..Ребенок… дочь! Возможность жить, любить, возродиться, быть может… Нет, ничего не сбылось… Он увидел себя рыдающим у ног Клода… Он услышал, как палач произнес:— Ваша дочь прожила лишь три дня…И эти же слова Клод повторил ему вчера. Этот* человек бросил его дочь умирать… возможно, убил ее? Кто знает… Фарнезе, столь величественный в своем красном облачении, подошел к распростертому на полу Клоду; в его душе бурлила ненависть.О! Причинить этому человеку такие же страдания… отплатить ему мукой за муку, болью за боль. Заставить его рыдать, валяться в ногах, как сам он рыдал тогда, умоляя его.Он сел не на обычное место исповедника — по другую сторону решетки, а рядом с Клодом, почти касаясь его… Клод не придал этому значения. Завидев кардинала, он радостно улыбнулся. В глазах его засветилось веселое лукавство.«Как он грустен и мрачен. И как будет счастлив вскоре!» — думал он.— Я вас слушаю, — ледяным тоном произнес Фарнезе.Могучие плечи Клода свело судорогой, но он объяснил это влиянием огромного пустынного собора, где он чувствовал себя таким ничтожным… Он начал свой страшный рассказ… исповедь палача, ужаснувшегося такому количеству хладнокровно совершенных убийств.Это была чудовищная исповедь. Фарнезе видел, как струится кровь, слышал хруст костей и стоны жертв… А палач, с всклокоченными волосами, дрожа и обливаясь потом, все рассказывал и рассказывал, иногда поднимая скорбный взгляд на кардинала…Тот был холоден — ни слова, ни жеста; он ждал окончания исповеди… Наконец Клод, задыхаясь, умолк.— Это все ваши убийства? — спросил Фарнезе после долгой паузы.— Все, ваше преосвященство, — подавленно ответил Клод. — Я ничего не забыл…Фарнезе закрыл глаза. Когда он их открыл, взгляд, подобный удару кинжала, заставил Клода вздрогнуть и замереть.— Ты забыл самое мерзкое из твоих убийств, — сказал Фарнезе. — Ты вешал преступников, но не в этом твоя вина! Ты отрубил головы нескольким благородным господам, но и не в этом твоя вина! Ты четвертовал, сек плетью, ты заставлял кричать от боли, но не в этом твоя вина! Чудовище, загляни в свою душу и найди самой ужасное преступление в твоей мерзкой жизни!Клод в ужасе поднялся… В то же мгновение кардинал тоже встал и сжал его руку.— Твое преступление, — вскричал он голосом, в котором не осталось ничего человеческого, — твое преступление, Клод, не в этих убийствах, ведь ты был лишь орудием! Ты не более виновен, чем твой топор или твоя веревка. Твое преступление в том, что ты разбил человеческое сердце, мое сердце!Клод хотел что-то сказать, но кардинал продолжал:— Ты украл мою дочь! Ты обрек ее на смерть! Это ты убил ее! Отвечай!.. Нет! Молчи, несчастный, я отпускаю твои грехи!.. Слушай меня, ведь у тебя тоже есть дочь, ведь у тебя тоже отцовское сердце!Клод побледнел как смерть. Затылком он чувствовал дыхание Неизбежности… Расширенными глазами он смотрел на Фарнезе, не в силах вымолвить ни слова… Кардинал злорадно рассмеялся и дернул Клода за рукав.— Да-да! У тебя тоже есть дочь! Ты тоже ее любишь! Знай же, чудовище, что это я отвел твою дочь в комнату смерти!.. Ага, я вижу усмешку в твоих глазах! Ты хочешь сказать, что ты ее спас? Что ты спрыгнул в люк!.. Что ты…Стон прервал его:— Так вы знаете, что произошло этой ночью! — прохрипел Клод.— Да, я это знаю! И я хочу сказать тебе… Слушай!.. Твоя дочь… в эту минуту… ты меня слышишь, демон? Твоя дочь… она вновь схвачена! Она во власти Фаусты! Ее казнят!.. И это моих рук дело!..Фарнезе грубым движением оттолкнул Клода и встал, скрестив руки на груди, ожидая и, вероятно, надеясь, что огромный кулак Клода уложит его на месте. Но Клод сгорбился, закрыл лицо ладонями и замер.Воцарилась гробовая тишина. Но она длилась всего одно мгновение. Когда Клод опустил руки, он был неузнаваем… Безобразный… и величественный… он был воплощением страдания. Он больше не смотрел на кардинала… его трагический взгляд был устремлен на алтарь — на Крест, на Христа, на Бога… И в этом взгляде был бунт, бунт против несправедливости… Он перевел взгляд на Фарнезе… Он сказал, вернее, прорычал несколько слов… Но Фарнезе понял его. Клод сказал:— Это ты сделал, священник? Это ты сделал?— Да, палач! Это сделал я!— Ты выдал дитя? Говори? Это ты ее выдал?— Да! Это я!— И ты говоришь, что ее казнят?.. Ее казнили, да? Она мертва?..— Мертва!Странный звук, в котором слышалась тихая жалоба, раздался под сводами собора, он усиливался, разрастался, он превратился в грозный рокот, и, наконец, Клод воскликнул:— Это дитя, священник!.. Дитя, которое ты обрек на смерть… знаешь ли ты, кто это?— Это дитя? — пробормотал Фарнезе, внезапно почувствовав, что у него останавливается сердце и волосы встают дыбом. — Это дитя…— Так знай же, — крикнул Клод, — знай! Это дитя!.. Это была твоя дочь!И он пошел прочь, даже не взглянув на кардинала. Кардинал рухнул на пол, словно сраженный страшным ударом. Молодой монах, молившийся неподалеку, подошел к нему и, убедившись, что он жив, попытался привести его в чувство.Имя этого монаха было Жак Клеман. Глава 11ДОГОВОР Покинув Собор Парижской Богоматери, Клод направился к дому Фаусты. Подойдя к двери, он яростно заколотил в нее кулаком, забыв о молотке.Дверь не открывалась. Из дома не доносилось ни звука.— Мне откроют, — бормотал Клод. — Они должны мне открыть и сказать, что стало с моей дочерью… Проклятие… Эй! Вы откроете наконец?!.Он стучал двумя кулаками… Внутри глухо отозвалось эхо.— Добрый человек, — произнес женский голос, — разве вам не говорили, что дом пустует?Это сказала какая-то проходившая мимо простолюдинка. Клод обернулся и ответил:— Я ищу мою дочь!.. Мне отворят, так и знайте!Женщина отпрянула, напуганная выражением его лица. Клод вновь яростно замолотил кулаками; временами он останавливался и всем телом налегал на дверь; из его груди вырывалось хриплое дыхание, вены на висках вздулись, ноги дрожали от напряжения.У дома собралась толпа. Узнав прежнего палача, люди со страхом смотрели на него.— Он обезумел!Уличные мальчишки улюлюкали… Клод царапал дверь ногтями… Его пальцы кровоточили… Потом он начал биться о дверь головой… По его лицу текла кровь…— Он обезумел!— Надо пойти за стражей!Клод упал на колени. Он кричал, звал, умолял. Но никто не осмеливался приблизиться к нему.В эту минуту какой-то человек — одетый в черное дворянин — прошел мимо размеренным и быстрым шагом, не замечая происходящего, и вошел в соседний дом, трактир «Железный пресс». Этот человек не видел Клода, а Клод не видел его…Долго еще несчастный бился, стучал, колотил; долго боролся с железной дверью. В конце концов он понял всю тщетность своих попыток и удалился, глотая слезы.Клод вернулся в свой дом и принялся бродить по комнатам. Госпожа Жильберта исчезла; все двери были распахнуты; в комнате, где спала Виолетта, он обнаружил следы борьбы: перевернутые стулья, сорванные шторы. Машинально Клод стал наводить порядок.Он произносил бессвязные слова, судорожно сжимая в руках какие-то предметы, которых могла касаться Виолетта… Иногда он подходил к двери, которую оставил открытой, и выглядывал наружу, потом быстро возвращался в свою спальню… Он больше не плакал. Наконец он бросился в кресло, закрыл глаза и попытался сосредоточиться.— Вот что, — прошептал он со странной улыбкой, — вот что, я должен умереть!.. Как я раньше не додумался до этого?..Он поспешно поднялся и направился в комнату, куда давно уже не входил. Комната эта пропахла плесенью. Клод распахнул окно и откинул ставни. Яркое полуденное солнце осветило топоры, покрытые ржавчиной, дубины, деревянные молотки, ножи. Все это было аккуратно развешено по стенам… Здесь он хранил зловещие атрибуты своего прежнего ремесла!В углу лежали мешки с веревками. Клод схватил одну, с петлей на конце, и бегом вернулся к себе.Он испытал веревку на прочность; руки его при этом не дрожали, словно все приемы его ремесла вдруг вспомнились ему; он очень старательно смазал веревку жиром, потом почти под потолком вбил в стену большой гвоздь и укрепил на нем веревку… Стоя на табурете, он в последний раз обвел взглядом комнату, вздохнул, что-то прошептал (наверняка это было имя Виолетты) и надел петлю на шею. Потом ударом ноги Клод отшвырнул табурет и… провалился в пустоту.В это мгновение какой-то человек появился на пороге комнаты. Он увидел, как повисло тело Клода, и стремительно перерезал кинжалом веревку… Клод безжизненно сполз по стене… Человек развязал узел на его шее и принялся растирать ее. Через несколько минут Клод открыл глаза… Спасший его мужчина был дворянин в черном, который тремя часами раньше, когда Клод пытался высадить дверь дома Фаусты, вошел в «Железный пресс». И этот черный дворянин был отец Виолетты кардинал принц Фарнезе.Клод, придя в себя, узнал кардинала. Кровь бросилась ему в голову, и крик сорвался с его губ. Он поднялся, грубо оттолкнул Фарнезе и с диким хохотом бросился вон из комнаты. Через несколько мгновений он вновь появился на пороге с тяжелым топором в руках. Кардинал не пошевелился. Он застыл на том же месте, где его оставил Клод… В такие минуты глаз очень ярко и отчетливо отмечает все детали: Клод заметил то, чего не видел раньше… Утром в соборе волосы и борода кардинала были почти черными… Теперь они стали белыми… Кардинал Фарнезе за несколько часов постарел на двадцать лет!Клод не придал этому никакого значения. Он двинулся на Фарнезе со словами:— Спасибо, святой отец! Я тебя забыл, и ты пришел мне напомнить о себе перед смертью!— Я пришел напомнить тебе, что ты должен еще многое сделать, — сказал Фарнезе странно спокойным голосом.Поднятый топор замер в воздухе…— Что еще я должен делать? — прохрипел Клод. — Говори! Страдать? Плакать? Убить тебя перед смертью?— Убей меня, если хочешь, но я пришел сказать тебе, что наш долг — отомстить за дитя…— Отомстить за нее? — пролепетал Клод, вздрогнув. — Кому?— Женщине, — сказал Фарнезе все так же спокойно, — воспользовавшейся твоим отсутствием, которое было подстроено самим дьяволом, женщине, у ног которой я пресмыкался, женщине, которая нуждалась во мне для убийства ребенка… женщине, которую я называл «Ваше Святейшество», а ты — «государыня», убийце моей дочери… Палач, неужто ты хочешь, чтобы эта женщина жила?Клод отбросил топор, взял руку Фарнезе и крепко ее сжал.— Палач, — продолжал Фарнезе, — я пришел сказать тебе следующее: хочешь ли ты помочь мне настичь эту женщину? Она могущественна. Ее власть не имеет границ. Она может уничтожить нас. Скажи, любил ли ты дитя так, чтобы согласиться стать моим помощником? Моим помощником на один год… И не просто помощником, а — рабом? Потому что только я один знаю тайные тропы, которые приведут нас к ней… И когда мы ее настигнем, ты вновь станешь палачом и я скажу тебе: «Теперь ты можешь меня убить!» Ты согласен?Клод, дрожа всем телом, слушал Фарнезе. Мрачная радость горела в его глазах. Он ответил, коротко усмехнувшись:— Милостивый государь, с этой минуты я принадлежу вам телом и душой, как будете принадлежать мне вы, когда дело будет сделано! Сначала — она! Потом — вы!..— Хорошо, — холодно сказал Фарнезе. — Вот моя рука.Клод мгновение колебался. Потом закрыл глаза, замутненные ненавистью к этому человеку, и его рука легла в руку кардинала… Затем кардинал посмотрел на письменный стол.С лeдeнящим душу спокойствием Фарнезе заявил:— В таком случае подпишем бумаги, скрепляющие наш союз.И начал писать:«14 мая года 1588. Я, принц Фарнезе, кардинал, епископ Моденский, объявляю и подтверждаю: через один год, день в день или ранее указанного срока, если женщина, называемая Фаустой, умрет, я обещаю предстать перед мэтром Клодом, палачом, днем или ночью, когда он пожелает, в час, который ему подойдет; обязуюсь повиноваться ему, что бы он мне ни приказал. Я даю ему разрешение убить меня или прогнать, что и удостоверяю своей подписью: Жан, принц Фарнезе, епископ и кардинал милостью Божьей.»Фарнезе поднялся, протянул бумагу Клоду. Тот, внимательно изучив документ, кивнул и положил его в карман.— Твой черед! — сказал кардинал.Клод сел за стол, взял лист и своим корявым почерком написал:«14 мая года 1588. Я, мэтр Клод, палач Ситэ, присяжный палач Парижа и палач душой, объявляю и подтверждаю: чтобы настичь женщину, именуемую Фаустой, обещаю в течение года, начиная с сегодняшнего дня, слепо повиноваться монсеньору принцу и кардиналу Фарнезе; не отказываться от выполнения приказов, которые он мне даст, и следовать его указаниям, не имея другого желания, кроме как быть его покорнейшим рабом. И пусть я буду навеки проклят, если хотя бы один раз в течение этого года я откажусь повиноваться. В чем и подписываюсь…»В этот момент с разбитого лба Клода, который все еще кровоточил, упала на бумагу большая капля крови. Клод было вскочил, но потом вновь наклонился над столом. Пальцем он нарисовал кровавый крест и проговорил:— Вот моя подпись!— Я принимаю ее! — произнес Фарнезе.Кардинал взял бумагу, перечитал ее, сложил и спрятал. Мгновение двое мужчин стояли лицом к лицу, бледные, мрачные, и смотрели друг на друга. Потом кардинал молча направился к двери, а палач, опершись кулаком о стол, пристально смотрел ему вслед и глухо шептал:— Сначала государыня, а потом — вы, милостивый государь! Глава 12ФАУСТА Мы вновь приглашаем нашего читателя в таинственный дворец принцессы Фаусты. Читатель, конечно, помнит, что вечером того дня, когда Виолетта была схвачена в доме Клода, то есть через несколько часов после заключения договора между Фарнезе и бывшим палачом, туда вошел Пардальян.Снаружи, в темноте, Моревер вместе с Пикуиком и Кроассом поджидал шевалье. Что же до Пипо, то не особенно тревожась за судьбу хозяина, ленивый пес полаял немного для очистки совести и направился к «Ворожее».Из персонажей, которых читатель видел мельком на оргии, нас интересуют семеро: трое мужчин и четыре женщины.Герцог де Гиз. Мы оставили его бесчувственным в кабаке, где он упал, преследуя Екатерину Клевскую, герцогиню де Гиз…Монах Жак Клеман… тот самый, который в Соборе Парижской Богоматери вернул к жизни кардинала Фарнезе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76