При этом он испытующе и недоверчиво смотрел на Вальвера. Ничуть не смутившись, тот спокойно заявил:
— Действительно, этим должен был заняться граф д'Альбаран. Но сегодня утром он получил такой удар шпагой, что несколько дней ему придется провести в постели. Герцогине было угодно выбрать меня вместо него… К тому же, позвольте вам заметить, сударь, что так внимательно прочитанный вами пергамент не содержит никаких конкретных имен. Не сочтите за дерзость, но вам предписано просто повиноваться предъявителю документа.
— Эта правда, — согласился испанец. Чуть поколебавшись, он добавил: — Я и мои люди в вашем распоряжении, сударь.
Вальвер почувствовал, что у его собеседника зародились смутные подозрения; это было интуитивное недоверие, которое делало честь тонкому нюху испанца. И тогда, чтобы не испортить все дело, Вальвер очень любезно произнес:
— Сударь, это я ваш покорный слуга. Что же до приказов герцогини, мне велено передать вам следующее: на вас лежала тяжелая ответственность — и теперь мне предстоит закончить столь блестяще начатое вами дело. Вы же можете считать, что ваша миссия успешно завершена. Герцогиня не преминет самым лестным образом выразить вам свое глубочайшее удовлетворение тем, как удачно вы доставили сюда вверенный вам драгоценный груз.
При этих словах хмурая физиономия испанца расплылась в широкой улыбке. Видя, как подействовали на него льстивые слова, Вальвер решил закрепить успех обещанием весомой награды. Заговорщически улыбаясь, он добавил:
— А вы, сударь, наверняка знаете, что герцогиня по-королевски одаривает тех, кто служит ей верой и правдой… да еще проявляет немалую смекалку… что вы и сделали с таким блеском.
Краем глаза Вальвер следил за испанцем. Удостоверившись, что тот клюнул на приманку, Одэ уверенно закончил:
— Не откажите в любезности сопроводить меня до заставы Сент-Оноре. Там вы сможете располагать собой и своими людьми… по собственному усмотрению.
Смутные подозрения испанца мгновенно рассеялись, и он поклонился в знак повиновения. Отряд отправился в путь. Испанец ехал слева от Вальвера как его лейтенант. Сзади, в четырех шагах, следовал бесстрастный Ландри Кокнар, готовый к любым неожиданностям. За ним двигались солдаты. Они тащили за собой забитое бочонками судно, которым управляли два моряка-исполина. Корабль медленно скользил по водной глади.
По дороге Вальвер заговорил о ее светлости герцогине Соррьентес: он хотел развеять последние сомнения идальго, если у того они еще остались. Когда-то Вальвер жил рядом с ней, среди ее домашних. Посему он словно мимоходом сообщал испанцу забавные подробности, называл точные имена, давал остроумные характеристики лицам, которых хорошо знал его собеседник. И подозрительность испанца растаяла, как снег на солнце.
Так они добрались до замка де ла Шоссе, недалеко от которого Вальвер оставил пустую повозку. Ландри Кокнар, крестьянин-возничий, оба матроса и испанские всадники принялись за работу. Не прошло и получаса, как все бочки перекочевали с судна в повозку.
Моряки вернулись на корабль, и вскоре он исчез из вида. Вальвер и испанский офицер вновь возглавили отряд. За ними двинулся тяжелый воз. Ландри Кокнар ехал рядом с коренной лошадью и приглядывал за кладью. Замыкали процессию испанские всадники.
Медленно добравшись до Нейи, отряд перебрался через Сену по недавно построенному мосту. Мост был скверный, потому что лет через двадцать он частично обвалился. От Нейи до заставы Сент-Оноре была всего лишь миля. Но тяжело нагруженная повозка ползла с таким трудом, что этот путь занял добрый час.
В это же самое время вырвавшаяся на свободу Фауста летела стрелой по дороге Сен-Дени. Женщина готова была загнать хоть десять лошадей, лишь бы оказаться в Париже раньше графа де Вальвера…
Но Вальвер и не подозревал, что утром Пардальян засадил Фаусту в погреб. Одэ договорился с шевалье, что прибудет в Париж, когда начнет смеркаться. Полагая, что в запасе у него еще добрых полчаса, граф решил немного задержаться в Нейи.
Довольные солдаты бурно выражали свою радость: они остановились в харчевне, где их угостили горячим омлетом, изумительной поджаркой и холодным мясом. Из погреба принесли прекрасное вино. Это был кларет из окрестностей Парижа, легкий, бодрящий, ласкающий язык.
Покончив с ужином, они снова отправились в путь и вскоре миновали деревушку Руль. Чтобы попасть к заставе Сент-Оноре, надо было ехать прямо, никуда больше не сворачивая. Но Вальвер намеревался появиться у задних дверей Лувра, выходивших на набережную. Поэтому, перебравшись по мосту через большой водосток, по обеим сторонам которого росли ивы и который еще не был заключен в трубу, а пересекая дорогу, впадал в Сену ниже Шайо, граф взял вправо и по другой дороге выехал к реке.
Наконец отряд добрался до ворот между бастионом Тюильри и Сеной, о которых мы уже упоминали и возле которых оставили Пардальяна. Именно здесь он сидел на парапете и изнывал от тревожного ожидания. Несмотря на сгущающийся мрак, шевалье без труда разглядел приближавшийся обоз. Пардальян вскочил и, покинув свой наблюдательный пункт, заторопился на пристань, находившуюся возле Лувра. Убедившись, что там — до самых Новых ворот — нет ни одной живой души, шевалье притаился за углом.
Вальвер, повозка и эскорт въехали в ворота и остановились: именно здесь испанцы должны были распрощаться с графом. Вежливо раскланявшись с идальго, Одэ объяснил ему дорогу:
— Поезжайте вдоль стены сада. В пригороде повернете направо и доберетесь до заставы Сент-Оноре. Еще не так поздно, и вы наверняка встретите не одного прохожего, который покажет вам дорогу или даже доведет до места.
Пардальян все слышал. Выскользнув из укрытия, он пробежал вдоль стены и через несколько минут очутился на улице Сент-Оноре. Там он перестал кутаться в плащ, вышел на середину мостовой и неторопливо зашагал вперед с видом обывателя, совершающего обычную вечернюю прогулку.
Вскоре произошло то, на что он и рассчитывал: именно его испанский дворянин спросил, как добраться до улицы Мутон. Конечно же, Пардальян ответил, что им по пути, потому что сам он направляется на улицу Тисрандри, на которую и выходит улица Мутон. И шевалье любезно предложил испанцам следовать за ним.
В начале улицы Мутон испанцев встречал какой-то человек. Пардальяна поблагодарили, но спешиваться не стали. Шевалье понял, что отряд еще не добрался до нужного места и ждал, когда случайный попутчик скроется с глаз. Шевалье удалился с безразличным видом. Однако, отойдя на несколько шагов, Пардальян юркнул в тень и стал наблюдать.
Встретивший испанцев человек повел их на улицу Мутон. Пардальян, держась на приличном расстоянии, последовал за ними. Обогнув ратушу и храм Сен-Жервэ, отряд миновал улицу Пет-о-Дьябль и вернулся на улицу Тисрандри.
Почти напротив улицы Пет-о-Дьябль находился тупик Барантен, куда и въехали всадники. Естественно, Пардальян бросился туда же. Но, хорошо зная, что эта смрадная кишка не имеет выхода, он вскоре остановился. В этом тупике было лишь несколько жалких лачуг. Но в самом конце возвышался дом, который по сравнению с другими казался просто маленьким дворцом. Его ворота были распахнуты настежь. Один за другим всадники безмолвно скрылись под темным сводом.
Ворота захлопнулись, и Пардальян пошел прочь. Он был вне себя.
— Разрази меня гром! — цедил он сквозь зубы, широко шагая по улице. — Там и надо было их ждать, на улице Тисрандри!.. А то петляют, как неопытные лисята, а ты бегай за ними по кругу…
Выплеснув раздражение, шевалье утешился такой мыслью:
«Но ведь я же понятия не имел, куда они направляются!.. Знай я их намерения, мне бы не пришлось ждать их три часа в Тюильри… Да и до улицы Мутон не нужно было бы их вести».
Тут он сам себе устроил разнос:
«Что за муха меня укусила! Как можно ныть, если я наконец обнаружил то, что напрасно искал целый месяц!.. Чтоб мне пусто было! Старею я, старею, совсем невыносимым стал, древний ворчун, брюзга несчастный!.. Если и дальше так пойдет, никто не сможет со мной ладить. Я просто опротивею самому себе!..»
Пожав плечами, Пардальян беззаботно заметил:
«Не велика беда! Мне-то что?.. Ведь жить мне осталось всего ничего!.. Поспешу-ка я лучше в наше логово. Вальвер наверняка сделал все как надо и давно меня поджидает».
Как видите, за Вальвера Пардальян совсем не беспокоился. Он и мысли не допускал, что их затея может неожиданно провалиться.
Вальвер немного задержался там, где распрощался с испанцами: он ждал, пока они отъедут подальше. Когда отряд исчез из вида и стало ясно, что всадники больше не вернутся, Одэ взглянул на Ландри Кокнара и скомандовал:
— В путь, Ландри… смотри, не устрой в порту кораблекрушения!
— Мы позаботимся, чтобы эта беда нас миновала, — важно ответил Ландри.
Оба они шутили. Как и Пардальян, они полагали, что их затея близка к счастливому завершению. Но из этого не следует, что господин и слуга были беззаботны. Наоборот, оба были предельно внимательны, не желая погубить все дело в самом конце.
Вальвер поехал первым. Он продвигался шагом, прислушиваясь и присматриваясь к пустынной набережной. Становилось все темнее… Одэ держал руку на эфесе, готовый в любой момент обнажить шпагу.
Сразу за Вальвером катила повозка. Рядом с коренником ехал Ландри Кокнар. Крестьянин сидел на облучке, кнут висел у него на шее. Кучер все время бурчал себе под нос что-то неразборчивое, непрестанно поминая лошадей: воз и кони были практически единственным его достоянием, и он очень за них беспокоился.
Так они добрались до Новых ворот. Путешествие подходило к концу. Еще одна-две минуты, и их задача была бы выполнена.
В это время Вальвер заметил толпу головорезов, которая мчалась прямо на него. Бандиты были пешими, но со шпагами в руках. Впереди бежала разъяренная Фауста, за ней — не меньше двадцати ее верных солдат. Герцогиня потеряла несколько драгоценных минут ради того, чтобы заскочить домой и взять их с собой.
И все-таки она опережала Одэ. Если бы красавица бросилась по прибрежной дороге навстречу Вальверу, она бы настигла его еще до отхода испанского эскорта. Тогда граф оказался бы меж двух огней. И ей удалось бы отбить свое золото.
Но Фауста думала лишь о судне; только его она и ждала. Женщина примчалась со своим отрядом прямиком на набережную и уже минут пятнадцать не отрывала глаз от реки. Ей и в голову не пришло, что груз мог перекочевать на телегу и прибыть не по воде, а по суше. Фауста была так далека от этой мысли, что чуть не проморгала Вальвера у ворот Лувра.
До них было уже рукой подать. Но герцогиня, наконец заметившая Вальвера, все же надеялась захватить воз и вернуть свое золото.
Едва завидев вооруженную банду во главе с тем самым «одержимым», с которым Вальверу пришлось иметь дело утром, он немедленно обнажил шпагу. Обернувшись, граф скомандовал:
— Давай, Ландри, надо прорваться!
А потом обратился к крестьянину:
— Нахлестывайте почем зря, не жалея рук, или я за ваших лошадей не отвечаю!
— Прорвемся, сударь, — спокойно ответил Ландри Кокнар.
Вынув шпагу из ножен, он начал безжалостно колоть острием коренника, и тот отчаянно заржал от боли.
Крестьянин же пробурчал:
— Чтобы я еще хоть раз доверил своих лошадок таким извергам…
Но при этом он схватил кнут и стал охаживать пристяжную, погоняя ее еще и голосом. На крупах лошадей выступила кровь. Оба першерона захрапели, заржали, напряглись… Тяжело груженная телега пронзительно заскрипела, оглушительно загрохотало железо, лошади рванулась вперед.
— Стой!..
— Проезд закрыт! — завопили одновременно два человека.
— Посторонись!.. Раздавлю! — гневно прокричал Вальвер.
Надвигавшаяся масса казалась жутким монстром, который гремел, как гром, и летел, как ураган, сметающий все на своем пути. В сумерках все это выглядело еще страшнее. Противостоять несущейся повозке было бы чистым безумием.
Фауста и не стала этого делать. К чему посылать людей на верную смерть? Она знала, что повозка скоро замедлит ход. Еще шагов пятьдесят, и жуткая махина остановится перед малыми воротами Лувра. Тогда Фауста вернется назад, два ее головореза схватят и увлекут за собой пристяжную, а остальные сразят двух стражей испанского золота. Это не займет много времени.
В двух словах герцогиня изложила своим людям план действий. И бандиты расступились, пропуская отчаянно скрипевшую громадину — скрипы эти точно выражали сожаление, что под колесами не трепещет раздавленная и истекающая кровью плоть. Колымага проскочила вперед и действительно замерла перед малыми воротами Лувра, в нескольких шагах от маленькой группы, укрывшейся в тени.
Сразу заметим, что у стен дворца стоял король, справа от которого топтался Люинь, а слева держался Витри. За спиной у юного монарха застыли четыре исполина-гвардейца. Людовика разбирало любопытство, которое возбудил в нем Пардальян, таинственно намекнув на интересное зрелище. Совсем недавно король спустился на набережную и стал свидетелем разыгравшихся здесь событий, которые оказались столь захватывающими, что Людовик был в полном восторге от своей вечерней прогулки.
Вальвер остановился в нескольких шагах от этой группы, но не заметил ее: внимание графа было приковано к людям, которые сначала расступились перед повозкой, а теперь бежали к ней со всех ног. Спокойным, суховатым тоном, который появлялся у него в минуты опасности, Вальвер произнес:
— Готовься, Ландри. Сейчас нам будет жарко.
— Увы, сударь, кому вы это говорите? — жалобно простонал Ландри Кокнар.
— Ты что, струсил? — рявкнул Одэ.
— Да, сударь, — откровенно признался Ландри Кокнар. И вдруг его понесло: — Я человек тихий! Драться не люблю, мне моя шкура дороже!.. Вот что я думаю: раз уж мы рядом с дворцом короля, которому и предназначен этот груз, самое простое — пойти, постучать в ворота и позвать на помощь… Я так и сделаю.
И Ландри Кокнар решительно направил свою лошадь к воротам. Но Вальвер приставил ему острие шпаги к груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50