Мне ее оставили в залог.— В залог? Женщину?— Представьте себе, несколько дней назад я поселил у себя на постоялом дворе труппу бродячих комедиантов. Каждый из них ел за четверых и пил за шестерых. Так что счет достиг размеров невероятных. Ну и вот, они вдруг исчезли… Теперь вы понимаете…— Я понимаю, но представьте, не могу уразуметь, причем здесь цыганка, — сказал Пардальян.— Так вот, фигляры забыли взять с собой гадалку. Чтобы возместить расходы, каждый вечер я заставляю эту женщину гадать — она отлично читает по руке. Это стоит два денье с человека и, по правде говоря…— …вы прикарманиваете деньги. Это естественно. Однако вам пора идти за ней, ваши клиенты проявляют нетерпение.Действительно, крики и ругательства становились все громче. Кабатчик ушел в заднюю комнату и вскоре вернулся в сопровождении цыганки. При их появлении внезапно наступила тишина. Завернувшись в свои пестрые одежды, с красной маской на лице, Саизума прошла мимо столов и остановилась посреди зала.— Ну, цыганка, — сказал кабатчик, деланно хихикнув, — расскажи нам твою историю…— Нет, нет! — крикнул Ружо. — Пусть она погадает нам!..— Пусть она сделает и то, и другое! — сказал какой-то бродяга.Саизума медленно подняла руку и коснулась ею волос.— Вы все, кто слушает меня, — начала она, — господа и знатные дамы, собравшиеся в этом храме, почему вы так глядите на меня? Я говорю правду. Ложь на устах священника, а не на моих… Несчастная!.. Почему я люблю его?..Она говорила тихо, отчетливо произнося каждое слово. Пардальян смотрел на нее с удивлением.— Слушайте, — снова заговорила Саизума, сжимая лоб обеими руками. — Слушайте, раз вы хотите знать печальную историю. Кто рассказал мне эту историю? Я не знаю. Просто голос говорит мне, и я его слушаю. Что же говорит мне голос?Она наклонила голову, словно прислушиваясь. Всех, кто был в зале, внезапно охватила дрожь.— Вечер, — медленно произнесла цыганка. — Все спокойно в пышном дворце, и через широко открытое окно виден собор, на который смотрит девушка… Безрассудная! Там, в этой церкви, должно совершиться преступление. Почему девушка смотрит на немой и грозный фасад собора?.. Вот она нежно улыбается… Как она счастлива!.. Рядом с ней сидит тот, кого она любит; он протягивает к ней руки, и она с восхищением слушает то, что ей говорит знатный господин… А старый слепой отец спокойно отдыхает…Саизума внезапно умолкла. Ее глаза смотрели куда-то вдаль.— Старый слепой отец отдыхает, — повторила она, покачав головой. — Доверяя своей дочери, он спит… Она так думает. И так же думает ее возлюбленный. Они рядом, их губы сливаются в поцелуе, и вдруг дверь отворяется… Кто отворил дверь? Это отец… старый слепой отец входит с протянутыми руками и зовет дочь… Возлюбленный вскакивает… Дочь трепещет от страха… «Дочь моя, дитя мое… с кем ты разговаривала?» — «Ни с кем отец!.. Никого нет в комнате вашей дочери». А что возлюбленный?.. Ах! Как он ловок, как он затаился! Он отступил вглубь комнаты и, кажется, даже не дышит… У девушки нет сил, чтобы встать и подойти к слепому… Он сам подходит к ней на дрожащих ногах и нежно обнимает ее… «Какие ледяные у тебя руки, дитя мое!» — «Отец, это вечер… ветер… от собора падает тень!..» — «Как дрожит твой голос!» — «Отец, это от удивления, что я вижу вас». А глаза умирающей от страха девушки смотрят на замершего возлюбленного.— Бедная малышка! — сказала бродяжка, которую звали Лоизон.Саизума не слышала. Она продолжала свою печальную историю:— Лицо отца мрачнеет; слепой обводит мертвым взглядом комнату, словно надеясь увидеть… Увидеть! О! Если бы он увидел!.. «Дочь моя, дитя мое, ты уверена, что здесь никого нет?» — «Уверена, отец!» — «Поклянись, дитя мое!.. Поклянись моими сединами… поклянись на священной Библии, только тогда я поверю, что ты одна!.. Я знаю твою благородную и чистую душу, ты не захочешь стать клятвопреступницей!» Девушка колеблется. Ей кажется, что она сейчас умрет… Поклясться! Сединами слепца!.. Ее взгляд ищет взгляда возлюбленного, и взгляд возлюбленного отвечает: клянись, клянись же!.. «Так что же, дочь моя?» Голос отца, голос слепого полон тревоги. И тогда под взглядом возлюбленного девушка говорит: «Отец, на священной Библии я клянусь, что здесь нет никого, кроме нас двоих…» Бедный отец улыбается. Он просит у дочери прощения. А она, клятвопреступница, знает, что теперь непременно случится несчастье.— Бедная девочка! — повторила Лоизон.Саизума замолчала.— Еще! — потребовала другая бродяжка. — Что случилось потом?Но, видимо, с Саизумой что-то произошло. Она заговорила изменившимся голосом:— Заглядывая в себя, в тайники своей души, я научилась заглядывать в души других. Господа и знатные дамы, цыганка все знает, все видит, будущее для нее открыто. Кто хочет узнать свое будущее? Кто хочет, чтобы ему погадала знаменитая цыганка Саизума?..Последним словам ее явно научил Бельгодер — она произнесла их, как заученный урок.— Подходите, дамы и господа, — продолжала она.— Мне, мне! — кричала какая-то женщина, протягивая руку.— Ты проживешь долго, — сказала Саизума, — но ты никогда не будешь ни богатой, ни счастливой.— Проклятие! — проворчала девица. — Госпожа цыганка, не могли бы вы добавить мне немного богатства в обмен на несколько лет жизни?Лоизон тоже протянула руку, Саизума бросила на нее быстрый взгляд.— Берегись того, кого ты любишь, — сказала она, — он причинит тебе зло.Один за другим несколько человек просили цыганку предсказать будущее, и каждому она говорила всего одну фразу…— Скоро, — сказала она какому-то бродяге, — ты будешь носить на шее пеньковый галстук.Бродяга побледнел и пробормотал:— Так умерли мой отец и братья. Я хорошо знаю, что скоро придет мой черед.Ружо также протянул руку.— Твоя кровь вот-вот прольется, — сказала Саизума. — Берегись шпаги более острой, чем твой кинжал.— Ты врешь, ведьма! Или ошибаешься. Прочти получше.— Я сказала! — ответила Саизума.— И ты думаешь, что в Париже есть шпага острее, чем мой нож? — прорычал бродяга, ударив кулаком по столу так, что он зашатался.— Говорю тебе, твоя кровь скоро прольется!Ружо был пьян, и предсказание слишком сильно напугало его. Он вдруг побледнел и грубо выругался. Потом его лицо покраснело. Он поднялся, схватил цыганку за руку и заорал:— Гадалка, слушай, если ты сейчас же не отведешь от меня беду, если ты не скажешь, что ты врешь, прольется твоя кровь, и ты больше никому не принесешь горя!В кабаке поднялся страшный шум. Ружо здесь боялись. Никто не осмеливался перечить ему.Пьяница был убежден, что цыганка накликала на него несчастье. Он яростно встряхнул ее. Саизума даже не пыталась защищаться.— Скажи, что ты соврала! — ревел негодяй.— Я все сказала! — повторила Саизума мрачно.Ружо занес кулак.Но в момент, когда он уже должен был обрушиться на голову цыганки, негодяй почувствовал на своем плече тяжелую руку. Он резко обернулся.— А! — произнес он с ухмылкой. — Возлюбленный Лоиз!Эти слова заставили Пардальяна побледнеть. Его рука, сжимавшая плечо Ружо, опустилась.— Эй! Лоизон! — крикнул бродяга. — Вот твой возлюбленный, которого ты бросила ради цыганки!Пардальян пожал плечами, взял Саизуму за руку и повел ее за собой. Ружо был так поражен этим, что несколько секунд не мог пошевелиться. Он был королем этого притона. Он властвовал здесь. Когда он приказывал, другие посетители должны были повиноваться. В зале воцарилась мертвая тишина; бродяги ждали, что произойдет. Они были готовы, если понадобится, кинуться на помощь своему предводителю. Они смотрели на Пардальяна с жалостью. Лоизон побледнела. Шевалье сел рядом с Саизумой. Он был спокоен и, казалось, не обращал внимания на происходящее.— Сударыня, — сказал он, — не угодно ли вам будет погадать и мне?— Сударыня! — глухо повторила, вздрогнув, Саизума. — Когда меня так называли?.. Давно, очень давно…— Мне не нравится, что цыганка гадает вам, — прохрипел Ружо, выходя вперед.Пардальян медленно поднял голову, смерил его взглядом и произнес:— Хотите добрый совет, друг мой?— Я не хочу советов. Я ничего не хочу от вас. Что вы здесь делаете? Дворяне не имеют права входить в этот кабачок без моего разрешения. Немедленно убирайтесь.Спокойный тон Ружо заставил бродяг насторожиться — им было хорошо известно, что означает это спокойствие.— А если я не уйду? — с улыбкой спросил Пардальян.— Тогда я вышвырну вас вон! — прорычал негодяй.Он замахнулся, и Лоизон громко вскрикнула. Но ударить Ружо не успел, ибо Пардальян вскочил и кулаком нанес противнику стремительный удар в грудь. Негодяй зашатался, изрыгая проклятия, и падая, ударился о стол, с которого посыпались глиняные кувшины и оловянные кружки. Мгновенно вскочив, Ружо завопил:— Вперед, бродяги! Смерть дворянину!— Смерть! Смерть! — закричали негодяи.В темноте блеснули ножи. Столы были быстро отодвинуты к стенам, и бандиты во главе с Ружо двинулись на Пардальяна. Они уже были готовы броситься на него, когда он вдруг обхватил Ружо руками, повалил на стол, взял за горло, вытащил свой кинжал и приставил к груди мерзавца…— Еще один шаг, — холодно сказал шевалье, — и этот человек умрет!Ружо, оторопевший от ужаса и обезумевший от бессильной злобы, извивался, как ящерица.— Вперед! — хрипел он.Пардальян выполнил свою угрозу — нож вонзился в грудь Ружо. Потекла кровь.— Я же сказала! — пробормотала Саизума.Ружо, делая отчаянные попытки освободиться, повторял:— Вперед!.. Дьявол!.. Я умираю!На этот раз пять или шесть бродяг решились двинуться на грозного противника.— Ну, вперед, волки! — воскликнул Пардальян.Все видели, как он схватил Ружо, почти потерявшего сознание, и прижал к стене… Потом шевалье поднял его над головой, подержал несколько секунд, а когда негодяи подступили поближе, метнул его в них. Четверо бродяг были сбиты с ног. Ружо лежал на полу без признаков жизни.Негодяи в страхе заметались по залу. Пардальян стоял и с улыбкой смотрел на них. Эта презрительная и вызывающая улыбка напугала их больше всего. Они поняли, что сопротивление бесполезно. Некоторые бросили ножи.— Это сам дьявол! — прохрипел один.— Он сговорился с нечистой силой! — завопил другой.— Да здравствует храбрый дворянин! — вдруг закричали все разом.Все было кончено!.. Пардальян победил. Он спокойно сидел и ждал, когда вновь воцарится тишина. Бандиты издали смотрели на него с почтением и страхом.— Сударыня, — мягко обратился Пардальян к Саизуме, — могу ли я что-нибудь сделать для вас?— Да, — сказала цыганка, — уведите меня отсюда.Пардальян поднялся, поискал глазами хозяина и велел:— Откройте дверь.Не успел хозяин пошевелиться, как дверь была распахнута настежь. Пардальян не мог удержаться от смеха. Он взял Саизуму за руку, и они прошли через зал. Никто не решился приблизиться к ним. На полу хрипел окровавленный, с почерневшим лицом Ружо. Лоизон, опустившись на колени, обмывала его раны холодной водой и плакала. Шевалье наклонился, осмотрел раненого и сказал:— Не плачьте, дитя мое, он придет в себя… Быть может, вам нужна помощь?Девица подняла на него глаза и тихо ответила:— Мне ничего не нужно.Шевалье вложил ей в руку золотой экю и пошел к двери. На пороге он обернулся, достал из кармана пригоршню медных и серебряных монет и бросил их, воскликнув:— В другой раз, вояки, хорошенько подумайте, прежде чем лезть в драку, а сегодня вечером шевалье де Пардальян прощает вас.Он вышел с Саизумой, а в зале началась свалка из-за брошенных монет.Была глубокая ночь. Затихший город спал. Узкие улочки вокруг ратуши были пустынны. Пардальян вместе с Саизумой дошел до Монмартрской улицы — он решил следовать за цыганкой туда, куда она направится.Саизума, казалось, забыла о нем. Наконец они достигли Монмартрских ворот.— Сударыня, — сказал шевалье, — вы теперь свободны. Но куда вы идете? Если вы хотите…— Я хотела бы, — сказала Саизума, — выйти из этого города. Я в нем задыхаюсь. Зачем я явилась сюда?— Но куда вы пойдете?.. Бедная женщина, послушайте меня… я знаю здесь неподалеку постоялый двор, хороший постоялый двор. Его хозяйка — очень добрая женщина. Пойдемте туда!— Уйти! — пробормотала Саизума, покачав головой. — Убежать из этого города, где я так страдала… где я страдаю до сих пор! У вас есть жалость ко мне? Проводите меня отсюда… А если вы не захотите, я прокляну вас!..— Что ж, хорошо!.. Идемте… — сказал Пардальян, взволнованный той болью, которая звучала в просьбе цыганки.Монмартрские ворота были заперты. Но Пардальян знал, как смягчить сурового начальника стражи. Получив от шевалье два ливра, тот отдал приказ открыть ворота и опустить мост. Вскоре Пардальян и цыганка уже шагали по дороге, которая, извиваясь среди болот, вела к подножию холма.«Господа Пикуик и Кроасс сказали правду, — размышлял Пардальян, — эта несчастная безумна. Чем мне помочь ей?»И он принялся расспрашивать цыганку.— Вы долго жили у цыгана Бельгодера?— Бельгодера? Да, он человек жестокий и злой. Но кто расскажет о жестокости и злобе священника?— А Виолетта?.. Ее вы тоже знали?— Я не знаю ее… Я не хочу ее знать.— Умоляю, вспомните: Виолетта… певица.— Я не хочу ее знать, — повторила Саизума с ненавистью.Пардальян был озадачен.— Но отчего? — спросил он. — Отчего вы ненавидите эту бедную малышку?— Нет, я не ненавижу ее. Я ее не люблю… Я не хочу ее знать… Я не могу ее видеть.Она внезапно остановилась, схватила шевалье за руку и глухо пробормотала:— Ее лицо причинило мне слишком много страданий… оно о многом напоминало мне… никогда не говорите мне о ней… никогда!Она снова двинулась в путь. Пардальян понял, что он ничего не сможет узнать от сумасшедшей.Наконец они достигли вершины холма. Там находился монастырь бенедиктинок, некогда очень богатый, но теперь пришедший в полный упадок.Пардальян спрашивал себя, как далеко заведет его безумица. Он не хотел и не мог покинуть Париж. С другой стороны, ему было совестно оставлять эту несчастную одну в чистом поле. Если бы ему удалось уговорить ее попросить приюта в монастыре! Тогда бы он смог спокойно вернуться в Париж и, кроме того, знал бы, где найти эту женщину, чтобы расспросить ее при более благоприятных обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76