не пожелаю ли я, если смогу, приехать к нему? Я смог и пожелал. И поехал.
«Ночное местечко» Пила называлось, с полным основанием, «Сералем», что в словаре Уэбстера определяется, как гарем, или, в более широком смысле, как место предосудительных удовольствий. Мне случалось бывать там и раньше, однако не по делу. Не по такого рода делу.
Вы входите и, после хотя бы частичной видимости на Сансет-Стрип, попадаете во тьму, которая в первую минуту кажется вам абсолютно черной. Но когда ваши глаза привыкают к сумраку, оказывается, что здесь прохладно и приятно.
Одна из причин этой приятности — девушка слева от вас, которая принимает у вас шляпу. Вы даете ей какую-то мелочь и восхищаетесь тем, во что одета эта молодая леди. И самой леди тоже. Ее наряд повторяется на всех девушках в Серале, но вы ничуть не в претензии из-за этого повторения: сверкающие поддельные бриллианты, которыми усеян рискованно-минимальный лифчик, — он выглядит прозрачным, но только выглядит; и подобие длинных шаровар, напоминающих те, что носят юные турчанки в приключенческих фильмах, и сшитых из легкой материи, которая выглядит прозрачной, — и не только выглядит. Полюбовавшись костюмом хорошенькой гардеробщицы, которая тем временем смотрела на вас, улыбаясь, как одна из любимых жен султана, вы делаете поворот кругом, низвергаетесь по трем ступенькам и попадаете в ночной клуб как таковой. (Некоторые говорят: «как таковой-рас-таковой».)
В четверть седьмого вечера он представлял собой пустой зал; справа — длинный бар из дерева, отделанного металлом; вдоль него двадцать высоких круглых стульев, а слева — какое-то количество покрытых белыми скатертями пустых столиков, сгруппированных вокруг танцевальной площадки, ограниченной с другой стороны эстрадой для оркестра.
Я обошел эстраду справа и очутился перед задрапированной бархатом аркой. Возле нее стоял огромный парень с великолепным красным носом, скрестив мощные руки на округлой, как бочка, груди. Цветок гардении на отвороте его темного смокинга был слишком мал, чтобы скрыть то, что выпирало под тканью из-под его левой подмышки. Я остановился перед ним и залюбовался великолепием его носа.
— Я — Шелл Скотт, — сказал я. — Пил хочет меня видеть.
— Зачем он хочет вас видеть? — У него был раскатистый, гулкий голос, как у гавани Сан-Педро в туманную ночь.
— Вот уж не знаю. Хочет, и все. Давайте спросим у него самого. Он немного подумал, как человек, передвигающий в мозгу рояль, потом
сказал:
— О'кей, пройдем. Вы первый.
Он проследовал за мной под арку, по узкому холлу, мимо двух артистических уборных, двери которых, к сожалению, были закрыты, потом налево вдоль другого холла, к двери с надписью: «Посторонним вход запрещен».
Он постучал, и через минуту дверь открылась, и перед нами явился тип с голубыми глазами, холодными, как кубики льда, низкими бачками и густыми, темными усами.
— Да?
— Вы мне звонили, — сказал я. — Шелл Скотт.
— Конечно. Я — Виктор Пил. — Он сказал это таким тоном, будто произнес «Авраам Линкольн».
Он кивнул Красноносому, стоявшему за мной, и я вошел в комнату. Он закрыл дверь, и комната погрузилась в тишину. Звуконепроницаема. Потом, кивнув на кресло, сказал:
— Что вы пьете, мистер Скотт?
— Почти все.
Я сказал ему, какой напиток предпочитаю, и он занялся делом возле бара у левой стены; я же сел в кресло перед большим письменным столом красного дерева и стал наблюдать. Пил выглядел массивным, примерно пяти футов и десяти дюймов ростом и около ста девяноста футов весом. Лет сорока пяти, с густыми темно-каштановыми волосами, тронутыми на висках сединой. На нем был добротный и хорошо сшитый коричневый костюм. Лицо тяжелое, квадратное, с желваками, похожими на комочки жира, на щеках. Не сделав ни одного лишнего движения, он быстро приготовил напитки, подал мне мой в высоком стакане и сел против меня.
— Вы бы хотели, — сказал он, — заработать пять тысяч долларов? — Его речь звучала мягко, четко, как будто он читал по книге.
— Допустим, — сказал я. — Но это зависит...
— От чего?
— От того, что я должен для этого сделать. Он усмехнулся. Я заметил, что у него немного кривые зубы.
— Я этого ожидал, — сказал он. — Ничего нелегального. Возможно, мистер Скотт, для вас это даже рутина. Если бы мое дело было нелегально, я бы обратился к другому человеку. Хотя время мое и ограничено, я навел о вас самые подробные справки, мистер Скотт. Я человек дотошный. — Он потер подбородок толстыми пальцами. Ему явно не мешало бы побриться. Он продолжал: — Я хочу, чтобы вы расследовали обстоятельства смерти некоего Джо Брукса. В среду вечером он погиб, по всей видимости, от несчастного случая. По-видимому, его сбила машина. И скрылась. Его тело нашли на Солано-авеню около одиннадцати вечера. Говорю «по-видимому», ибо имею основания подозревать, что его убили намеренно. Я хочу, чтобы вы установили факты, и если мистер Брукс был действительно убит, — в чем я совершенно уверен, — выяснили бы, кто его убийца.
— Позвольте, я уточню, — сказал я. — Это выглядит так: Джо Брукс попадает под машину и погибает. Вы считаете, что это — преднамеренное убийство, и хотите, чтобы я выяснил, кто убил и почему. Верно?
— Абсолютно.
— Подозрительно что-то.
Он хмуро взглянул на меня острыми голубыми глазами. Когда он хмурился, его прямые, густые брови опускались на четыре дюйма.
— Мистер Скотт, — сказал он, тщательно выбирая слова, — меня ничуть не интересует, действительно ли это дело, как вы говорите, «подозрительно» или нет. Я объяснил вам, чего я хочу, и полагаю, что со временем вы не найдете в моей просьбе ничего необычного. Если вы не желаете браться за это дело, так и скажите. Разумеется, все останется между нами.
— Само собой.
— Так возьметесь?
С минуту я обдумывал сказанное, одновременно разглядывая кабинет: бежевые стены, чуть более темный потолок, скрытое освещение, три тяжелых кожаных кресла, письменный стол, кресло-вертушка, венецианские шторы, бар. Мило. И дорого.
— О'кей, — сказал я. — И все-таки я считаю, что оно чревато сложностями.
— Прекрасно. — Он снова показал мне свои кривые зубы и вытащил из внутреннего кармана длинный бумажник из страусовой кожи.
Порывшись в массе бумажек, он вытянул тонкую пачку зеленых, щелчком запустил ее в мою сторону по гладкой, темной поверхности стола. Я взял ее и пересчитал купюры. Сотни, десяток сотен. Десять стодолларовых купюр. Я вложил эту хорошенькую пачку в свой бумажник.
— Одна тысяча сейчас, четыре тысячи по окончании дела, — сказал он.
— Мне подходит.
Он откинулся в кресле и стал поглаживать густые усы большими тупыми пальцами.
— А теперь, — сказал он, — я имею кое-какие сведения, которые могут вам помочь. Этот Брукс работает, точнее работал, — у владельца тотализатора по имени Флеминг Драгун.
— Я его знаю.
— И знаете, где его найти? Я кивнул и отпил немного бурбона.
— Отлично, — сказал он. — Мистер Брукс, как я понимаю, жил у своей сестры, некой Робин Брукс. Он жил там уже несколько месяцев. — Он дал мне листок бумаги с ее адресом. — Насколько мне известно, у него не было никаких особых неприятностей. Если были, я, естественно, хотел бы об этом знать. Фактически, мистер Скотт, мне нужно знать все, что связано или было связано с этим делом, — все до последней мелочи. Вы должны это четко усвоить. — Он яростно посмотрел на меня.
— Берегите ваши сосуды, — сказал я. — Это и так понятно. Он поморгал.
— Это все, что я знаю. Я бы хотел, чтобы вы приступили к делу немедленно.
— Сегодня же вечером, — сказал я. — С места в карьер. Я допил бурбон, встал и поставил пустой стакан на бар.
— Как только что-нибудь узнаю, сразу к вам, — сказал я. — Докладывать буду вам лично. Никаких письменных отчетов. Я сам себе секретарь. Возможно, я не появлюсь несколько дней, даже недель, — смотря по тому, как будут развиваться события. Когда смогу, буду держать с вами связь по почте. Когда все будет кончено, напишу вам отчет, если хотите. В трех экземплярах.
Он сжал полные губы, потом сказал:
— Это будет весьма желательно.
— Немного бы больше, — сказал я.
— Чего немного больше?
— Намеков. Информации. Ваша позиция, например. Какая связь между вами и тем, что какого-то парня на темной дороге сбила машина? Мне бы хотелось яснее понять всю эту ситуацию.
Он сцепил руки на столе и стал похлопывать одним большим пальцем по другому.
— У меня свои причины для выяснения этого случая, мистер Скотт. Это личные частные причины; вы же частный сыщик. Этого достаточно.
— Этого не достаточно. Но я покупаю вашего кота в мешке. На первое время. Однако, — зарычал я на него, — я оставляю за собой право вернуть ваш задаток, — я похлопал себя по карману, — и выпустить из ада всех чертей, если почувствую, что от вашего дела дурно пахнет.
С минуту он молчал, потом кивнул.
— Что ж, это справедливо, — сказал он. Глаза его будто покрылись льдом; похоже, он мог быть круче, чем Красный Нос, стороживший его в холле.
Я взглянул на часы. Шесть тридцать.
— Принимаюсь за работу, — сказал я. — Возможно, у Драгуна еще не все разошлись. Можно начать с него.
— Ну ладно, мистер Скотт. Теперь все в ваших руках. Еще одно: даю вам полную свободу действий, но при условии, что вы полностью оставите меня в стороне.
— О'кей. Вас не существует.
Я не заметил, чтобы он нажал какую-нибудь кнопку или подал какой-либо другой сигнал, но дверь в кабинет открылась и Красный Нос просунул в нее свой прекрасный клюв.
— Все в порядке, босс? Пил кивнул.
— Чарли, мистер Скотт уходит. Я подошел к Чарли.
— Знаю, — сказал я, — я иду первый. Дойдя до бархатной арки, я сказал:
— Чарли, вы бы лучше достали более крупную гардению. Он опять начал двигать рояли, и на этом я его покинул.
У гардероба я остановился и протянул экзотической блондинке мой номерок. Она отцепила от эластичного пояса своих багдадских шаровар мой носовой платок и вручила его мне.
Откинув голову, она посмотрела на меня несколько свысока.
— Странно оставлять такую вещь в гардеробе, — сказала она улыбнувшись.
Я усмехнулся ей в ответ.
— Странное место вы нашли для ее хранения.
— Мне было лень.
— Клянусь, я не ношу шляпы, а это давало мне повод снова посмотреть на вас.
Она провела по нижней губке розовым языком.
— Вам не нужно поводов, мистер. — Она еще немного поулыбалась мне, я глубоко вздохнул и вышел.
Вот так все это и началось.
Сэмсон посмотрел на меня поверх заваленного бумагами стола и приветствовал меня широкой, хмурой, дружеской улыбкой. Такой уж он — Сэмсон.
Большой и чрезвычайно круто сваренный, снаружи, с отливающей металлом сединой в волосах и с крупной, чисто выбритой челюстью. Капитан сыскной полиции Фил Сэмсон, восемнадцать лет в сыскном отделе, тринадцать — в отделе по расследованию убийств. Хороший, честный полицейский. Мне он очень нравился.
Я придвинул стул, оседлал его и закурил сигарету. У стола сидел еще один парень, он уже разговаривал с Сэмсоном, когда я пришел. Молодой, симпатичный юнец лет двадцати пяти или около того, аккуратно скроенный, не очень высокий, одетый в темно-синий костюм в крапинку.
— Вы заняты, — сказал я. — Может, зайти попозже, Сэм?
— Да мы почти кончили. Но не слишком меня задерживайте, — проворчал он любезно. — Я уже созрел для действия. — Он повернулся к молодому человеку. — Келли, познакомьтесь — это Шелл Скотт. Шелл, это Томми Келли, репортер «Экземинера».
Мы поздоровались, а Сэм сунул в рот черную сигару. Из-за сигары он спросил:
— Что на этот раз, Шелл?
— Некий Джо Брукс. Сбит машиной, которая успела скрыться. В среду вечером. Расследую по заказу клиента. Что-нибудь знаете об этом — подозрительное?
Сэмсон усмехнулся.
— Вам бы объединиться с Келли. Мы как раз об этом говорили сейчас. Вы знаете, какой шум подняли на этот счет газеты.
Келли подхватил его слова.
— Вот-вот, — сказал он высоким, почти страстным голосом, — «Сен-тинел» просто не сходит с этого конька. Как бы я хотел, чтобы мне поручили эту тему. — Он по-мальчишески засмеялся и погрузился в молчание.
— Мы уже пару месяцев проверяем такие случаи, — медленно сказал Сэмсон. — Даже давнишние. Многие весьма подозрительны. — Его челюсть ходила, как вылитая из чугуна, он злобно жевал свою сигару. — Ничто я так ненавижу, как эту практику — сбить и удрать. Какая-нибудь морда налижется до чертиков, сядет за руль, собьет какого-нибудь парня, а потом удирает, бросив его на дороге мертвым или при смерти, или изувеченным.
— А как насчет того, что это преднамеренное убийство?
— Кое-что действительно вызвало подозрения. Вроде того, что вызывают нас на место происшествия, — все как будто натурально, только у парня такой вид, будто его били. А вот еще другой случай: единственная отметина на теле, которая действительно могла причинить смерть, скорее от гаечного ключа, чем от бампера автомобиля. Или: предполагается, что парень сидит дома и обедает, а на самом деле он мчится по темной дороге, за десять миль от дома. Вот такие дела.
Я последний раз затянулся и раздавил окурок.
— И о чем это говорит?
— О том, что такие происшествия — больше чем несчастный случай. И пахнут преступлением. Та же старая песня, только на новый лад. Вы же знаете, Шелл, как это происходит. В большом городе всегда есть масса больших людей. Большой человек хочет разделаться с кем-то, кто ему угрожает, или просто убрать кого-то с дороги. А большие люди свою работу
никогда не делают сами. Они кого-нибудь нанимают — так же, как мы нанимаем кого-нибудь, чтобы вымыть машину или подстричь газон. Просто деловая сделка, только и всего.
Сэмсон замолчал и закурил свою сигару. Я ждал этого: я знал, что рано или поздно он до нее доберется. Обычно это случалось позже. Он затянулся всласть и сказал сквозь облако вонючего дыма:
— Похоже, что убийца — будь то одиночка, или организация, или банда, называйте, как хотите, — делает это за плату. Они выслеживают парня, оглушают его ударом по голове и сбивают, связывают, и все такое, — потом врезаются в него на машине или просто переезжают его;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22