— дрожащим голосом ответил палач. — Я парижский буржуа, меня зовут Клод… это все!— Нет, это не все!.. Эта тайна… тайна, которая есть в вашей жизни, я хочу немедленно узнать ее.— Эта тайна! — пробормотал Клод. — Послушайте, монсеньор. Я уже сказал, что сама Виолетта откроет вам ее!— О! — воскликнул молодой человек. — Но тогда — немедленно!Он двинулся было к комнате, куда Клод отнес девушку, но палач остановил его, взяв за руку, и сказал:— Принц Фарнезе… отец девушки, которого вы скоро увидите, объяснит вам все, что связано с прошлым вашей любимой… я не имею права сделать этого, поскольку я не отец ей! Монсеньор, поклянитесь не говорить обо мне с принцем Фарнезе! Так нужно! — добавил он сурово, видя, что молодой человек колеблется.— Хорошо, пусть так! — ответил герцог Ангулемский. — Слово дворянина, что я не произнесу вашего имени в присутствии отца Виолетты.— Так. Теперь поклянитесь никогда не спрашивать Виолетту обо мне. Если она заговорит сама, без вашей просьбы, если сама раскроет секрет моей жизни, что ж, это не страшно. Но поклянитесь мне не подвергать это дитя мучениям, которых оно не заслуживает, не пытайтесь вырвать у нее эту тайну, если она считает, что должна хранить ее.— Клянусь вам и в этом, — ответил Карл под влиянием сострадания, о котором мы уже говорили.Клод удовлетворенно кивнул.— Тогда прощайте! — сказал он; — Через час принц Фарнезе будет здесь. Что же до меня… если мы больше не увидимся, то…— Почему мы больше не увидимся? — спросил Карл, взволнованный, раздосадованный и встревоженный одновременно.— Если мы больше не увидимся, — глухо повторил Клод, как будто не слыша его слов, — нужно сделать так, чтобы девочка была в безопасности…— Никому не придет в голову искать нас здесь, к тому же я надеюсь, что завтра мы уедем из Парижа…— Очень хорошо, — вздохнул Клод. — Это к лучшему, я и сам хотел посоветовать вам это. Но тем не менее, если вдруг произойдет что-то… неважно что… и вы подумаете, что я мог бы быть полезен девочке, на Ситэ, приблизительно в середине улицы Каландр, за новым рынком, есть дом, низенький такой, в стороне от других, окна и двери там всегда закрыты. Днем ли, ночью, если вы окажетесь в Париже и если вам понадобится помощь, постучитесь в дверь этого дома… И последнее: когда вы уезжаете?— Завтра на рассвете.— Через какие ворота?— Я поеду по улице Сен-Дени, мне нужно заглянуть на постоялый двор «У ворожеи». Там живет мой друг, который мне очень дорог… Он присоединится к нам, и мы с принцем Фарнезе и Виолеттой отправимся в Орлеан.— Так! Значит, вы поедете через ворота Нотр-Дам де Шам…С этими словами Клод подошел было к комнате, где находилась Виолетта. Но внезапно он остановился, покачал головой, обернулся к Карлу, и долго смотрел на него.— Монсеньор, — сказал он наконец низким и хриплым голосом, — это дитя вас обожает, я в этом уверен, но, видит Бог, сколько же ей пришлось вынести!— Страдания, несчастья — все это для нее закончилось! — заверил его юный герцог. — Всю свою жизнь я посвящу тому, чтобы дать ей счастье! Клянусь вам в этом!Лицо палача засияло от невыразимой радости, и он низко поклонился герцогу Ангулемскому. Карл протянул ему обе руки. Но Клод вновь притворился, что не заметил этого жеста, и стремительно вышел. Через несколько секунд он был уже на улице.Он внимательно огляделся по сторонам — все дышало тишиной и покоем. Слава Богу, юного принца и Виолетту на их пути с Гревской площади никто не преследовал.— Спасена! — прошептал палач. — Теперь я и впрямь могу сказать, что она спасена!И он бросил на дом Мари Туше прощальный взгляд, полный боли и сияющий от сознания той огромной жертвы, которая была им принесена. Сделав несколько шагов, он разрыдался. Он двинулся вдоль набережной в сторону Гревской площади. Скоро он смешался с толпой, которая шумно обсуждала недавние события.В тот момент, когда палач выходил из дома Мари Туше, из-за ближайшего угла появился человек, который незаметно последовал за ним. Он был одним из тех, кому Фауста отдала приказ у помоста. Выслушав принцессу, он вскочил в седло и помчался на улицу Барре. Там он привязал своего коня к железному кольцу, собратья которого увенчивали многочисленные тумбы, служившие всадникам в тяжелых доспехах для того, чтобы садиться в седло. Затем, выбрав наблюдательный пункт, он принялся ждать. Когда Клод вышел, этот шпион направился за ним.«Конечно, — думал Клод, — так и должно было случиться. Я знал это, я чувствовал. Неужели я мог надеяться, что Виолетта будет рядом со мной, что она станет по-прежнему называть меня отцом. Я чужой ей, чужой всему миру, я не смею дышать тем воздухом, каким дышит она. Я палач, я — отверженный!..»Человек, который следил за ним издалека, видел, как он спустился с набережной к реке и долго неподвижно стоял, глядя на бегущую воду.«И никому нет дела до меня, — думал несчастный, пытаясь все же не поддаваться отчаянию, — никому нет дела до того, что я уже не занимаюсь этим ужасным ремеслом. Я по-прежнему вызываю страх и омерзение. Виолетта простила мне мое прошлое, она добрый милый ангел с золотым сердцем… но она любит не меня, она любит этого юношу. Я хорошо его рассмотрел. Неважно, кто он такой, но у него благородное сердце, и любовь сияет в его глазах. Он так нежен с ней… И все же это так необычно звучит: герцогиня Ангулемская, жена сына Карла IX!..»Шпион видел, как он резко взмахнул рукой, поднялся на набережную и продолжил свой путь.«Но, — со скорбью думал Клод, — будь он даже обычный грузчик на Сене, будь он бродяга, а не герцог, будь он сын кабатчика, а не сын короля, что бы от этого изменилось? Кто согласился бы жить вместе с палачом? Где тот влюбленный, какой бы сильной ни была его страсть, который бы не крикнул Виолетте: „Так тебя воспитал палач? Палач носил тебя на руках, и палача ты называешь своим отцом?!. Ты запачкана в крови, дочь палача!“ — и он оставит ее навсегда!»Мэтр Клод добрался до Гревской площади и принялся пробираться сквозь возбужденные группки людей к дому, где оставил Фарнезе.«Палач исчезнет… Моя смерть изменит все! Этот юноша не будет больше бояться меня, если узнает, что я погиб. У него останется только жалость ко мне. Да, да… Если он узнает, что я мертв, то сможет любить без страха! Несколько слов, которые я напишу им в Орлеан, откроют им правду, и тогда Виолетта сможет все рассказать ему, если захочет! Моя возлюбленная дочь, если бы ты знала, с каким наслаждением я умру для тебя!»Он был действительно счастлив, его некрасивое лицо светилось гордостью от сознания того, какую жертву он собирался принести, от него веяло нежностью и величественным покоем… Он постучал в дверь, сказав себе:«Как же удивится кардинал, когда я объяснюсь с ним. Я разорву наше соглашение, я прощу его, потому что его дочь… наша Виолетта… ждет своего отца. Ему нужно только пойти на улицу Барре. Ну что ж, в добрый час! Вот отец, которого моя девочка может не стыдиться!»В его последних словах не было иронии, как можно было бы ожидать. Палач находился сейчас в таком состоянии духа, что самоотверженность и самоуничижение казались ему совершенно естественными. А ведь когда-то, у подножия виселицы, к которой влекли Леонору де Монтегю, Фарнезе побоялся забрать у него, палача, свое дитя!Фарнезе был только трусом, а он, Клод, убийцей!…Дверь открыл лакей в черном, который сразу же узнал его и улыбнулся.— Я хочу видеть монсеньора, — сказал Клод.— Поднимайтесь, — ответил лакей.Клод перешагнул через порог и стал быстро подниматься по широкой лестнице. В этот момент шпион, который следовал за ним по пятам, тоже вошел в дом и, ничего не сказав лакею, заглянул в чулан: там его ждал небольшой отряд, подобный тому, который совсем недавно захватил кардинала. По знаку шпиона семь или восемь человек крадучись направились за палачомКлод подошел к двери того огромного зала, где он был недавно вместе с Фарнезе, и в ту же секунду почувствовал, как кто-то резко схватил его за руку. Он еле успел рассмотреть людей, которые окружили его, и внезапно очутился в полной темноте. Мешок из толстого сукна был наброшен ему на голову.Клод был одарен небывалой силой. Он не издал ни одного крика, не произнес ни единого слова, он попросту мощным движением — как дикий кабан, который стряхивает собак, — освободился от повисших на нем людей. Одновременно он наудачу выбросил вперед руки, и две его пятерни, словно ужасные клешни, обхватили два горла. Двойной короткий хрип, хруст шейных позвонков — и два мертвых тела рухнули на пол.Но как ни быстро он действовал, те, кто напали на него, успели все же затянуть мешок у него на шее. Клод, лишенный света, продолжал свою молчаливую битву. Он размахивал кулаками, словно кувалдами. И когда эта кувалда опускалась на чей-нибудь череп, человек падал…Вдруг Клод пошатнулся… Ему на ноги накинули скользящую петлю, и сильный рывок веревки заставил его потерять равновесие.Клод, распростертый на полу, со связанными ногами, ослепший, сопротивлялся из последних сил. Он чувствовал, как его пинали, как чье-то колено надавило ему на грудь, как его схватили за руки и лишили возможности шевелиться. Вокруг раздавались хрипы умирающих, тяжелое дыхание и усталые голоса оставшихся в живых… он понял, что, видимо, убил или ранил пятерых, а то и шестерых…Он лежал неподвижно, и мысли его обратились к Виолетте… Потом все помутилось у него в голове. Он потерял сознание… Глава 38ТАЙНОЕ СУДИЛИЩЕ Сколько времени пролежал он в забытьи? Он не знал этого. Когда Клод пришел в себя, то почувствовал дуновение свежего воздуха и понял, что его куда-то везут. Каждый толчок болью отзывался в его теле, перетянутом веревками. Но он не замечал этого… он думал о Виолетте.Что его ожидало? Палач не знал. Он понимал только, что его, пока он был без сознания, перенесли в повозку и, дождавшись наступления ночи, повезли куда-то. Отсюда и это ощущение свежести, которая даже через прочный мешок, надетый на голову, прохладой овевала его пылающий лоб.Кто же, кто схватил его? Некоторые детали указывали на то, что нападение совершили люди Фаусты. Он вздрогнул. Но боялся Клод не за себя. Что могла Фауста? Убить его? Но он и сам решил умереть! А Виолетта? Вдруг Фауста, это исчадие ада, напала и на ее след? Однако вспомнив, каким образом ему подготовили ловушку, он постепенно успокоился: ему казалось очевидным, что его поджидали в доме на Гревской площади, не зная, откуда он пришел… Тогда Клод улыбнулся.Внезапно повозка, в которой его везли, остановилась. Клода схватила добрая дюжина рук. Он слышал, как бронзовый молоток ударил по двери, и содрогнулся: молоток ударил по железу, он узнал эти зловещие звуки и понял, в какую берлогу его затащили. Он был пленником той, которую еще совсем недавно называл своей государыней! Пленником Фаусты!Клод, которого несли на руках, почувствовал, как его тюремщики опять остановились; открыв замок на двери, они быстро втащили его в комнату и бросили на ковер… затем дверь закрылась… Вдруг он услышал легкий крик изумления… быстрые шаги мягко прошелестели по ковру… Быстрые и ловкие руки распутали веревки на ногах и руках, развязали бечевку мешка, сорвали его с головы пленника, и тот, кто его освободил, кто стоял сейчас рядом с ним на коленях, глухо воскликнул:— Клод! Вы! Вы здесь!Резкий свет ослепил Клода, и он зажмурился, ему казалось, он бредит. Но, узнав голос, он открыл глаза и прошептал:— Кардинал принц Фарнезе!Кардинал с изумлением взирал на него. Клод пытался подняться, но все его тело болело — видно, веревки были затянуты слишком туго. Он остановил на Фарнезе непонимающий взгляд.— Где мы? — спросил он хрипло.— Не сомневайтесь! — мрачно ответил кардинал. — Где мы еще можем быть, как не у дьявола, который заставил меня служить ему, у той, которая, проходя, сеет смерть на своем пути, словно разбушевавшийся среди людей злой гений!— Фауста! — воскликнул Клод, которому наконец-то удалось встать. — Я так и думал. Но, значит, вы тоже пленник?— Меня схватили, когда я выходил из дома на Гревской площади…— А меня, когда я вернулся туда за вами…— Моя дочь?.. — задыхаясь, спросил Фарнезе.— Спасена! Я хотел проводить вас к ней…— Вы?!— Я!Фарнезе благодарно кивнул. Он не понимал, почему Клод собирался так поступить, но чувствовал к нему глубочайшую признательность.— Отец — вы, — прошептал Клод. — Ради счастья девочки… Ей не нужен в отцы палач!Две блестящие слезинки скатились по щекам Фарнезе… Клод отвел глаза и осторожно потер свои ноющие запястья.— Раньше, связывая тех, кого я должен был казнить, — прошептал он, — я не думал о боли, которую причиняю, и с удовольствием смотрел, как веревки врезаются в тело…— Послушайте, — дрожащим голосом произнес Фарнезе, — вы сказали, что она спасена… повторите это… Я правильно понял?— Она спасена, успокойтесь.— И вы хотели проводить меня к ней? Я не сплю? Вы и впрямь так сказали?— Да, потом я вам расскажу все подробнее. Но сейчас нужно подумать, как выбраться отсюда… Дверь дубовая… так! На окнах решетки… так, так! Что ж, посмотрим. Прежде всего, мне нужно набраться сил. Дайте мне поесть!— Поесть? — пробормотал Фарнезе, проводя рукой по лбу.— Да, я умираю от голода… и особенно от жажды… дайте мне пить… немного прохладной воды взбодрит меня…Фарнезе схватил Клода за руку.— Я здесь с утра, и эта дубовая дверь открывалась только один раз — когда вас бросили сюда, почти что в мои объятия… Я еще не проголодался… но жажда одолевает и меня.— Так значит?.. — спросил Клод.— Здесь нет ни еды, ни питья… ни куска хлеба, ни капли воды!— Но кто-нибудь же должен прийти… Подождем… и даже… быть может, это и даст нам возможность бежать… Скажите, крепки ли вы физически?В эту минуту, прежде чем Фарнезе смог ответить, висевшая на потолке лампа внезапно погасла, управляемая каким-то механизмом, расположенным за пределами комнаты. Два пленника в молчании замерли, трепеща, во власти того страха, который подавляет все чувства, когда твое существо ждет каких-то ужасных событий.Послышался легкий щелчок. Фарнезе и Клоду показалось, что одна из стен сдвинулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76