Ради вас я шел на преступления, веря, что действую во имя новой Церкви. И когда я осмелился спросить вас о моей дочери, вы ответили: она мертва… В это мгновение я приговорил вас. Я решил, что вы тоже умрете. Так не лгите перед смертью и признайтесь: может быть, она жива?Кардинал пристально взглянул на Фаусту. У него еще оставалась последняя надежда.— Она мертва, — сказала Фауста совершенно спокойно.Фарнезе пошатнулся, словно от удара. Эти слова прозвучали для него так, будто он услышал их впервые.— Да, она мертва, — продолжала принцесса. — Я хотела знать, способны ли вы, мой первый ученик, превозмочь человеческую слабость и пожертвовать дочерью ради того дела, которому должны быть преданы до последней капли крови, до последнего удара сердца… Если бы вы оправдали мои надежды, Фарнезе! О, я достойно отплатила бы вам. Кто знает, может быть, свершилось бы чудо…— Чудо, сударыня? — воскликнул Фарнезе. — Моя дочь умерла! Я больше не верю в чудеса.— Откуда вам знать, кардинал? — возразила Фауста голосом, исполненным такого величия, что Фарнезе задрожал.— Сударыня!. — тихо проговорил он. — Не надейтесь избежать исполнения приговора, внушая мне детскую веру в чудеса. Моя дочь мертва, и никакая сила не вернет ее. Вы убили ее, и теперь я убью вас!..Кардинал направился к двери, чтобы позвать палача. В это мгновение Фауста встала. Она подошла к Фарнезе и взяла его за руку.— Вы сами, — сказала она, — навлекли на себя проклятие, взбунтовавшись. Вы соблазнились и утратили веру в чудо, но оно все-таки произойдет… Готовьтесь же встретиться с той, которая способна воскресить вашу душу, прежде убитую ею!— Что все это значит? — пробормотал Фарнезе. — О ком вы говорите?— Ты думаешь, что она мертва вот уже шестнадцать лет?— Да, она умерла!— Смотри же!Фарнезе обернулся и увидел Саизуму.— Цыганка! — прошептал он.Фауста сорвала с нее маску и повторила:— Смотри!— Леонора! — воскликнул кардинал, отпрянув.Цыганка бросилась к нему.— Кто произносит мое имя? — спросила она.Фарнезе — смертельно бледный, с расширенными от ужаса глазами — попятился и закрыл лицо руками. А когда Саизума приблизилась к нему, упал на колени, бормоча:— Леонора! Леонора! Это ты? Призрак вышел из могилы?Фауста заговорила:— Прощай, кардинал! Сегодня я вернула тебе Леонору де Монтегю, твою возлюбленную. Может быть однажды я воскрешу и твою дочь!..Но Фарнезе не слышал ее: он был почти без сознания.Фауста спокойно вышла. Увидев ее, Клод изумился. Что это значит? Фарнезе простил ее? Он вбежал в павильон и бросился к кардиналу. Подле Фарнезе стояла Саизума без маски.— Мать Виолетты! — воскликнул он.Мэтр Клод отступил на несколько шагов, смущенный, испуганный. Он вспомнил наконец, где видел ее раньше: давним ноябрьским утром на Гревской площади. Теперь он понял, почему Фаусте удалось так легко покинуть дом, в котором она должна была умереть… Но воскресение Леоноры де Монтегю не произвело на него такого впечатления, как на кардинала: его ненависть была слишком сильна.— Что ж! — прошептал мэтр Клод. — Я один приведу приговор в исполнение!Он бросился вслед за принцессой, но та уже была под защитой своей охраны. Палач издали наблюдал, как удаляется паланкин, окруженный всадниками.— Она ускользнула от меня! — пробормотал мэтр Клод. — Ладно! Я расправлюсь с ней в другой раз! Глава 24СЕСТРА ФИЛОМЕНА Мэтр Клод вернулся к павильону, где оставил кардинала Фарнезе. У двери он было замедлил шаг, но потом пожал плечами и направился к пролому в стене. Палач шел медленно и размышлял:«Фауста знала, что кардинал хочет ее убить, поэтому привела с собой бедняжку Леонору. Зачем? У нее хватило бы людей, чтобы справиться с Фарнезе. Она же просто уехала… Почему? Что задумала эта женщина? Почему она не схватила меня?..»Мэтр Клод выбрался наружу и скрылся в зарослях.Вдруг он заметил четырех человек, направлявшихся к монастырю. Сначала он решил проследить за ними, но потом передумал. Что необычного в том, что эти четверо идут в обитель? Почему он беспокоится? Какое ему дело до бенедиктинок с их секретами? Виолетта мертва, и ничто больше не интересует его в этом мире!Поравнявшись с незнакомцами, Клод поклонился. Они ответили на поклон: старший взмахнул рукой, а тот, что помоложе, приподнял шляпу. И Клод продолжил свой путь к Парижу.Молодой господин был не кто иной как Карл Ангулемский.Он был полон надежд: Пардальян уверил своего юного друга, что он найдет Виолетту и что та его любит.Герцог весело поднимался по склону холма, наслаждаясь красотами природы. Он был убежден, что встретит наверху Саизуму, которая тут же поможет ему отыскать Виолетту.Компания подошла к известному нам пролому в стене. Пардальян пролез внутрь первым и осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного или опасного, шевалье сделал знак Карлу, который немедленно присоединился к нему. А уж за ним последовали Кроасс и Пикуик… В саду две престарелые монашки продолжали вскапывать землю.Та же самая сестра, что ранее ворчала на мэтра Клода, пересекавшего огород, заметила четырех новых посетителей. Она выпрямилась, оперлась на лопату и с горькой улыбкой уставилась на чужаков.— Все идет как и должно, — сказала монашка. — Теперь их уже четверо! Господи Иисусе! Скоро в нашу бедную обитель заявится целая армия!— Ну-ну, сестра Филомена! — ответила другая. — С какой стати вы так гневаетесь? Если наши юные сестры хотят навлечь на себя проклятие Божье, мы-то что можем сделать?— Я знаю, что мы бессильны, но тем не менее я думаю, сестра Марьянж, что это позор и мерзость, если мужчины могут свободно проникать в нашу обитель. Боже! Ко мне-то мужчины даже не пытались подступиться со своими гнусными предложениями. Эти негодяи понимали, что получат отказ!Сестра Марьянж кисло улыбнулась в знак согласия.— Я не хочу сказать, — продолжала сестра Филомена, — что у нас всегда столько посетителей, как сегодня. Какие-то правила все-таки соблюдаются… Но нынче! Какой позор!— Увы, это так! — сказала сестра Марьянж.Сестра Филомена, выпрямившись, приготовилась и дальше обличать времена и нравы, но внезапно отвлеклась.— Святый Боже! — прошептала она. — Глядите, сестра, они направляются к нам!— И правда. Похоже, они пришли по наши души… Надо уходить! — ответила сестра Марьянж.Сестра Филомена поспешно расправила свою поношенную юбку и спрятала под накидку выбившиеся во время работы пряди волос.— Напротив, останемся, — произнесла она. — Нужно узнать, чего они хотят. У них не хватит смелости оскорбить нас…Пардальян и герцог Ангулемский действительно направлялись к монахиням. Сестра Марьянж смотрела прямо в лицо неприятелю, сестра Филомена целомудренно опустила глаза.Сестра Марьянж была краснолицей тучной особой небольшого роста. Будучи всегда себе на уме, она не упускала своей выгоды.Сестра Филомена, тощая и жилистая, не отставала в этом от своей приятельницы. Она считала, что жизнь несправедлива к ней, постоянно ворчала и всегда была обижена на весь свет.Пардальян приблизился к монахиням и учтиво приподнял шляпу, собираясь заговорить.— Не приближайтесь! Стойте! — закричала сестра Филомена, слегка покраснев.Шевалье пришел в некоторое замешательство. Карл Ангулемский в свою очередь поздоровался и сказал:— Сударыня…— Не разговаривайте со мной! — произнесла пожилая женщина тоном оскорбленной невинности.— Но, сударыня…— Кто вы такие? Что вам нужно? — воскликнула тогда сестра Филомена. — Говорите! Ваши гнусные намерения написаны на ваших лицах! Напрасно вы пытаетесь изобразить почтение, ибо нет его в ваших сердцах. Предупреждаю вас, что вам нелегко будет отнять у меня мою добродетель!— Сударыня, уверяю вас, — произнес Карл, — что у нас и в мыслях этого нет…— Уходите же! — сказала сестра Филомена со вздохом. — Идите! Молодые люди, вам должно быть стыдно! Но я по натуре своей добра и все забуду…Пардальян не смог сдержать смеха, к которому тотчас присоединился юный герцог. Оба лакея, видя, что их господа смеются, сочли своим долгом также расхохотаться. При виде развеселившихся мужчин сестра Филомена замолкла на мгновение, поперхнувшись словами. Пардальян воспользовался этим.— Черт побери! — сказал он. — Разве мы похожи на мавров или турок? Или на тех, кто способен покуситься на честь двух почтенных женщин? Нет, сударыня, мы не собираемся делать ничего неприличного…Тогда сестра Филомена спросила, пораженная:— Так у вас нет никаких дурных намерений?Пардальян положил руку на сердце, поклонился и серьезно сказал:— Никаких! Клянусь этим ясным днем!Сестра Филомена вздохнула.— Эта старуха все еще пребывает в детстве, — прошептал герцог на ухо Пардальяну.— Скорее, уже впала в него, — ответил шевалье. — Сударыня, — возвысил он голос, — мы хотим, чтобы вы нам кое о чем сообщили. И чтобы успокоить вас, скажу, что мой юный друг очень несчастен… он любит одну девушку — о! не подумайте о нем плохо, она не монахиня! — и эта достойная особа похищена.— Бедный юноша! — прошептала сестра Филомена, даря герцога взглядом, заставившим его покраснеть.— Здесь, — продолжал Пардальян, — находится одна женщина, цыганка. Я сам проводил ее до ворот обители. Эта цыганка может оказать нам неоценимую помощь в наших поисках… Мы хотели бы ее видеть. Вот и вся загадка!— Я видела женщину, о которой вы говорите, — сказала сестра Марьянж, до сих пор стоявшая молча.— Исчадье преисподней! — проворчала сестра Филомена.Карл приблизился к сестре Марьянж.— Сударыня! — произнес он взволнованно. — Помогите мне увидеть ее, и я отблагодарю вас!— Превосходный молодой человек! — пробормотала сестра Филомена.Сестра Марьянж протянула раскрытую ладонь и гнусаво сказала:— Христианское милосердие требует заботиться о ближнем. Я поставлю за вас свечку в Нотр-Дам Дезанж, соборе моей небесной покровительницы…Герцог вынул кошелек и вложил в руку монахини, которая немедленно открыла его и пересчитала содержимое. Глаза ее заблестели, щеки раскраснелись.— Вы желаете говорить с цыганкой? — спросила она.— Мы для этого и пришли.— Что ж… Видите вон тот старый павильон? Цыганка сейчас там: я видела, как она туда входила. Идите, и да поможет вам Бог, любезный господин…Пардальян и Карл не стали больше ее слушать и бросились прямо к павильону.— Видели? — спросила сестра Филомена.Марьянж встряхнула кошелек и сказала:— На это мы сможем жить три месяца. Три месяца молитв и блаженства и никакой работы на этом проклятом огороде!— Небо вознаградило нас за нашу добродетель, — скромно ответила сестра Филомена.И, бросив свои лопаты, они вернулись на другую половину обители. Между ними давно было заключено что-то вроде добровольного соглашения: сестры поровну делили и заработки, и убытки. Они торопливо дошли до кельи, в которой лежали две кучи соломы, служившие им постелью. Марьянж села на солому и, достав кошелек из-за пазухи, начала пересчитывать трясущимися пальцами его содержимое.Самые потертые монеты она складывала в кучку, которая по справедливости должна была принадлежать ее напарнице. Менее практичная Филомена, сидя на своей охапке соломы, размышляла о странных посетителях, особенно об одном из них, благородном господине, которого она успела рассмотреть краем глаза. Конечно, это был великолепный Кроасс. Сначала монахиня бурчала что-то себе под нос, а потом не выдержала:— Я любопытна, да! Любопытна, как сорока, но Господь простит меня! Я умру, если не узнаю, что там происходит!— Ну так сбегайте и посмотрите! — ответила ей Марьянж. — В таких случаях проявлять любопытство — наш долг.Сестра Филомена не заставила себя просить дважды и быстро побежала к павильону. Марьянж же поторопилась спрятать сокровище в потайное место. Глава 25БАБЬЕ ЛЕТО Карл и Пардальян тайком проникли в старый флигель, оставив двух лакеев, Пикуика и Кроасса, снаружи на часах. Первый расположился возле лаза, второй — у входа в само здание.Кроасс, против воли ставший воином, сначала окинул все вокруг угрожающим взглядом, а затем вытащил из ножен кинжал и, дабы укрепить свой воинственный дух, издал звучное «хм!».Это глухое хмыканье, а также горящий взгляд и выставленный напоказ кинжал должны были внушить почтение многочисленным недругам, засевшим, как ему казалось, в монастыре и наверняка державшим на него зло из-за истории с часовней Сен-Рок. Впрочем, Кроасс, рассказывая об этой ужасной (правда, мнимой) битве, лгал абсолютно бессознательно, и противники, которых он якобы уложил ударами табурета, действительно существовали — в его воображении, так что заведомого обмана тут не было. Он храбро сражался, убивая дюжинами врагов, порожденных его собственным страхом. (Право, сколько исторических описаний возникло точно таким же образом!)Итак, Кроасс искренне верил, что герцог Гиз поклялся погубить его и послал по его следу банды убийц. Однако придя к заключению, что вряд ли ветки кустов и огородная зелень представляют такую уж опасность, он сказал себе, что час новой битвы, очевидно, еще не настал. Его огненный взор погас, и он осторожно вложил кинжал в ножны со словами:— Ну, увидим, когда они появятся.А пока из простой предосторожности, чтобы не подвергать себя бессмысленному риску, он потихоньку покинул пункт наблюдения и направился к сарайчику, где хранились садовые принадлежности… Убежище, конечно, ненадежное, но все же убежище. Едва он успел юркнуть туда, как на пороге появилась чья-то тень. Вздрогнув, Кроасс воскликнул:— Вот и они!Но это был не враг, а всего лишь сестра Филомена.— Остановитесь, во имя Господа! — вскричала она, увидев, что Кроасс выхватил из-за пояса пистолет.Кроасс, заметив, что перед ним всего лишь пожилая женщина, да к тому же перепуганная, вернул пистолет на прежнее место. Страх, который внушил этой женщине его жест, очень польстил самолюбию Кроасса, хотя в глубине души он устыдился своей поспешности.Филомена же, с восхищением прижала руки к груди:— Как вы, должно быть, храбры! — сказала она.«Вот несчастье, — подумал Кроасс. — Значит, и другие это замечают?!.»— Что вам угодно, почтеннейшая? — добавил он вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76