Покрытый дорожной пылью Эскаргас только что вернулся в Париж, выполнив таинственное поручение Пардальяна. И именно Эскаргас рукояткой своей шпаги до полусмерти пришиб Роспиньяка. И, сам того не подозревая, спас таким образом барона от нового унижения.
А Ландри Кокнар только что купил короткий ломик, которым и уложил Роктая и Лонгваля. Мы знаем, что Ландри имел на них большой зуб. И сейчас не промахнулся, наконец вымещая на обидчиках свою злобу.
Оставшись без противников, Пардальян и Вальвер вложили шпаги в ножны и задумчиво обозрели поле боя. На залитой кровью мостовой лежало четырнадцать тел. Четырнадцать! Четырнадцать из пятнадцати, набросившихся на двоих, чтобы их прикончить.
— Бедолаги! — тихо сказал Пардальян с невыразимой грустью в голосе.
— Они хотели подло убить нас, — мягко напомнил Вальвер. — Мы лишь спасали свои шкуры, сударь.
— Увы, это так, — вздохнул шевалье.
— Впрочем, мы же только вывели их из строя, — утешил Пардальяна Одэ. — Конечно, ранения у них серьезные, но я готов поспорить, что все они выживут.
— Дай-то Бог, — прошептал Пардальян.
— Уверяю вас, что эти двое уже не дышат, — вмешался Ландри Кокнар, показывая на Роктая и Лонгваля.
Их тела валялись в уличной сточной канаве. Пардальян и Вальвер увидели, что это действительно трупы. Удары страшной силы раскроили им черепа, и мозга разбрызнулись кровавой кашей.
— Черт! Тяжелая же у тебя рука, — покачан головой Пардальян. — Не мог бить поаккуратнее, дикое ты животное?
— Сударь, — ответил Ландри Кокнар со зловещим спокойствием, — эти двое набросили мне петлю на шею и тащили меня на виселицу, как грязного поросенка. И я поклялся, что оба падут от моей руки. Я просто сдержал слово…
— Какой ты, право, мстительный, — заметил Вальвер.
— Знаете, сударь, я чуть не принял сан, а церковники — самые мстительные люди на земле, — объяснил Ландри Кокнар. И елейным голосом добавил: — Теперь я ничего против них не имею. И даже с чувством прочитаю «Отче наш» и «Богородицу» за упокой души каждого из них.
— В любом случае, — проговорил Пардальян. — я не советую тебе хвастаться этим ударом перед моим сыном Жеаном.
— Это почему, господин шевалье? — удивился Ландри.
— А потому, что он сам хотел разделаться с ними, — мрачно усмехнулся шевалье. — В отличие от тебя он никогда не собирался посвятить себя церкви, но мстителен он не меньше, чем ты. И если он, не дай Бог, узнает, что ты лишил его удовольствия отправить их на тот свет, тебе несдобровать.
Ландри Кокнар явно разволновался, а Пардальян, пряча улыбку, продолжал:
— Нечего нам здесь задерживаться. Если на нас снова нападут, не знаю, хватит ли у меня сил для нового сражения, ведь мне не двадцать лет, как вам.
Вальвер рассмеялся. Его забавляло, что шевалье с некоторых пор завел привычку рассуждать о своем возрасте и жаловаться на немощь. Но задерживаться возле трупов действительно не имело смысла, и Одэ не стал возражать. Четверка победителей направилась к улице Коссонри.
Пардальян подозвал к себе Эскаргаса, и тот на ходу принялся докладывать о том, как выполнил поручение шевалье. Похоже миссия Эскаргаса увенчалась полным успехом: лица Пардальяна и Вальвера, который, видимо, тоже был в курсе дела, засияли, а в глазах у наших храбрецов запрыгали смешинки, словно в предвкушении какой-то веселой шутки.
Мужчины шли не торопясь, внимая Эскаргасу и не подозревая — или только прикидываясь, будто не замечают, — что Стокко крадется за ними, прикрывая лицо полой плаща.
Да, Стокко с самого начала неотступно следовал за ними. Увидев, что Роспиньяк напал со своими людьми на двух храбрецов, Стокко сразу понял, чем все это кончится.
«Их всего пятнадцать человек, — подумал он. — А один господин де Пардальян стоит двадцати. И его молодой спутник не уступает ему в силе. А может, юноша даже превосходит шевалье… В общем, дело ясное: господин барон потерпит поражение. Было бы глупо вмешиваться. Лучше переждать, а потом возобновить охоту. Но на всякий случай достань кинжал, Стокко, и будь готов вонзить его в спину одному из них — а то и обоим, чтобы честно заработать обещанные денежки, corbacco!»
И бандит отошел в сторону. Издали он следил за развитием событий. Но все закончилось еще быстрее, чем он рассчитывал, и кинжал ему так и не понадобился. Тогда Стокко возобновил слежку… Шпионил он мастерски — и законно гордился тем, что добыча, от него никогда не ускользала. Но на этот раз Стокко крался за графом и шевалье с удвоенной осторожностью, поскольку Пардальян внушал этому негодяю панический ужас.
А шевалье и его спутник не ускоряли шага. Время от времени они останавливались, чтобы обсудить новости, услышанные от Эскаргаса, — а тому явно было что рассказать. Пардальян, Вальвер и их слуги шли открыто, не таясь, и никто из них ни разу не обернулся.
Спокойная уверенность наших героев облегчала задачу Стокко. Он ликовал в душе, полагая, что они не подозревают о его присутствии. Но бандит по-прежнему был начеку. И даже не позволил себе подкрасться поближе, хотя сгорал от любопытства, страстно мечтая услышать, о чем же они там толкуют.
Дойдя почти до конца улицы, четверо мужчин снова остановились. Стокко замер на месте, выискивая глазами, куда бы юркнуть, если они вдруг обернутся. Но спрятаться было негде. Надо было либо двигаться вперед, либо отступать. Негодяй сделал вид, что разыскивает какой-то дом. Стокко твердил себе, что они не должны оглянуться. А если это и случится, то они все равно не узнают его, с головы до ног закутанного в плащ.
Но бандит ошибся. Пардальян резко повернулся на каблуках. Стокко задрал голову и, стоя к шевалье почти спиной, принялся изучать здание, возле которого оказался, но краем глаза он обеспокоенно следил за Пардальяном. А тот медленно направился к соглядатаю. Стокко беззвучно выругался:
«Porco Dio! Неужели признал? Плохи мои дела!»
Пардальян действительно понял, кто топчется посреди улицы. И, приближаясь к негодяю, приветствовал его такими словами:
— Эй, Стокко! Долго ты будешь плестись за мной? Мне это надоело! Сделай одолжение, исчезни, пока я не прихлопнул тебя, как муху. А не то — прощайся с жизнью!
Стокко на секунду обмер — но не растерялся. Не долго думая, он отпрыгнул в сторону и сломя голову помчался прочь, словно за ним гнались все демоны ада. Однако Стокко не был трусом.
Улепетывая со всех ног, он бросил взгляд через плечо. Пардальян стоял на месте. Стокко облегченно вздохнул, но бега не замедлил. Пардальян двинулся к своим спутникам. Тогда Стокко перешел на шаг. Четверка свернула налево, на улицу Свекольный рад. Тут Стокко крутанулся на каблуках и припустил за нашими храбрецами.
Но в этот день удача ему изменила: когда Стокко вынырнул из-за угла, четверка бесследно исчезла. Набравшись терпения, негодяй до темноты рыскал по торговым рядам от улицы Коссонри до Фуражной, вынюхивая, высматривая, выспрашивая, — но все впустую.
Только сгустившиеся сумерки заставили Стокко отказаться от дальнейших поисков. Уходя, он утешал себя таким рассуждением:
«Пусть у меня не все получилось, но я не терял время даром. Эти люди там! Раз они так быстро исчезли, значит, затаились где-то совсем рядом. Вероятно, укрылись на улице Свекольный ряд или в начале Фуражной. Им просто некуда было больше деться. Завтра я их обязательно накрою, если только черти опять не собьют меня с пути!»
XIV
ОДЭ ДЕ ВАЛЬВЕР ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ДЕЛО
Теперь Фауста знала, что не может рассчитывать на герцога Ангулемского. Он укрылся в своих владениях, и ей не имело смысла преследовать его. Для герцогини это был страшный удар. С треском провалился ее план, который она так долго и любовно вынашивала. У Фаусты был поразительно твердый характер, но тут она пала духом. Правда, женщина немедленно взяла себя в руки.
Любой другой на ее месте отказался бы от борьбы, потерявшей всякий смысл. Но не такова была Фауста — как и говорил Пардальян. Теперь предстоящая схватка привлекала ее еще больше. Чего хотела красавица? Бог ее знает. Может, она решила верно служить Филиппу Испанскому? Или думала лишь о собственных интересах? Не исключено, что она надеялась найти замену герцогу Ангулемскому, используя кого-нибудь вроде Конде, Гиза, Вандома или самого Кончини — ведь она сохранила с маршалом прекрасные отношения, несмотря на злую шутку, которую недавно сыграла с ней Леонора. Фауста тогда сразу поняла: именно вмешательство Леоноры привело к тому, что дочь Кончини и Марии Медичи отказалась последовать за ней, герцогиней де Соррьентес.
Возможно также — и это представляется нам наиболее вероятным — что Фауста упорствовала исключительно из-за Пардальяна. Скорее всего, она мечтала хоть один раз в жизни взять верх над непобедимым доселе противником, которому она неизменно проигрывала — везде и всюду.
Видимо, то, что прежде было лишь досадным препятствием на пути к главной цели, вышло теперь на первый план; если раньше Фауста хотела убить Пардальяна только потому, что он мешал ей осуществить грандиозные планы, порожденные ее непомерным честолюбием, то теперь женщина жаждала смерти шевалье исключительно из ненависти к нему и ни о чем другом уже не помышляла.
Если так, то борьба между Фаустой и Пардальяном неизбежно должна была кончиться гибелью одного из непримиримых соперников.
Да, вполне возможно… Только кто ее знает, эту Фаусту…
Как бы то ни было, в это утро мы видим герцогиню в ее кабинете. Как всегда, она совершенно бесстрастна. Внешне, разумеется. Мы застаем ее в тот миг, когда она прощается с д'Альбараном, получившим от нее какие-то распоряжения.
Последуем за испанским великаном, и он сам приведет нас к другим персонажам нашей истории, которые интересуют нас сейчас больше всего.
Склонившись перед Фаустой с благоговейным почтением, которое испытывали перед ней все ее слуги, д'Альбаран выпрямился и вышел из комнаты; через несколько секунд он оказался во дворе и направился к конюшне. Вскоре великан выехал на лошади из ворот особняка; за испанцем следовали верхом еще два гиганта. Как люди, которым некуда спешить, они медленно двинулись к улице Сент-Оноре,
Не проехали они и десяти шагов по улице Сен-Никез, как за ними увязался неизвестно откуда взявшийся человек. Это был Гренгай. Сначала он шел пешком. Но на улице Сент-Оноре он заскочил на первый попавшийся постоялый двор и через минуту выехал оттуда, на крепком скакуне. Д'Альбаран еще не скрылся из вида, и Гренгай скова последовал за ним.
Все так же не спеша д'Альбаран добрался до Монмартрской заставы и покинул город. Слуги великана держались сзади, в шести шагах за своим господином. Оказавшись за крепостной стеной, д'Альбаран пустил лошадь рысью, однако сразу было видно, что он не торопиться, а просто решил размяться.
Гренгай проводил эту троицу до окрестностей Поршерона. Потом — то ли ему надоело трусить за д'Альбараном, то ли стало ясно, ради чего затеяна эта конная прогулка — но Гренгай развернул коня и галопом вернулся в Париж. Он направился прямиком к знаменитому трактиру «Бегущая свинья». Кажется, мы уже упоминали, что сие заведение находилось в Свекольном ряду, в двух шагах от улицы Коссонри.
Оставив скакуна в конюшне при трактире, Гренгай немедленно помчался к Пардальяну и Вальверу. Похоже, те с нетерпением ожидали его. Пардальян немедленно поинтересовался:
— Ну что, уехал?
— Да, сударь, — кивнул Гренгай.
— Сколько с ним людей? — осведомился шевалье.
— Всего два человека. Зато настоящие громилы — и вооружены до зубов, — сообщил Гренгай.
— Ты, случаем, не испугался? — поднял бровь Пардальян, устремив на него пытливый взгляд.
— Испугался? — искренне удивился Гренгай. — А чего мне бояться? Вам нужны сведения, вот я и докладываю. По-моему, ребята дюжие. Так я вам и говорю: парни крепкие, здоровенные… И больше ничего. Никому еще не удавалось нагнать на меня страху, черт побери! И вы сами, сударь, в этом убедитесь.
— Хорошо, — удовлетворенно улыбнулся Пардальян. — Ну, рассказывай, да покороче.
Гренгай объяснил, что следовал за д'Альбараном до Поршерона, и закончил словами:
— Исходя из того, что вы мне говорили, сударь, я понял, что, двигаясь в этом направлении, они переплывут Сену на пароме неподалеку от Клиши. Решив, что не имеет смысла ехать за ними дальше, я развернул коня и помчался к вам.
— Что вы на это скажете, Одэ? — спросил Пардальян, повернувшись к Вальверу, который внимательно слушал отчет Гренгая.
— Я скажу, сударь, что по-видимому, все так и есть, — отозвался Одэ. — Д'Альбаран решил ехать напрямик, чтобы не утомлять лошадей. Он переправится через Сену на пароме у Клиши, а там двинется по берегу, пока не доберется до корабля с эскортом.
— Да, похоже на то, — кивнул шевалье. — Что же вы собираетесь предпринять?
— Это вам решать, сударь, — пожал плечами Вальвер. — Вы все придумали — вам эту вылазку и возглавлять.
— Но дело в том, что я не могу отправиться с вами, как собирался, — произнес Пардальян. — Очень сожалею, но у меня сегодня другие дела… Понимаете, Одэ?
— Конечно, сударь, — ответил молодой человек. И добавил с доверчивой улыбкой: — Раз вам надо быть в другом месте, значит, это гораздо важнее, чем вылазка, которую вы так тщательно подготовили. Не волнуйтесь, сударь: я сделаю за вас все, что нужно. Или выполню ваше поручение, или погибну.
— Вот уж нет, — живо возразил Пардальян. — Умирать ни к чему. А поручение действительно необходимо выполнить. Слышите, Одэ? Так надо.
— Надо — значит, надо, — просто сказал Вальвер. — Все будет в порядке. Даю слово, сударь.
— Вот теперь я спокоен, — улыбнулся Пардальян. — Так как же вы собираетесь действовать?
— Помчусь верхом к Сен-Дени. Там переберусь через Сену. И медленно поеду по берегу назад, к Парижу. По-моему, это самое простое решение, — проговорил граф.
— Согласен, — кивнул шевалье. — Отправляйтесь немедленно.
— Эй, Ландри, Эскаргас! — крикнул Одэ.
В тот же миг те предстали перед Вальвером.
— Поедете со мной! — распорядился юноша без всяких объяснений.
— Мы готовы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50