо, другую он поднял к свету и внимательно изучал свой маникюр.
– Я… – начал Лайонел.
– Мы… – начал Нельсон.
Акулло взмахом руки велел им замолчать и кивну Канадской Писательнице.
– Спасибо, – сказала она и принялась читать вслух хвалебное рекомендательное письмо, не сводя с председателя ясных глаз. Вылитый миссионер, читающий Писание дикарскому вождю.
Все стулья были заняты, поэтому Нельсон протиснулся к стене, оставив Лайонела стоять в одиночестве. Мортон Вейссман, официальный вице-председатель комиссии, отсутствовал. Миранда еще не притронулась к бокалу. На тарелке перед Викторинис лежала половинка кроваво-красного королька и шкурка от другой половины. Слева от нее Стивен Майкл Стивенс спал сидя, несмотря на то мю кто-то поставил перед ним чашку тройного капуччино. Его плечи под дивной красоты свитером в цветах Африканского Национального конгресса ритмично вздымались. Прямо перед Нельсоном сидели Кралевич и Лотарингия Эльзас. Профессор Эльзас была в своей всегдашней униформе: длинная юбка и мешковатый свитер, а вот Кралевич явился сегодня при всех регалиях из «Счастливых дней» «Счастливые дни» – молодежный комедийный телесериал в семидесятых – восьмидесятых годах.
– университетская куртка (56-го размера), клетчатая рубашка на пуговицах, джинсы с закатанными манжетами и новехонькие кеды. Марко и Лотарингия, соприкасаясь лбами, ритмично тянули двумя соломинками из одного стакана итальянскую шипучку, исходя нежностью, как Мики Руни и Джуди Гарленд над солодовым молоком. Руки их, вопреки обыкновению, были не друг у друга на коленях, но лежали вместе на зачитанном экземпляре «Надзора и наказания» Фуко.
Затравленно обернувшись, Лайонел отодвинулся от Нельсона еще на несколько дюймов. Тем временем Нельсон встретился глазами с Мирандой; та тряхнула головой и легонько сузила глаза. Викторинис медленно взглянула на Нельсона из-за черных круглых очков, ее бескровные губы не шелохнулись.
Канадская Писательница читала письмо с выражением, как будто декламировала стихи.
– Минуточку. – Акулло остановил ее взмахом руки. – Откуда, вы сказали, этот тип?
– Из Алабамы, – бодро отвечала Писательница. – Их самый выдающийся поэт.
– Из Алабамы? – Декан, чтобы не улыбнуться, покусал ярко-красные губы. – Вы меня убили.
– Да что вы, Антони, их литературная программа знаменита на всю Америку.
В ее голосе прорезались материнские нотки. Вся манера изображала суровое изумление.
– Вы когда-нибудь бывали в Таскалусе? – спросил Антони. – Я как-то читал там доклад. Настоящее пекло. Кто у вас еще?
– Вы обещали выслушать меня внимательно, Антони. – Было видно, что ей с трудом удается сохранять ровный тон. Нельсон читал это досье и поместил алабамского поэта в шорт-лист. Очевидно, никто не сказал Канадской Писательнице, что поэта брать не будут.
– Пока вы назвали мне Цинциннати, Охайо и Таскахренлусу, – сказал Антони. – Я поручил вам выбрать трех лучших поэтов, и это все, что вы смогли наскрести?! У вас остался еще один.
Кралевич и Лотарингия, допив шипучку, громко булькали трубочками. Поедая друг друга глазами, они еще плотнее сцепили руки на томике Фуко. Стивен Майкл Стивенс заерзал на стуле и проговорил: «Агаба. С суши».
– Вот что, Антони, – сказала Канадская Писательница, перебирая папки. – Давайте я сперва прочту письмо следующей соискательницы, a потом скажу, откуда она.
– Откуда она? – спросил Акулло, сразу настораживаясь.
Канадская Писательница вынула письмо из следую щей папки и подняла палец, прося молчания.
– «Дорогие коллеги, – начала она, – сегодня я имею честь обратиться к вам по поводу…»
– Откуда она? – рявкнул Акулло.
– «Ее эрудиция, ее стремление к совершенству, – читала Писательница, – ее умение радоваться…»
Антони Акулло щелкнул пальцами.
Писательница замолчала. Акулло выставил подбородок.
– Откуда? Она?
Канадская Писательница сглотнула.
– Северо-западный Мичиганский университет.
Акулло сделал круглые глаза.
– Северо-западный чего? Где такая дыра?
– Траверс-сити, если не ошибаюсь.
– Траверс-сити. – Антони брезгливо повел плечом. – Все, профессор. Убирайте ваши бумажки. Хватит с меня поэтов.
– Антони. – Писательница вложила в это слово каждую унцию своей материнской властности, но было поздно. Антони уже посмотрел на Лайонела, и тот пробирался вдоль стола, сжимая перед грудью конверт, как талисман.
– Где тебя черти носили? – Акулло поднял глаза на Канадскую Писательницу, словно говоря: «Смотри, что мне пришлось из-за тебя вытерпеть». Он взял конверт и, не утруждая себя возней с бечевкой, просто надорвал его сверху. Лайонел втиснулся между деканом и стеной, искоса наблюдая за Нельсоном.
Тем временем Канадская Писательница демонстративно собрала досье и с олимпийским спокойствием отодвинула стул. Она встала, очень прямая, словно сознавала, что на нее смотрят из-за стекла. По обе стороны окна кисели шторы, но их не задернули: очевидно, Антони Акулло хотел, чтобы его видели на совещании с capos главарями (ит.).
, но не слышали.
– Вы знаете, как я вас уважаю, – рассеянно сказал он, вынимая из конверта листки. – Предоставьте нам треножиться о житейских делах. – Он ослепительно улыбнулся. – Ваша задача – завоевать факультету Нобелевскую премию.
Писательница взяла со стула пальто.
– Разве это что-то изменит? – сказала она.
Акулло погрузился в бумаги.
Канадская Писательница протиснулась мимо Нельсона и бесшумно закрыла за собой дверь. В следующий миг она уже сребровласой Афиной плыла через студенческую толпу.
Лайонел из-за спины Акулло взглянул на пустое кресло, облизнул губы и метнул взгляд в Нельсона. Тот кое-как протиснулся вдоль стола и схватил спинку стула. Лайонел втянул голову в плечи, как от удара.
– Садись, – пробормотал Акулло, не отрывая взгляда от блокнотных листков, потом поднял глаза и удивился, увидев Нельсона возле пустого стула. Нельсон замялся. Акулло проследил его взгляд, обернулся и обнаружил жмущегося у стены Лайонела. Акулло улыбнулся.
Кто-то громко постучал в окно. Коллективный взор сидящих за столом устремился на Мортона Вейссмана, который в пальто и твидовой шляпе улыбался из-за стекла.
– Я опоздал? – громко сказал он.
Через мгновение Вейссман уже входил в дверь, покачивая на двух пальцах стул из соседнего зала, который и водрузил между Нельсоном и Лотарингией Эльзас.
– Прошу прощения, – промолвил он, наполняя всю комнату своим благодушием. – У меня на столе вечно ничего не найти. Наверное, я куда-то сунул записку о переносе собрания.
Он положил шляпу на стол и пригвоздил Лайонела взглядом.
– Наверняка я сам виноват. Надо быть настоящим Шлиманом, чтобы что-нибудь найти у меня на столе.
– Чего вам заказать, Морт? – спросил Акулло. – Перекусить? Рюмку кофе?
– Нужды мои просты, – сказал Вейссман, поправляя манжеты и складывая руки на груди. – Я хочу лиши как можно быстрее войти в курс дела. Может, кто-нибудн расскажет мне, как далеко мы продвинулись? Нельсон?
Нельсон крепче сжал спинку стула.
– Я слышал, вы проделали титанический труд. – Beйссман крупной, в пигментных пятнах, рукой стиснул его запястье.
– М-м, я… – проблеял Нельсон.
– Берегитесь, Антони, – сказал Вейссман, стискивая Нельсону Запястье. – «Кто своего вождя опережает, становится как бы вождем вождя» В этой главе цитаты из Шекспира приведены: «Как вам это понравится» – в переводе Т. Щепкиной-Куперник, «Антоний и Клеопатра» – в переводе М. Донского, «Макбет» – в переводе Ю. Корнеева, «Гамлет» – в переводе М. Лозинского, «Много шума из ничего» – в переводе Е. Бируковой, «Отелло» – в переводе М. Лозинского, «Генрих V» – в переводе Е. Бируковой, «Генрих IV» – в переводе Б. Пастернака, «Король Лир» – в переводе Т. Щепкиной-Куперник.
.
У Нельсона кровь прилила к лицу. У Акулло потемнели глаза. Он взглянул на Нельсона.
– Садитесь, – сказал он, потом, не глядя, бросил через плечо Лайонелу: – Да не стой ты над душой, Христа ради. Иди принеси себе стул.
Лайонел медленно двинулся в обход стола, бросая в Нельсона убийственные взгляды. Нельсон со скрипом отодвинул стул и сел, сминая под собой парку. Лайонел хлопнул дверью, выходя.
– «Антоний и Клеопатра», – пробормотал Акулло, перебирая свои записки. Он взглянул на Вейссмана. Тот выдавил улыбку.
– Вы думали, я не знаю, – с довольным видом произнес Акулло. Он ладонью прижал листки к столу и развернул их к Нельсону. – Вы-то мне и нужны. Прочтите.
Нельсон полупривстал, хрустя паркой, и придвинул листки к себе. Руки его дрожали, пришлось упереться ладонями в стол. На какой-то ужасный миг он увидел одни каракули и испугался, что не разберет ничего. Однако под взглядами собравшихся он перевернул листки правильной стороной вверх и понял, что легко может читать агрессивный деканский почерк.
Листка было три, по одному на каждого кандидата. На первом стояло имя дженнифер менли, которая расширила мандат гей/лесбийской теории далеко за пределы однополой любви. Как догадывался Нельсон, ее предложила Викторинис. Заметки Акулло состояли из списка ее известных любовниц. «Внушает?» – подписал он на полях и пометил, что она к тому же афро-американка. Эту строчку декан подчеркнул три раза.
«Черная лесби, – подписал он внизу страницы. – Дуплет».
С каждой следующей страницей надежды Нельсона что-нибудь сделать для Виты убывали в геометрической прогрессии. Следующим шел Дэвид Бранвелл, знойный красавец и ведущий специалист в Исследовании Знаменитостей. Компромиссным кандидатом был Маллой Антилл, постколониалист, которого Миранда с Пенелопой обсуждали перед Рождеством. Да, Витина работа целиком вписывается в мейнстрим Культурных Исследований и может потягаться с трудами любого из предложенных кандидатов – особенно Маллоя Антилла, но она, увы, слишком искренна. На переднем крае науки, как в ультрамодной кухне, главное – красиво подать, и все три кандидата превратили себя в бренд, создав четкий, своеобразный, легко узнаваемый образ. Они умны и искрометны, Вита только умна. Прочная каменная кладка ее прозы не привлекает взор, как барочное узорочье дженнифер менли или Дэвида Бранвелла.
«И все же, – думал Нельсон, – Вита уже в Мидвесте, а этим троим, – он провел потеплевшим пальцем по краю каждого листа, – еще предстоит миновать меня».
– Ну, Нельсон?
От голоса Акулло он встрепенулся.
– У вас не будет проблемы подобрать кого-нибудь из этих троих? – спросил декан.
Все, кто не спал, подняли глаза на Нельсона. За стеклом Лайонел, горбясь в пиджаке с чужого плеча, начал медленно обходить переполненное кафе, ища стул.
– Ну, – начал Нельсон слишком громко, – каждый из этих троих будет находкой для факультета.
Вейссман, прикрываясь ладонью, шумно прочистил горло.
– «Вот трио очень странных животных, – продекламировал он, – которых на всех языках называют дураками».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Лайонел вжался в противоположный угол Кабина пошла вниз.
– Что в конверте, Лайонел? – Нельсон тяжело дышал. От боли в пальце его бросило в пот. Он понимал, что возвышается над Лайонелом, и это было приятно. –
Куда вы едете?
– Не ваше дело, – шепнул Лайонел, глотая слова и выкатывая глаза.
Нельсон схватил Лайонела за липкое запястье. Палец сразу остыл.
– Попробуй еще раз, – сказал Нельсон.
Заседание комиссии, как выяснилось, перенесли в «Пандемониум». Коротышка Лайонел, скользя и оступаясь, семенил по обледенелой дорожке, стараясь обогнать долговязого Нельсона. Чтобы его безволосые запястья не торчали из рукавов, он ссутулился и втянул руки, опасливо оглядываясь на каждом шагу. Нельсон избегал скользких дорожек и шел рядом с тротуаром, ритмично пробивая галошами снег.
В конверте, как рассказал ему Гроссмауль в лифте, лежали рукописные заметки декана о трех кандидатах, собранные в телефонных разговорах с друзьями и бывшими студентами. Сеть осведомителей была у Антони Акулло шире, чем у Дж. Эдгара Гувера. Всякий слушок, инсинуация, сплетня, весь компромат, который он смог найти, – все было в этом конверте, а ведь речь шла о соискателях, которым он благоволил. Он предпочитал работать со своими заметками, а не с резюме и рекомендательными письмами.
– Пожалуйста, не говорите ему, – взмолился Лайонел через плечо, выйдя под яркие фонари на краю университетского городка. – Не говорите, что я вам сказал. Нельсон потопал ногами, стряхивая с галош снег, схватил Лайонела за кожаные подмышки и переставил с тротyapa на дорогу. Он перевел дрожащего коротышку через улицу, практически вытащив его из-под мчащегося автобуса, и на другой стороне снова поставил на бордюр.
– Пропустите меня вперед, – умолял Лайонел, приплясывая па цыпочках. – Или назад! Только пусть никто не видит, что мы пришли вместе.
Однако Нельсон был непреклонен. Он протащил Лайонела через толпу и втолкнул в залитую светом, влажную духоту ресторана.
Антони Акулло и отборочная комиссия собрались в помещении, отделенном от зала большим окном; за шум ной студенческой толкотней комиссия восседала в раме перед большим круглым столом, как рембрантовские магистраты купеческой гильдии. Если считать стол циферблатом, то Акулло сидел точно на двенадцати часах, Вик тория Викторинис и Миранда Делятур – слева и справ от него на десяти и двух соответственно. Напротив, на четырех и восьми часах, сидели Стивен Майкл Стивенс спящий, и Марко Кралевич с Лотарингией Эльзас. Как потенциальный кандидат, Лотарингия не имела права присутствовать в комнате, но кто бы сказал об этом Кралевичу?
Канадская Писательница сидела на шести часах спиной к окну – поводя руками, читала что-то с лежащего на столе листка.
Нельсон зигзагом отконвоировал Лайонела между тесно стоящими столиками и, не стуча, втолкнул его в дверь. Канадская Писательница застыла на полуслове и полужесте. Все глаза устремились на вспотевшего Гроссмауля. За его спиной Нельсон закрывал дверь.
– Вы опоздали, – сказал Акулло. Одна его лапища упиралась костяшками в стол рядом с крошечной чашечкой эспрессо, другую он поднял к свету и внимательно изучал свой маникюр.
– Я… – начал Лайонел.
– Мы… – начал Нельсон.
Акулло взмахом руки велел им замолчать и кивну Канадской Писательнице.
– Спасибо, – сказала она и принялась читать вслух хвалебное рекомендательное письмо, не сводя с председателя ясных глаз. Вылитый миссионер, читающий Писание дикарскому вождю.
Все стулья были заняты, поэтому Нельсон протиснулся к стене, оставив Лайонела стоять в одиночестве. Мортон Вейссман, официальный вице-председатель комиссии, отсутствовал. Миранда еще не притронулась к бокалу. На тарелке перед Викторинис лежала половинка кроваво-красного королька и шкурка от другой половины. Слева от нее Стивен Майкл Стивенс спал сидя, несмотря на то мю кто-то поставил перед ним чашку тройного капуччино. Его плечи под дивной красоты свитером в цветах Африканского Национального конгресса ритмично вздымались. Прямо перед Нельсоном сидели Кралевич и Лотарингия Эльзас. Профессор Эльзас была в своей всегдашней униформе: длинная юбка и мешковатый свитер, а вот Кралевич явился сегодня при всех регалиях из «Счастливых дней» «Счастливые дни» – молодежный комедийный телесериал в семидесятых – восьмидесятых годах.
– университетская куртка (56-го размера), клетчатая рубашка на пуговицах, джинсы с закатанными манжетами и новехонькие кеды. Марко и Лотарингия, соприкасаясь лбами, ритмично тянули двумя соломинками из одного стакана итальянскую шипучку, исходя нежностью, как Мики Руни и Джуди Гарленд над солодовым молоком. Руки их, вопреки обыкновению, были не друг у друга на коленях, но лежали вместе на зачитанном экземпляре «Надзора и наказания» Фуко.
Затравленно обернувшись, Лайонел отодвинулся от Нельсона еще на несколько дюймов. Тем временем Нельсон встретился глазами с Мирандой; та тряхнула головой и легонько сузила глаза. Викторинис медленно взглянула на Нельсона из-за черных круглых очков, ее бескровные губы не шелохнулись.
Канадская Писательница читала письмо с выражением, как будто декламировала стихи.
– Минуточку. – Акулло остановил ее взмахом руки. – Откуда, вы сказали, этот тип?
– Из Алабамы, – бодро отвечала Писательница. – Их самый выдающийся поэт.
– Из Алабамы? – Декан, чтобы не улыбнуться, покусал ярко-красные губы. – Вы меня убили.
– Да что вы, Антони, их литературная программа знаменита на всю Америку.
В ее голосе прорезались материнские нотки. Вся манера изображала суровое изумление.
– Вы когда-нибудь бывали в Таскалусе? – спросил Антони. – Я как-то читал там доклад. Настоящее пекло. Кто у вас еще?
– Вы обещали выслушать меня внимательно, Антони. – Было видно, что ей с трудом удается сохранять ровный тон. Нельсон читал это досье и поместил алабамского поэта в шорт-лист. Очевидно, никто не сказал Канадской Писательнице, что поэта брать не будут.
– Пока вы назвали мне Цинциннати, Охайо и Таскахренлусу, – сказал Антони. – Я поручил вам выбрать трех лучших поэтов, и это все, что вы смогли наскрести?! У вас остался еще один.
Кралевич и Лотарингия, допив шипучку, громко булькали трубочками. Поедая друг друга глазами, они еще плотнее сцепили руки на томике Фуко. Стивен Майкл Стивенс заерзал на стуле и проговорил: «Агаба. С суши».
– Вот что, Антони, – сказала Канадская Писательница, перебирая папки. – Давайте я сперва прочту письмо следующей соискательницы, a потом скажу, откуда она.
– Откуда она? – спросил Акулло, сразу настораживаясь.
Канадская Писательница вынула письмо из следую щей папки и подняла палец, прося молчания.
– «Дорогие коллеги, – начала она, – сегодня я имею честь обратиться к вам по поводу…»
– Откуда она? – рявкнул Акулло.
– «Ее эрудиция, ее стремление к совершенству, – читала Писательница, – ее умение радоваться…»
Антони Акулло щелкнул пальцами.
Писательница замолчала. Акулло выставил подбородок.
– Откуда? Она?
Канадская Писательница сглотнула.
– Северо-западный Мичиганский университет.
Акулло сделал круглые глаза.
– Северо-западный чего? Где такая дыра?
– Траверс-сити, если не ошибаюсь.
– Траверс-сити. – Антони брезгливо повел плечом. – Все, профессор. Убирайте ваши бумажки. Хватит с меня поэтов.
– Антони. – Писательница вложила в это слово каждую унцию своей материнской властности, но было поздно. Антони уже посмотрел на Лайонела, и тот пробирался вдоль стола, сжимая перед грудью конверт, как талисман.
– Где тебя черти носили? – Акулло поднял глаза на Канадскую Писательницу, словно говоря: «Смотри, что мне пришлось из-за тебя вытерпеть». Он взял конверт и, не утруждая себя возней с бечевкой, просто надорвал его сверху. Лайонел втиснулся между деканом и стеной, искоса наблюдая за Нельсоном.
Тем временем Канадская Писательница демонстративно собрала досье и с олимпийским спокойствием отодвинула стул. Она встала, очень прямая, словно сознавала, что на нее смотрят из-за стекла. По обе стороны окна кисели шторы, но их не задернули: очевидно, Антони Акулло хотел, чтобы его видели на совещании с capos главарями (ит.).
, но не слышали.
– Вы знаете, как я вас уважаю, – рассеянно сказал он, вынимая из конверта листки. – Предоставьте нам треножиться о житейских делах. – Он ослепительно улыбнулся. – Ваша задача – завоевать факультету Нобелевскую премию.
Писательница взяла со стула пальто.
– Разве это что-то изменит? – сказала она.
Акулло погрузился в бумаги.
Канадская Писательница протиснулась мимо Нельсона и бесшумно закрыла за собой дверь. В следующий миг она уже сребровласой Афиной плыла через студенческую толпу.
Лайонел из-за спины Акулло взглянул на пустое кресло, облизнул губы и метнул взгляд в Нельсона. Тот кое-как протиснулся вдоль стола и схватил спинку стула. Лайонел втянул голову в плечи, как от удара.
– Садись, – пробормотал Акулло, не отрывая взгляда от блокнотных листков, потом поднял глаза и удивился, увидев Нельсона возле пустого стула. Нельсон замялся. Акулло проследил его взгляд, обернулся и обнаружил жмущегося у стены Лайонела. Акулло улыбнулся.
Кто-то громко постучал в окно. Коллективный взор сидящих за столом устремился на Мортона Вейссмана, который в пальто и твидовой шляпе улыбался из-за стекла.
– Я опоздал? – громко сказал он.
Через мгновение Вейссман уже входил в дверь, покачивая на двух пальцах стул из соседнего зала, который и водрузил между Нельсоном и Лотарингией Эльзас.
– Прошу прощения, – промолвил он, наполняя всю комнату своим благодушием. – У меня на столе вечно ничего не найти. Наверное, я куда-то сунул записку о переносе собрания.
Он положил шляпу на стол и пригвоздил Лайонела взглядом.
– Наверняка я сам виноват. Надо быть настоящим Шлиманом, чтобы что-нибудь найти у меня на столе.
– Чего вам заказать, Морт? – спросил Акулло. – Перекусить? Рюмку кофе?
– Нужды мои просты, – сказал Вейссман, поправляя манжеты и складывая руки на груди. – Я хочу лиши как можно быстрее войти в курс дела. Может, кто-нибудн расскажет мне, как далеко мы продвинулись? Нельсон?
Нельсон крепче сжал спинку стула.
– Я слышал, вы проделали титанический труд. – Beйссман крупной, в пигментных пятнах, рукой стиснул его запястье.
– М-м, я… – проблеял Нельсон.
– Берегитесь, Антони, – сказал Вейссман, стискивая Нельсону Запястье. – «Кто своего вождя опережает, становится как бы вождем вождя» В этой главе цитаты из Шекспира приведены: «Как вам это понравится» – в переводе Т. Щепкиной-Куперник, «Антоний и Клеопатра» – в переводе М. Донского, «Макбет» – в переводе Ю. Корнеева, «Гамлет» – в переводе М. Лозинского, «Много шума из ничего» – в переводе Е. Бируковой, «Отелло» – в переводе М. Лозинского, «Генрих V» – в переводе Е. Бируковой, «Генрих IV» – в переводе Б. Пастернака, «Король Лир» – в переводе Т. Щепкиной-Куперник.
.
У Нельсона кровь прилила к лицу. У Акулло потемнели глаза. Он взглянул на Нельсона.
– Садитесь, – сказал он, потом, не глядя, бросил через плечо Лайонелу: – Да не стой ты над душой, Христа ради. Иди принеси себе стул.
Лайонел медленно двинулся в обход стола, бросая в Нельсона убийственные взгляды. Нельсон со скрипом отодвинул стул и сел, сминая под собой парку. Лайонел хлопнул дверью, выходя.
– «Антоний и Клеопатра», – пробормотал Акулло, перебирая свои записки. Он взглянул на Вейссмана. Тот выдавил улыбку.
– Вы думали, я не знаю, – с довольным видом произнес Акулло. Он ладонью прижал листки к столу и развернул их к Нельсону. – Вы-то мне и нужны. Прочтите.
Нельсон полупривстал, хрустя паркой, и придвинул листки к себе. Руки его дрожали, пришлось упереться ладонями в стол. На какой-то ужасный миг он увидел одни каракули и испугался, что не разберет ничего. Однако под взглядами собравшихся он перевернул листки правильной стороной вверх и понял, что легко может читать агрессивный деканский почерк.
Листка было три, по одному на каждого кандидата. На первом стояло имя дженнифер менли, которая расширила мандат гей/лесбийской теории далеко за пределы однополой любви. Как догадывался Нельсон, ее предложила Викторинис. Заметки Акулло состояли из списка ее известных любовниц. «Внушает?» – подписал он на полях и пометил, что она к тому же афро-американка. Эту строчку декан подчеркнул три раза.
«Черная лесби, – подписал он внизу страницы. – Дуплет».
С каждой следующей страницей надежды Нельсона что-нибудь сделать для Виты убывали в геометрической прогрессии. Следующим шел Дэвид Бранвелл, знойный красавец и ведущий специалист в Исследовании Знаменитостей. Компромиссным кандидатом был Маллой Антилл, постколониалист, которого Миранда с Пенелопой обсуждали перед Рождеством. Да, Витина работа целиком вписывается в мейнстрим Культурных Исследований и может потягаться с трудами любого из предложенных кандидатов – особенно Маллоя Антилла, но она, увы, слишком искренна. На переднем крае науки, как в ультрамодной кухне, главное – красиво подать, и все три кандидата превратили себя в бренд, создав четкий, своеобразный, легко узнаваемый образ. Они умны и искрометны, Вита только умна. Прочная каменная кладка ее прозы не привлекает взор, как барочное узорочье дженнифер менли или Дэвида Бранвелла.
«И все же, – думал Нельсон, – Вита уже в Мидвесте, а этим троим, – он провел потеплевшим пальцем по краю каждого листа, – еще предстоит миновать меня».
– Ну, Нельсон?
От голоса Акулло он встрепенулся.
– У вас не будет проблемы подобрать кого-нибудь из этих троих? – спросил декан.
Все, кто не спал, подняли глаза на Нельсона. За стеклом Лайонел, горбясь в пиджаке с чужого плеча, начал медленно обходить переполненное кафе, ища стул.
– Ну, – начал Нельсон слишком громко, – каждый из этих троих будет находкой для факультета.
Вейссман, прикрываясь ладонью, шумно прочистил горло.
– «Вот трио очень странных животных, – продекламировал он, – которых на всех языках называют дураками».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56