Покупал тут магазин Wodolei
– Пауза. – «Как вам это понравится», Антони. Хотя вы, конечно, и без меня знаете.
– Там сказано «пара очень странных животных». – Акулло свирепо ухмыльнулся.
– Всякий подгоняет пьесу к контексту.
Акулло и Вейссман впились друг в друга глазами. Нельсон опустил голову. Палец его горел.
– Но мне кажется, – продолжил он, прерывая молчание, – что и у нас на факультете есть фигура не меньшего масштаба. Может, она не так известна, как эти трое, однако со временем…
Кралевич шумно вздохнул и, как скучающий школьник, принялся листать «Надзор и наказание». В дальнем конце кафе Лайонел сражался за стул с девушкой в африканских дредах.
– Я понимаю, мы все занятые люди, – сказал Нельсон быстро. – Комиссия то есть. Но я считаю, что если мы рассмотрим работы Виты Деонне, то обнаружим…
Лотарингия Эльзас закашлялась. Кралевич закатил глаза и с сопением оттолкнул Фуко. Книга проехала через стол и остановилась возле Акулло. Викторинис вздохнула и откинулась на спинку стула. Стивен Майкл Стивенс тихо посапывал.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, вошел потный запыхавшийся Лайонел, двумя руками сжимая стул. Он грохнул дверью и начал протискиваться вдоль стола, задевая стулом о стену.
– Вы хотите отдать свободную ставку, – спросила Миранда, уворачиваясь от проходящего Лайонела, – уже работающему сотруднику?
Гроссмауль утвердил стул у стены, сразу за Акулло, сел, все еще тяжело дыша, и попытался закинуть одну толстую ногу на другую.
Акулло рассматривал свой маникюр.
– Вы неправильно поняли вопрос, Нельсон. Все три кандидата уже приглашены для встречи. Я спрашивал, не будет ли у вас проблем подобрать их в аэропорту?
Нельсон захлопал глазами. Палец горел. Все остальные с облегчением улыбались. Лайонел ахнул, снял ногу с колена и подался вперед на шатком стульчике, пытаясь лопасть в поле зрения декана.
– Но это я делаю, – задушенно выпалил он. – Я их подбираю.
Акулло, не обращая на него внимания, теребил «Надзор и наказание».
– Справитесь?
От жара в пальце Нельсона бросило в пот.
– «Лей кровь и попирай людской закон», Нельсон, – продекламировал Вейссман.
– Какая муха вас укусила, Морт? – рявкнул Акулло. – Отрабатываете моноспектакль? «Бард и педант: Шекспировский вечер с Мортоном Вейссманом».
Вейссман улыбнулся.
– Честное слово, Антони, я рад. Я не сомневался, что вы немного знаете Мильтона, и мне очень приятно, что Шекспир отвечает вашим представлениям о минимальном градусе.
– В чем дело, Морт? Вам есть что сказать? – Акулло грозно ухмыльнулся. – «Вдаваться, государи, в спор о том, что есть король и слуги, и что время есть время, день есть день и ночь есть ночь, есть трата времени и дня, и ночи».
– «Гамлет», – снисходительно сказал Вейссман. – Каждый школьник знает «Гамлета», Антони.
– Тогда какая следующая строчка, Морт? Улыбка на лице Вейссмана застыла.
– «Итак, раз краткость…», – начал Нельсон, но Акулло остановил его взмахом руки.
– «Позвольте мне всю правду говорить», Антони, – холодно произнес Вейссман, поворачиваясь на стуле, – «и постепенно прочищу я желудок грязный мира».
Акулло заморгал и открыл рот. Все, за исключением Стивена Майкла Стивенса, переводили взгляд с Акулло на Вейссмана, словно зрители на Уимблдоне.
– «Как вам это понравится», – выпалил Акулло. – «Неужели колкости и шуточки, эти бумажные стрелы, которыми перебрасываются умы, должны помешать человечку идти своим путем?»
– «Много шума»! – крикнул Вейссман. Он расцепил руки на груди и положил их на колени.
Акулло отогнул уголок на обложке «Надзора и 228 наказания».
– «Говорю я жестко, – сказал Вейссман, сверкая глазами. Руки его, подергиваясь, теребили ткань брюк. – Не искушенный в мягкой мирной речи».
– «О-тел-ло», – торжествующе, по слогам произнес Акулло. – Акт первый, сцена третья. – Он улыбнулся, показывая клыки. – «Молчаливые люди – самые храбрые».
Вейссман осекся, и Акулло захохотал. Викторинис и Миранда обменялись взглядами. Глаза у Кралевича горели. Лотарингия игриво ласкала его большой палец.
– Ге-ге-генрих, – начал Вейссман.
– Который Генрих? – рявкнул Акулло. Казалось, он сейчас бросится через стол.
– Пятый! – Вейссман вскочил. Стул его закачался, пальто свалилось на пол. – Акт третий, сцена вторая!
– Ха! – крикнул Акулло. – Сцена третья! Нельсон выразительно кашлянул в кулак. Оба повернулись к нему.
– Вообще-то Морт прав, – кротко вставил Нельсон. – Сцена вторая.
– Ха! – вскричал Вейссман, улыбаясь до ушей.
– Попал, – сухо сказала Викторинис.
Акулло стукнул «Надзором» по столу так, что грохот прокатился по всей комнате. Он вскочил на ноги, стул проскрежетал по полу. Студенты за ближайшими к окну столиками начали оглядываться.
– «Подальше отсюда, грязный паршивец! – Акулло осклабился. – Не видали мы такого сокровища! Марш отсюда, голоштанник! Ты мне не пара!»
Вейссман стоял, дрожа, его бледное обрюзгшее лицо пошло красными пятнами.
– «Плут, мошенник, лизоблюд! Подлый, наглый, ничтожный, нищий, оборванный, грязный негодяй; трус, жалобщик, каналья, ломака, подхалим, франт…»
Он замолчал, переводя дыхание. Однако Акулло опередил его.
– «Холоп с одним сундучишкой! – хрипло выкрикнул декан, приплясывая на цыпочках. – Хотел бы быть сводником из угодливости, а на самом деле – смесь из жулика, труса, нищего и сводника, сын и наследник дворовой суки. И исколочу я тебя до того, что взвоешь, если осмелишься отрицать хоть один слог из этого списка!»
Акулло замолчал. Оба набычились, дыхание с хрипом вырывалось из их ноздрей.
– Ярмарочный фигляр, – бросил Вейссман.
– Грязная водяная крыса, – прорычал Акулло.
– Дурак лоскутный. – Вейссман. Брызжет слюной.
– Пивные подонки. – Акулло, рыча.
– Проходимец. – Болван.
– Шельма.
– Ферт.
– Мурло.
– Лох!
– Сука!
– Мойша!
– Макаронник!
– Пархатый!
– ДАГО!
– ЖИД!
Повисла звенящая тишина. Вейссман дрожал, его лицо было в пятнах, губы побелели, кулаки сжимались и разжимались. Костюм от Армани натянулся у Акулло на груди. Во время перепалки декан схватил со стола «Надзор и наказание» и стиснул в побелевших руках, словно желая разорвать пополам. Миранда смотрела на него в священном ужасе, Кралевич и Лотарингия прижались друг к другу щеками. Стивенс по-прежнему спал, но беспокойно. Виктория Викторинис, бледная как смерть, вжалась в стул. За большим стеклом все тоже замерли, студенты сидели, раскрыв рты.
– Антони?
За спиной у Акулло Лайонел подался вперед, на дюйм оторвав задницу от стула, и потянул шефа за рукав.
– Антони? Забирать кандидатов в аэропорту? Это – мое дело.
Декан словно не слышал. Он сжимал книгу, не сводя с Вейссмана налитых кровью глаз. Нельсон схватился за стол, палец жгло нестерпимо. Кто-то под другую сторону окна со звоном уронил ложечку.
– Что? – хрипло спросил Акулло.
– Это… это… это моя работа. – Лайонел говорил и сглатывал одновременно. – Не… не… не Нельсона.
Грудь Акулло вновь всколыхнулась. Он медленно, с шипением выпустил воздух, потом, не спуская глаз с Вейссмана, поднял «Надзор и наказание» на высоту плеча и с размаху опустил Лайонелу на темечко. Хлопок, вскрик, грохот. Лайонел Гроссмауль кувырнулся назад вместе со стулом.
Толпа в кафе испустила дружный сочувственно-восхишенный стон, как футбольные болельщики при виде удачной подножки. Миранда отпрянула от Акулло, Виктория Викторинис кончиками пальцев оттолкнулась от стола. Стивен Майкл Стивенс проснулся.
– Да, эфенди, – прошептал он.
Нельсон подпрыгнул, споткнулся о собственный стул и прижался к стене. Марко Кралевич вскочил и задвигал лопатками, как молодой Марлон Брандо, когда тому не терпится вступить в драку.
– Пять баллов, – пророкотал он, взглянув на стонущего Лайонела и явно мечтая добавить от себя.
– Заседание окончено, – сказала Викторинис, вставая.
Толпа за окном взволнованно загудела, гудение быстро перешло в рев. Миранда схватила пальто и выскочила из комнаты. Лотарингия вцепилась Кралевичу в руку и потащила его к дверям. Стивенс встал и недоуменно огляделся. Он взглянул на Викторинис; та только покачала головой и глазами указала на дверь. Стивенс начал протискиваться между Нельсоном и столом, Викторинис шагнула было за ним, но, увидев Нельсона, предпочла двинуться в обход стола, хотя для этого ей пришлось перешагнуть через Лайонела и проскользнуть за спиной у Акулло.
Декан стоял бледный, выдохшийся. Глаза его потускнели. Он засопел, одергивая манжеты, потом снял со спинки стула пальто и шагнул через своего заместителя, который лежал под стулом, суча ногами, как раненый зверь. В дверях Акулло помедлил, надевая пальто.
– Нельсон, – сказал он, не оглядываясь. Нельсон прочистил горло.
– Да?
– Аэропорт, – сказал декан. – Не забудьте.
– Конечно. – Нельсон сглотнул. В следующий миг Акулло вышел.
Нельсон повернулся к стеклу. Декан шел через кафе; толпа расступалась, бледные взволнованные студенческие лица поворачивались за ним, как подсолнухи. Следом перекатывался Кралевич, а позади бодро прыгала Лотарингия, сжимая пальцы перед грудью.
Нельсон почувствовал на плече чью-то руку. Мортон Вейссман стоял совсем близко, глаза его сияли. Он тяжело дышал ртом.
– Настал час, друг мой! – хриплым от волнения голосом произнес Вейссман. – Переломный миг! У них – численный перевес, у нас – выгодная позиция.
Вейссман развернул Нельсона к себе и положил дрожащие руки ему на плечи, как будто желая поцеловать. Он пожирал Нельсона глазами, обдавая его кислым старческим дыханием.
– Я ждал этого часа пятнадцать лет! Раскол в их рядах, верный союзник на моей стороне! – Он обеими руками заколотил Нельсона по плечам. – Снова вместе, сынок? «Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, мне станет братом; как бы ни был ты низок, Нельсон, тебя облагородит этот день!»
Палец у Нельсона вспыхнул. Ему хотелось схватить старика за горло, но он только попятился.
– Время позднее, Морт. Меня ждет семья.
– Конечно, конечно. – Вейссман нагнулся, поднимая с пола пальто. – Но завтра, профессор, нам надо поговорить, обсудить следующий шаг, подумать…
Нельсон ринулся к двери. Вейссман, в криво накинутом пальто и съехавшей шляпе, устремился следом и поймал за локоть.
– Понимаю, – хрипло зашептал он, прикладывая палец к губам и косясь на окно. – Антони считает, что вы у него в кармане. И мы хотим поддержать это заблуждение…
– Мне пора. – Нельсон вырвался и шагнул к двери. Вдогонку ему несся хриплый шепот Вейссмана.
– «И проклянут свою судьбу дворяне, что в этот день не с нами, а в кровати!» – Вейссман чихнул и поднял дрожащий кулак. – «Нас горсточка счастливцев, Нельсон! Братьев!»
В морозных сумерках Нельсон быстро шел от «Пандемониума». Руки тряслись, и он, надевая перчатки, уронил одну на асфальт. А когда нагнулся за ней, из темноты его окликнули театральным голосом, от которого по спине пробежал легкий холодок удовольствия.
– Нельсон.
Миранда Делятур в туго перетянутом пальто вышла из темной дверной ниши. Нельсон стоял, опешив. Она взяла его за рукав парки, оранжевый нейлон зашуршал под кожаной перчаткой. Носик Миранды наморщился, как от неприятного запаха.
– Вы ведь не поедете в этом в аэропорт? – Она подняла яркие карие глаза, и по всему его телу от пришитого пальца словно пробежал электрический разряд. – У вас есть что-нибудь поприличнее?
– М-м. – Костюм, приобретенный на сбережения жены к окончанию аспирантуры, продали несколько лет назад, чтобы купить памперсы. Остались только парадные ботинки.
– Первое впечатление, Нельсон, – сказала Миранда. – Эти кандидаты нужны нам не меньше, чем мы – им. Вы куда-нибудь торопитесь?
Образ жены и дочек, сидящих за столом с ножами и вилками в руках, сдулся, словно из него вытащили затычку. Фальшивый заяц расправил крылья и улетел во тьму. – Нет, – соврал Нельсон, – меня никто не ждет. По пути через площадь встретилась Вита, бредущая с опущенной головой. Нельсон надеялся, что она их не заметит, но Вита внезапно подняла глаза и чуть не споткнулась. У Нельсона вспыхнули уши; ему вдруг стало стыдно своей лжи. Он, не сбавляя шагу, слабо улыбнулся Вите. Миранда повернулась к нему, но в темноте ее выражения было не разобрать.
В своей спортивной «мазда-миате» по пути к магазину Миранда не снимала руки в перчатке с рычага передач и лавировала в потоке машин, как пилот «Формулы-1». Покусывая губы, она неслась от светофора к светофору, всякий раз проскакивая под только что зажегшийся красный. Нельсон до отказа отодвинул сиденье и вытянул длинные ноги, искоса поглядывая на Миранду; когда она давила на газ, его приятно вжимало в кожаное сиденье. По чреслам пробегала волнующая дрожь.
– Вы правда думаете протащить Биту Деонне на постоянную должность? – спросила Миранда под гудение идеально отлаженного мотора. – Или у вас иная далекая цель?
– Я правда считаю, что Вита это заслужила, – начал Нельсон, однако его отвлекало мелькание огней за окном: магазины, рестораны, фаст-фуды сливались в одну длинную зелено-оранжевую светящуюся вывеску, отраженную в одной длинной мокрой парковке.
– Вы всего лишь лектор, Нельсон, – сказала Миранда, и он испытал дурацкий трепет при звуке своего имени, сорвавшемся с ее губ. – Вам ничего для Виты не сделать.
Слева, как белая крепость, возникли торговые ряды. Как раз когда красные отблески светофора вспыхнули на стеклянных дверях, Миранда свернула через две полосы машин и по дуге вылетела на парковку, гоня перед собой волну талого снега.
– Вы меня заинтриговали, Нельсон, – сказала она, складывая губы в немое «а» Немое «a» (a muet) было введено Ж. Деррида, чтобы отделить придуманное им слово «differAnce» (различение) от обычного «differEnce» (различие); при этом произносятся они одинаково.
.
Они молчали всю дорогу через яркую церковную пустоту торговых рядов. Покупателей в этот час было совсем мало – несколько школьниц да две-три толстухи в огромных пуховиках. Наконец Миранда и Нельсон подошли к Миннесотскому форпосту нью-йоркского мужского бутика – темной плюшевой пещере с мягким ковром, отделкой под дуб и кипами дорогих свитеров на столах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Там сказано «пара очень странных животных». – Акулло свирепо ухмыльнулся.
– Всякий подгоняет пьесу к контексту.
Акулло и Вейссман впились друг в друга глазами. Нельсон опустил голову. Палец его горел.
– Но мне кажется, – продолжил он, прерывая молчание, – что и у нас на факультете есть фигура не меньшего масштаба. Может, она не так известна, как эти трое, однако со временем…
Кралевич шумно вздохнул и, как скучающий школьник, принялся листать «Надзор и наказание». В дальнем конце кафе Лайонел сражался за стул с девушкой в африканских дредах.
– Я понимаю, мы все занятые люди, – сказал Нельсон быстро. – Комиссия то есть. Но я считаю, что если мы рассмотрим работы Виты Деонне, то обнаружим…
Лотарингия Эльзас закашлялась. Кралевич закатил глаза и с сопением оттолкнул Фуко. Книга проехала через стол и остановилась возле Акулло. Викторинис вздохнула и откинулась на спинку стула. Стивен Майкл Стивенс тихо посапывал.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, вошел потный запыхавшийся Лайонел, двумя руками сжимая стул. Он грохнул дверью и начал протискиваться вдоль стола, задевая стулом о стену.
– Вы хотите отдать свободную ставку, – спросила Миранда, уворачиваясь от проходящего Лайонела, – уже работающему сотруднику?
Гроссмауль утвердил стул у стены, сразу за Акулло, сел, все еще тяжело дыша, и попытался закинуть одну толстую ногу на другую.
Акулло рассматривал свой маникюр.
– Вы неправильно поняли вопрос, Нельсон. Все три кандидата уже приглашены для встречи. Я спрашивал, не будет ли у вас проблем подобрать их в аэропорту?
Нельсон захлопал глазами. Палец горел. Все остальные с облегчением улыбались. Лайонел ахнул, снял ногу с колена и подался вперед на шатком стульчике, пытаясь лопасть в поле зрения декана.
– Но это я делаю, – задушенно выпалил он. – Я их подбираю.
Акулло, не обращая на него внимания, теребил «Надзор и наказание».
– Справитесь?
От жара в пальце Нельсона бросило в пот.
– «Лей кровь и попирай людской закон», Нельсон, – продекламировал Вейссман.
– Какая муха вас укусила, Морт? – рявкнул Акулло. – Отрабатываете моноспектакль? «Бард и педант: Шекспировский вечер с Мортоном Вейссманом».
Вейссман улыбнулся.
– Честное слово, Антони, я рад. Я не сомневался, что вы немного знаете Мильтона, и мне очень приятно, что Шекспир отвечает вашим представлениям о минимальном градусе.
– В чем дело, Морт? Вам есть что сказать? – Акулло грозно ухмыльнулся. – «Вдаваться, государи, в спор о том, что есть король и слуги, и что время есть время, день есть день и ночь есть ночь, есть трата времени и дня, и ночи».
– «Гамлет», – снисходительно сказал Вейссман. – Каждый школьник знает «Гамлета», Антони.
– Тогда какая следующая строчка, Морт? Улыбка на лице Вейссмана застыла.
– «Итак, раз краткость…», – начал Нельсон, но Акулло остановил его взмахом руки.
– «Позвольте мне всю правду говорить», Антони, – холодно произнес Вейссман, поворачиваясь на стуле, – «и постепенно прочищу я желудок грязный мира».
Акулло заморгал и открыл рот. Все, за исключением Стивена Майкла Стивенса, переводили взгляд с Акулло на Вейссмана, словно зрители на Уимблдоне.
– «Как вам это понравится», – выпалил Акулло. – «Неужели колкости и шуточки, эти бумажные стрелы, которыми перебрасываются умы, должны помешать человечку идти своим путем?»
– «Много шума»! – крикнул Вейссман. Он расцепил руки на груди и положил их на колени.
Акулло отогнул уголок на обложке «Надзора и 228 наказания».
– «Говорю я жестко, – сказал Вейссман, сверкая глазами. Руки его, подергиваясь, теребили ткань брюк. – Не искушенный в мягкой мирной речи».
– «О-тел-ло», – торжествующе, по слогам произнес Акулло. – Акт первый, сцена третья. – Он улыбнулся, показывая клыки. – «Молчаливые люди – самые храбрые».
Вейссман осекся, и Акулло захохотал. Викторинис и Миранда обменялись взглядами. Глаза у Кралевича горели. Лотарингия игриво ласкала его большой палец.
– Ге-ге-генрих, – начал Вейссман.
– Который Генрих? – рявкнул Акулло. Казалось, он сейчас бросится через стол.
– Пятый! – Вейссман вскочил. Стул его закачался, пальто свалилось на пол. – Акт третий, сцена вторая!
– Ха! – крикнул Акулло. – Сцена третья! Нельсон выразительно кашлянул в кулак. Оба повернулись к нему.
– Вообще-то Морт прав, – кротко вставил Нельсон. – Сцена вторая.
– Ха! – вскричал Вейссман, улыбаясь до ушей.
– Попал, – сухо сказала Викторинис.
Акулло стукнул «Надзором» по столу так, что грохот прокатился по всей комнате. Он вскочил на ноги, стул проскрежетал по полу. Студенты за ближайшими к окну столиками начали оглядываться.
– «Подальше отсюда, грязный паршивец! – Акулло осклабился. – Не видали мы такого сокровища! Марш отсюда, голоштанник! Ты мне не пара!»
Вейссман стоял, дрожа, его бледное обрюзгшее лицо пошло красными пятнами.
– «Плут, мошенник, лизоблюд! Подлый, наглый, ничтожный, нищий, оборванный, грязный негодяй; трус, жалобщик, каналья, ломака, подхалим, франт…»
Он замолчал, переводя дыхание. Однако Акулло опередил его.
– «Холоп с одним сундучишкой! – хрипло выкрикнул декан, приплясывая на цыпочках. – Хотел бы быть сводником из угодливости, а на самом деле – смесь из жулика, труса, нищего и сводника, сын и наследник дворовой суки. И исколочу я тебя до того, что взвоешь, если осмелишься отрицать хоть один слог из этого списка!»
Акулло замолчал. Оба набычились, дыхание с хрипом вырывалось из их ноздрей.
– Ярмарочный фигляр, – бросил Вейссман.
– Грязная водяная крыса, – прорычал Акулло.
– Дурак лоскутный. – Вейссман. Брызжет слюной.
– Пивные подонки. – Акулло, рыча.
– Проходимец. – Болван.
– Шельма.
– Ферт.
– Мурло.
– Лох!
– Сука!
– Мойша!
– Макаронник!
– Пархатый!
– ДАГО!
– ЖИД!
Повисла звенящая тишина. Вейссман дрожал, его лицо было в пятнах, губы побелели, кулаки сжимались и разжимались. Костюм от Армани натянулся у Акулло на груди. Во время перепалки декан схватил со стола «Надзор и наказание» и стиснул в побелевших руках, словно желая разорвать пополам. Миранда смотрела на него в священном ужасе, Кралевич и Лотарингия прижались друг к другу щеками. Стивенс по-прежнему спал, но беспокойно. Виктория Викторинис, бледная как смерть, вжалась в стул. За большим стеклом все тоже замерли, студенты сидели, раскрыв рты.
– Антони?
За спиной у Акулло Лайонел подался вперед, на дюйм оторвав задницу от стула, и потянул шефа за рукав.
– Антони? Забирать кандидатов в аэропорту? Это – мое дело.
Декан словно не слышал. Он сжимал книгу, не сводя с Вейссмана налитых кровью глаз. Нельсон схватился за стол, палец жгло нестерпимо. Кто-то под другую сторону окна со звоном уронил ложечку.
– Что? – хрипло спросил Акулло.
– Это… это… это моя работа. – Лайонел говорил и сглатывал одновременно. – Не… не… не Нельсона.
Грудь Акулло вновь всколыхнулась. Он медленно, с шипением выпустил воздух, потом, не спуская глаз с Вейссмана, поднял «Надзор и наказание» на высоту плеча и с размаху опустил Лайонелу на темечко. Хлопок, вскрик, грохот. Лайонел Гроссмауль кувырнулся назад вместе со стулом.
Толпа в кафе испустила дружный сочувственно-восхишенный стон, как футбольные болельщики при виде удачной подножки. Миранда отпрянула от Акулло, Виктория Викторинис кончиками пальцев оттолкнулась от стола. Стивен Майкл Стивенс проснулся.
– Да, эфенди, – прошептал он.
Нельсон подпрыгнул, споткнулся о собственный стул и прижался к стене. Марко Кралевич вскочил и задвигал лопатками, как молодой Марлон Брандо, когда тому не терпится вступить в драку.
– Пять баллов, – пророкотал он, взглянув на стонущего Лайонела и явно мечтая добавить от себя.
– Заседание окончено, – сказала Викторинис, вставая.
Толпа за окном взволнованно загудела, гудение быстро перешло в рев. Миранда схватила пальто и выскочила из комнаты. Лотарингия вцепилась Кралевичу в руку и потащила его к дверям. Стивенс встал и недоуменно огляделся. Он взглянул на Викторинис; та только покачала головой и глазами указала на дверь. Стивенс начал протискиваться между Нельсоном и столом, Викторинис шагнула было за ним, но, увидев Нельсона, предпочла двинуться в обход стола, хотя для этого ей пришлось перешагнуть через Лайонела и проскользнуть за спиной у Акулло.
Декан стоял бледный, выдохшийся. Глаза его потускнели. Он засопел, одергивая манжеты, потом снял со спинки стула пальто и шагнул через своего заместителя, который лежал под стулом, суча ногами, как раненый зверь. В дверях Акулло помедлил, надевая пальто.
– Нельсон, – сказал он, не оглядываясь. Нельсон прочистил горло.
– Да?
– Аэропорт, – сказал декан. – Не забудьте.
– Конечно. – Нельсон сглотнул. В следующий миг Акулло вышел.
Нельсон повернулся к стеклу. Декан шел через кафе; толпа расступалась, бледные взволнованные студенческие лица поворачивались за ним, как подсолнухи. Следом перекатывался Кралевич, а позади бодро прыгала Лотарингия, сжимая пальцы перед грудью.
Нельсон почувствовал на плече чью-то руку. Мортон Вейссман стоял совсем близко, глаза его сияли. Он тяжело дышал ртом.
– Настал час, друг мой! – хриплым от волнения голосом произнес Вейссман. – Переломный миг! У них – численный перевес, у нас – выгодная позиция.
Вейссман развернул Нельсона к себе и положил дрожащие руки ему на плечи, как будто желая поцеловать. Он пожирал Нельсона глазами, обдавая его кислым старческим дыханием.
– Я ждал этого часа пятнадцать лет! Раскол в их рядах, верный союзник на моей стороне! – Он обеими руками заколотил Нельсона по плечам. – Снова вместе, сынок? «Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, мне станет братом; как бы ни был ты низок, Нельсон, тебя облагородит этот день!»
Палец у Нельсона вспыхнул. Ему хотелось схватить старика за горло, но он только попятился.
– Время позднее, Морт. Меня ждет семья.
– Конечно, конечно. – Вейссман нагнулся, поднимая с пола пальто. – Но завтра, профессор, нам надо поговорить, обсудить следующий шаг, подумать…
Нельсон ринулся к двери. Вейссман, в криво накинутом пальто и съехавшей шляпе, устремился следом и поймал за локоть.
– Понимаю, – хрипло зашептал он, прикладывая палец к губам и косясь на окно. – Антони считает, что вы у него в кармане. И мы хотим поддержать это заблуждение…
– Мне пора. – Нельсон вырвался и шагнул к двери. Вдогонку ему несся хриплый шепот Вейссмана.
– «И проклянут свою судьбу дворяне, что в этот день не с нами, а в кровати!» – Вейссман чихнул и поднял дрожащий кулак. – «Нас горсточка счастливцев, Нельсон! Братьев!»
В морозных сумерках Нельсон быстро шел от «Пандемониума». Руки тряслись, и он, надевая перчатки, уронил одну на асфальт. А когда нагнулся за ней, из темноты его окликнули театральным голосом, от которого по спине пробежал легкий холодок удовольствия.
– Нельсон.
Миранда Делятур в туго перетянутом пальто вышла из темной дверной ниши. Нельсон стоял, опешив. Она взяла его за рукав парки, оранжевый нейлон зашуршал под кожаной перчаткой. Носик Миранды наморщился, как от неприятного запаха.
– Вы ведь не поедете в этом в аэропорт? – Она подняла яркие карие глаза, и по всему его телу от пришитого пальца словно пробежал электрический разряд. – У вас есть что-нибудь поприличнее?
– М-м. – Костюм, приобретенный на сбережения жены к окончанию аспирантуры, продали несколько лет назад, чтобы купить памперсы. Остались только парадные ботинки.
– Первое впечатление, Нельсон, – сказала Миранда. – Эти кандидаты нужны нам не меньше, чем мы – им. Вы куда-нибудь торопитесь?
Образ жены и дочек, сидящих за столом с ножами и вилками в руках, сдулся, словно из него вытащили затычку. Фальшивый заяц расправил крылья и улетел во тьму. – Нет, – соврал Нельсон, – меня никто не ждет. По пути через площадь встретилась Вита, бредущая с опущенной головой. Нельсон надеялся, что она их не заметит, но Вита внезапно подняла глаза и чуть не споткнулась. У Нельсона вспыхнули уши; ему вдруг стало стыдно своей лжи. Он, не сбавляя шагу, слабо улыбнулся Вите. Миранда повернулась к нему, но в темноте ее выражения было не разобрать.
В своей спортивной «мазда-миате» по пути к магазину Миранда не снимала руки в перчатке с рычага передач и лавировала в потоке машин, как пилот «Формулы-1». Покусывая губы, она неслась от светофора к светофору, всякий раз проскакивая под только что зажегшийся красный. Нельсон до отказа отодвинул сиденье и вытянул длинные ноги, искоса поглядывая на Миранду; когда она давила на газ, его приятно вжимало в кожаное сиденье. По чреслам пробегала волнующая дрожь.
– Вы правда думаете протащить Биту Деонне на постоянную должность? – спросила Миранда под гудение идеально отлаженного мотора. – Или у вас иная далекая цель?
– Я правда считаю, что Вита это заслужила, – начал Нельсон, однако его отвлекало мелькание огней за окном: магазины, рестораны, фаст-фуды сливались в одну длинную зелено-оранжевую светящуюся вывеску, отраженную в одной длинной мокрой парковке.
– Вы всего лишь лектор, Нельсон, – сказала Миранда, и он испытал дурацкий трепет при звуке своего имени, сорвавшемся с ее губ. – Вам ничего для Виты не сделать.
Слева, как белая крепость, возникли торговые ряды. Как раз когда красные отблески светофора вспыхнули на стеклянных дверях, Миранда свернула через две полосы машин и по дуге вылетела на парковку, гоня перед собой волну талого снега.
– Вы меня заинтриговали, Нельсон, – сказала она, складывая губы в немое «а» Немое «a» (a muet) было введено Ж. Деррида, чтобы отделить придуманное им слово «differAnce» (различение) от обычного «differEnce» (различие); при этом произносятся они одинаково.
.
Они молчали всю дорогу через яркую церковную пустоту торговых рядов. Покупателей в этот час было совсем мало – несколько школьниц да две-три толстухи в огромных пуховиках. Наконец Миранда и Нельсон подошли к Миннесотскому форпосту нью-йоркского мужского бутика – темной плюшевой пещере с мягким ковром, отделкой под дуб и кипами дорогих свитеров на столах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56