— Бывшего? Что происходит?
— Объясню, когда приедете. И учтите, что вам придется открыть сейф, так что вызовите мастера из отдела грабежей.
— Вы в уме? Мы не имеем права вскрывать сейфы.
— Этот сейф вы можете. Пил не будет возражать. Послушайте, Сэм. Я вам все объясню. Только приезжайте и вызовите своих мальчиков и врача. Все законно, поверьте.
Я водворил трубку на место и почувствовал, что меня тошнит. Я встал — меня тошнит. Я подошел к двери, открыл ее, вернулся и снова сел в кресло. То же самое. Я опустил голову на стол и стал глотать. Не знаю, почему я сдерживался, а не покончил с этим сразу.
Через несколько минут я поднял голову: в кабинет входил Сэм в сопровождении маленького человека с черным чемоданчиком и седыми волосами.
Я почувствовал, что, чего доброго, и у меня появилось несколько седых волосков.
Я сказал Сэму:
— Хелло, — потом указал на Пила, лежащего на полу. Он ни разу не пошевелился. Я надеялся, что он еще жив.
— Лучше осмотрите его, док, — сказал я. — У него немного разбит рот.
Док подошел к Пилу и раскрыл свой черный чемоданчик. Сэмсон спросил:
— Что здесь, черт возьми, произошло?
— Мастер по сейфам приедет?
— Да. Один из сотрудников полиции. Он фактически уже здесь. Вероятно, он рекомендует эксперта из городской фирмы по сейфам.
— О'кей. Лишь бы побыстрее. Сэмсон нахмурился:
— Так что же все-таки произошло? Я ткнул пальцем в сторону Пила.
— Мой клиент. Во всяком случае, был им еще час назад. Он — ваш человек, Сэм: он то, что осталось от синдиката убийц, артистов так называемых несчастных случаев типа «сбит машиной — машина скрылась». Он был боссом и остался в единственном числе. Он же тот мерзавец, который организовал убийство Келли.
Сэмсон даже рот раскрыл.
— Шутите?
Я устало покачал головой.
— Честно, Сэм. Их было всего трое. Вот этот Пил и двое бандитов. Эти двое были фактически исполнителями, мальчиками, которые делали грязную работу. Пил был мозгом организации, а эти двое сейчас в черном лимузине на Догени Роуд. Во всяком случае, были там недавно. Оба мертвы. Я уже сообщил о них в полицию. — Я закурил сигарету. — Вы могли бы допросить Чарльза. Это он вас впустил?
— Большой носатый парень? — Сэмсон кивнул. — Им сейчас занимается один из наших.
— Думаю, он чист, — сказал я. — Пил говорит, он просто здесь работает, так что это все, что он делает. Надеюсь, что это так и есть. Почему-то Чарльз мне нравится.
Док захлопнул свой черный чемоданчик и подошел к нам.
— Вы бы лучше отправили этого человека в больницу. Пока что я наложил повязки.
Сэмсон спросил:
— А он не отдаст тут у нас концы? Док покачал головой.
— Нет. Но он нуждается в уходе. У него сотрясение мозга, но он оправится, если за ним будет надлежащий уход. Не помешало бы вставить ему зубы.
Сэмсон позвонил и вызвал машину скорой помощи. Только он опустил трубку, как в комнату вошел человек в гражданской одежде.
— Мастер по сейфам, — представил его Сэмсон. — Что он должен делать?
Я изложил все, что произошло. Передал Сэму все, что рассказал мне Келли, и описал то, что произошло за последние полчаса между Пилом и мною.
— Таким образом, — заключил я, — когда вы откроете этот сейф, перед вами раскроется столько гнусных убийств, сколько еще никогда не бывало в нашем округе, да и в любом другом тоже. Есть все основания предполагать, что магнитофонные записи хранятся именно в этом сейфе. Пил считал, что я не доживу до того, чтобы рассказать об этом кому бы то ни было. И он чуть не оказался прав. Возможно, все, над чем вы ломали голову, найдет объяснение в материалах, которые Пил собрал в этом сейфе.
Сэмсон сказал:
— Черт меня возьми, — покачал головой и сунул в рот черную сигару.
— Можете для начала арестовать Эдди Кэша, Сэм, — сказал я. — Я бы с удовольствием сделал это сам. Кэшу уже почти год не хватало денег, и думаю, вы найдете, просматривая его бумаги, что он начал выписывать чеки фиктивной фирме или фирмам, которые существуют только в его преступном сознании. Он сам выписывал чеки якобы в уплату за товары, которые на самом деле никогда не доставлялись, и сам же получал по ним деньги от имени несуществующей фирмы — Мидлтон Маньюфэкчеринг Кампани.
В этих же бумагах вы найдете, что Эдди нанял Пила и его молодчиков, чтобы разделаться со своим компаньоном Элиасом Джонсоном, когда Джонсон насел на него. С этого и начался тот замкнутый круг, в кртором я все кручусь. Эдди не знал, кто убийцы, которых он нанял, чтобы убрать Джонсона, но он знал, что его разговор с ними записан на магнитофонную ленту и что она находится у них. Вероятно, они бы не представили ее в суд, но от этого ему не было легче. Вот почему он так остро реагировал на маленький шантаж, которому подверг его Джо Брукс, — он же Джои Мэддерн. Держу пари, что, когда Эдди обнаружил, что парни, которых он нанимал, ничего не знают о шантаже, он просто обалдел. Потом он начинает думать. Если это не синдикат, то кто же? И вот, если он узнал, что вместо шайки профессиональных убийц это была всего лишь мелкая шпана вроде Джо...
Я умолк, по-дурацки открыв рот. Подозрение не обрушилось на меня, как удар в зубы. Оно коварно вползло в мозг и заплясало в клетках серого вещества. Сначала медленно, как танцуют минуэт, потом быстрее, вскидывая пятки и наскакивая на вещи. Одни оно опрокинуло, другие объединило, и вот уже мой мозг в целом прыгал, как безумный. Я медленно встал и направился к двери.
Сэмсон сказал:
— Какого черта? Куда вы? Остановившись, я обернулся.
— Вы говорили, что не видели тела Джо?
— Говорил. А что?
— Кто-нибудь из здесь присутствующих видел?
Он перекинул сигару в другой угол рта и покачал головой.
— Какого черта...
Я повернулся и открыл дверь.
— Куда вы? — завопил Сэмсон.
Я, не останавливаясь, вышел в холл, словно в бреду, мысленно колотя себя по голове тупым инструментом.
Я вышел в зал клуба, и меня чертовски удивило, что вокруг люди смеются и пьют, всячески развлекаясь. Казалось, я был за тысячу миль от «Сераля» с его весельем и музыкой. Я вышел на улицу туда, где стоял мой кадиллак. Я завел мотор и поехал к центру. На Темпл-стрит я вышел из машины напротив здания суда, пересек улицу и спустился в подвал.
В морге было холодно.
Эмиль — служитель, с которым я познакомился в результате нескольких предыдущих посещений морга, молча поднялся со стула и направился
ко мне.
Я начал снимать с себя галстук.
— Рад видеть вас, Эмиль. — Я снял галстук, повесил пиджак на спинку его стула и стал расстегивать рубашку. — У меня к вам вопрос. А потом я бы хотел взглянуть на одного из покойников. — В Лос-Анджелес-ском окружном морге трупы называются покойниками.
Я поднял на спине рубашку, повернулся и попросил Эмиля взглянуть на мою спину:
— Эмиль, вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? На одном из покойников?
Он уставился на мою спину и покачал головой.
— Ну и ну! Вы что, сражались с дикой кошкой? — Он нахмурил брови и добавил: — Да, да. У одного из покойников такая же спина.
— Он еще тут?
— Ага. Хотите взглянуть?
— Конечно, хочу.
Эмиль повернулся и пошел вперед. Я последовал за ним между столами к одному из последних. Эмиль откинул простыню.
— Кажется, этот, — сказал он.
Я посмотрел на неподвижное, спокойное мертвое лицо с маленькими усиками и светлыми волосами, закрывавшими уши. На большом пальце правой ноги была прямоугольная бирка: «Джозеф Луи Мэддерн». Наконец-то я встретился с маленьким Джои.
Я сказал:
— Я бы хотел взглянуть на его спину, Эмиль. Можно?
Он кивнул и осторожно повернул тело Джо на бок. Я посмотрел. Вот они — шрамы, прорытые в плоти, подобные тем бороздам, которые я увидел вчера вечером, посмотрев на собственную спину в зеркале у себя в квартире. Подобные шрамам у меня на спине.
Я всматривался в них с минуту, потом сказал:
— Спасибо, Эмиль. Все сходится.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— А в чем дело?
— Убийство, — сказал я. — Чертовски занятное убийство. Спасибо за помощь.
Я застегнул рубашку, сунул галстук в карман пиджака и снова надел пиджак. Я вышел, тяжело поднялся по ступеням и перешел через улицу к своей машине.
Я сказал тихо:
— Ну и сучка. Проклятая сучка.
Я опустил стекло и подставил лицо ветру. В этот вечер он был прохладнее и приятно холодил кожу, но он не мог проникнуть внутрь и развеять давивший меня тяжелый ком. Конец дела. Представление окончено, а я даже не чувствую себя счастливым. Одиннадцать часов вечера, воскресенье. Мне очень не хотелось делать то, что мне предстояло, но рано или поздно это все равно пришлось бы сделать.
Я вынул из чехла револьвер и освободил его от всех патронов. Их я вложил в тот же карман, где был галстук, снова спрятал револьвер в чехол и стал слушать мурлыканье мотора.
Она еще не легла. Она выглядела как никогда красивой, улыбаясь мне. Я прошел в комнату и сел на диван. Она подошла, села рядом и посмотрела мне в лицо, явно озадаченная.
— Что с вами, Шелл? — спросила она тихо. — У вас странный вид. Что случилось?
Я посмотрел на нее и, чувствуя, как поднимается во мне ощущение дурноты, сказал:
— Все кончено. Все время ходил кругами, а сегодня сподобился. Все сложилось, и все сходится, и странно, что я так долго не замечал. Я знаю, что Джо убили вы, и знаю, почему, и теперь я должен позвонить в полицию и вызвать их, чтобы они приехали и взяли вас.
Она ничего не сказала. Просто посмотрела на меня.
— Мне очень жаль, — сказал я. — Действительно жаль. Мне чертовски жаль, Робин.
Она не возмутилась, не закатила истерики, ничего такого. Она устремила наг меня умные, красивые темные глаза и сказала:
— Вы шутите, да, Шелл? Это не всерьез?
— Я не шучу. Мне очень жаль, но это всерьез. Вы — человек конченый. Разве что вам вдруг повезет.
Ее глаза сузились, и она тряхнула массой огненно-рыжих волос, которые снова напомнили мне небо над тихоокеанскими островами.
— Я не убивала его, Шелл, — сказала она. — Нет, нет. Верьте мне.
— У-гу, Робин. Это сделали вы. Я думал на Эдди Кэша, но я проверил его, и он оказался чист. Тоже и Драгун. Остаетесь только вы.
Она как-то сникла и тесно прижалась ко мне.
— Забудьте об этом, Шелл. Пожалуйста, забудьте. — Я чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание. Она уткнулась губами мне в шею и прошептала: — Вы ничего не знаете. Вы ничего не могли узнать.
Это было так странно. Мы сидели друг подле друга на диване, она прижалась лицом к моей шее, ее волосы щекотали мне лицо. И мы говорили об этом. Просто, спокойно и сдержанно, как будто за чашкой чаю, или как будто мы через минуту засмеемся и выпьем по стаканчику. Но внутри у меня был холод, и я знал, что то, что происходит, далеко не игра.
Она тоже это знала.
— Робин, — сказал я, — вы говорили, что Джо не бегал за девушками, за другими женщинами. Вы сами говорили мне, что любите его, хотите выйти за него замуж. Вы жили с ним. Он входил в вашу жизнь. Поэтому, когда вы узнали, что он спутался с другой женщиной, вы убили его. Скажите, что вы покончили с ним потому, что любили его, ревновали, мстили ему, наконец. Но все равно это было убийство, и его совершили вы, Робин.
Казалось, вся кровь отхлынула от ее лица, она положила руки мне на плечи и притянула меня к себе.
— Перестаньте! Перестаньте! — сказала она свистящим шепотом. Потом мягко и нежно: — Шелл, Шелл, поцелуйте меня. Пожалуйста, поцелуйте меня.
Я повернул голову и посмотрел на нее. Она подняла левую руку и притянула мою голову к своей. Губы ее были холодные, сухие, неподвижные.
Прекратить все это было бы нетрудно. Она действовала с очевидной целью и неуклюже. Но я не останавливал ее. Я хотел посмотреть, до чего она может дойти. Ее правая рука проползла мне под пиджак. В то время как ее губы крепко прижалась к моим, я почувствовал, как ее рука осторожно добралась до чехла с револьвером.
Оторвавшись от меня, она вдруг вскочила с дивана, сжимая в руке мой револьвер. Лицо ее исказилось, губы полураскрылись, обнажив зубы. Она стояла передо мной, держа в правой руке револьвер и твердо упираясь в ковер ногами.
Она не медлила, не ждала, не колебалась ни секунды. Плавным движением подняв револьвер, она прицелилась мне в грудь. Скорее выдохнув, чем прошептав сквозь зубы:
— Шелл, — она оттянула курок.
Послышался острый щелчок, и она снова, и еще раз снова, оттянула
и спустила курок, целясь мне в сердце. Я не двигался. Сидя на диване, я следил за сменой чувств, отражавшихся на ее лице, — недоумения, безнадежности, отчаяния, — когда она поняла, что произошло. И я увидел, что она уже больше не красивая.
Ее лицо помертвело, губы раскрылись, вокруг рта появились складки. Револьвер выпал из ее ослабевших пальцев, и она медленно опустилась на ковер и зарыдала.
Казалось, прошло много времени, и вот она заговорила, — прерывисто, с тоской в голосе.
— Теперь уже все равно. Но я жила, как в аду. Я любила его, — она снова зарыдала, и ее обмякшее тело передернула дрожь. — Я обвинила его в измене, в том, что он обманывал меня с другой женщиной, и он засмеялся. Он смеялся надо мной. Сказал, что устал, он устал от меня, что он уходит. Мы бросились друг на друга. Мы оба много выпили.
Она медленно приподнялась и села, тупо уставившись на меня; тушь черными пятнами расползлась по ее щекам и под глазами.
— Я возненавидела его, как никого на свете, — сказала она пустым, безжизненным голосом. —Пока мы ссорились, я все время подливала ему, и он пил стакан за стаканом, как воду. Он совсем опьянел, и тогда я подошла к нему сзади и ударила его книгодержателем. И стала бить его — еще и еще. Должно быть, я с ума сошла. Он упал на диван, и тогда я обезумела от ужаса. Я не знала, что делать. Я попробовала влить ему в рот еще немного ликера, пролила его на одежду и застегнула на нем рубашку, каким-то образом вытащила его из дому, и в машину. Я поехала, не зная куда, не зная, что мне делать. Потом я вспомнила, что в газетах было что-то насчет массы несчастных случаев, и подумала, что, может быть, это будет выглядеть как еще один несчастный случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22