– Вы только посмотрите! – на экране была только беспорядочная смесь букв и цифр, а в самом конце несколько слов:
«НА ВСЕ ВОЛЯ БОЖЬЯ!»

* * *
На то, чтобы информация просочилась и распространилась по сотовой системе, требовалось время. С момента, когда Амелия обнаружила, что сектанты из «Молота Господня» взломали ее файлы, оставался всего один день до того, как высшие руководители секты узнают, что господь даровал и путь к их вожделенному Последнему Дню. Все, что от них теперь требовалось, это предотвратить любые вмешательства в работу проекта «Юпитер».
Светопреставленцы были люди не глупые и тоже понимали толк в сенсациях и в том, как средства массовой информации формируют общественное мнение. Они подбросили в печать кое-какие сообщения о группе полусумасшедших фанатиков, которые взялись доказать, что проект «Юпитер» – не что иное, как орудие Сатаны, и продолжение работы над проектом повлечет за собой гибель всего мира. Более того – гибель целой Вселенной! Попросту говоря – Конец Света. Разве можно представить себе что-нибудь более нелепое и смешное? Совершенно безобидный научный проект, давно запушенный в действие, который к тому же никому ничего не стоит, зато может дать достоверные сведения о том как зарождалась наша Вселенная. Неудивительно, что какие-то тупоголовые религиозные фанатики стремятся этому помешать! Ведь Проект убедительно докажет, что никакого бога не существует!
Что он докажет на самом деле, думали они, – это, конечно, то, что бог существует и призывает нас к себе. Светопреставленец, который взломал и расшифровал файлы Амелии, был не кто иной, как сам Макро, номинальный начальник всего проекта. И он был несказанно счастлив тем, что его личный вклад в божественный план становится все более весомым.
Участие Макро во всем этом помогло и другому плану – только на этот раз не божьему, а Марти оно помогло отвлечь внимание от внезапного необъяснимого исчезновения Амелии и Джулиана. Макро послал Инграма, чтобы тот избавился от Амелии, и решил, что его посланец воспользовался удобным случаем и заодно позаботился о ее черномазом приятеле – прекрасный конец для этой сладкой парочки. Макро подделал письма с просьбой об увольнении от них обоих, на тот случай, если кто-нибудь вдруг этим заинтересуется. А их занятия он перераспределил между другими преподавателями, слишком вежливыми, чтобы проявлять ненужное любопытство. А поскольку о них и так ходили всякие слухи, Макро даже не стал утруждать себя придумываем какой-нибудь истории для прикрытия. Молодой чернокожий мужчина и стареющая белая женщина. Что тут непонятного? Да они, скорее всего, просто собрали манатки и смотались куда-нибудь в Мексику!

* * *
К счастью, у меня в ноутбуке сохранилась черновая версия нашей статьи. Мы с Амелией подредактировал ее и послали на радио и телевидение с тем расчетом чтобы статья вышла в свет только после того, как мы уедем из Гвадалахары. Элли Морган, которая была журналисткой до того, как совершила убийство, вызвалась написать упрощенную версию статьи, доступную пониманию среднего читателя, и еще одну, включающую все кроме уравнений, для научно-популярных журналов. Статьи должны были получиться короткие и понятные. Гостиничная обслуга унесла все тарелки, пустые и заполненные горками костей, и принесла вместо них другие, с пирожными и фруктами. Мне не хотелось поглощать лишние калории, а вот Риза с удовольствием отдал должное и сладостям, и фруктам.
– Поскольку у Ризы рот сейчас занят, давайте я пока поработаю адвокатом дьявола, – предложил Эшер. – Представьте на минутку, что того же эффекта гуманизации можно было бы добиться, всего лишь приняв соответствующую таблетку. Правительство разъяснило бы всем, какой прекрасной будет жизнь каждого человека после приема такой таблетки, или даже наоборот – рассказало бы, что мир погибнет, если все люди не пройдут гуманизацию. А потом снабдило бы население достаточным количеством таблеток. И издало бы закон, карающий пожизненным заключением за отказ от приема гуманизирующей таблетки. Как вы думаете, много ли людей все равно тем или иным способом уклонились бы от гуманизации?
– Миллионы! – ответил Марти. – Кто же в наше время доверяет правительству?
– А вы вместо обычной таблетки ведете речь о сложной хирургической операции, которая успешна лишь в девяноста с чем-то процентах, а остальные несколько процентов неудачников либо погибают, либо становятся идиотами. Да люди разбегутся от вас, словно от чумы!
– Мы справимся с этим, – упорствовал Марти.
– Я понимаю. Но когда мы подключались, мне пришел на ум один довод… Вы не предлагаете сделать это добровольно – вы собираетесь делать это с людьми насильно, не спрашивая их согласия, и обещаете за это определенное положение в обществе и расширение личных возможностей человека. Как вы думаете, много светопреставленцев пойдут на такое? И как быть с теми людьми, у которых и так есть власть и солидное положение в обществе? Разве они не скажут: «О, господи, как же это так – неужели теперь все будут такими же, как я?» – Все дело в том, – возразил ему Мендес, – что это действительно увеличивает реальные возможности человека. Когда я соединен с Двадцатью, я понимаю пять языков, у меня двенадцать разных образований и больше тысячи лет жизненного опыта.
– А положение в обществе – это по большей части пропагандистская уловка, – добавил Марти. – Но когда люди оглядятся вокруг и увидят, что практически все самое интересное доступно только прошедшим гуманизацию, я думаю, нам не придется особенно рекламировать эту идею.
– Меня беспокоит «Молот Господен», – сказала Амелия. – Вряд ли нам удастся обратить в свою веру слишком уж многих из этих светопреставленцев. А кое-кто из них будет только рад послужить господу, уничтожая проклятых безбожников. Я согласился:
– Если даже мы обратим нескольких таких, как Инграм, ячеечная система их организации предотвратит Распространение нашей идеи среди сектантов.
– Тем более что они крайне неодобрительно воспринимают сами имплантаты, – добавил Эшер. – Я имею светопреставленцев вообще. И их не проймешь никакими доводами насчет общественного положения и широких возможностей.
– Их могут убедить духовные аргументы, – сказала Элли Морган. Она и внешне выглядела, как христианская святая – вся в белом, с длинными, развевающимися седыми волосами. – Те из нас, кто искренне верует в господа, познали, что вера наша упрочилась, стала глубже.
Я обдумал это. Да, я чувствовал ее веру, когда подключался с ними, и меня очень впечатлило то душевное спокойствие и умиротворенность, которые Элли черпает в своей вере. Однако она восприняла мой атеизм просто как иную разновидность веры, а я что-то не слышал ни о чем подобном ни от кого из известных мне светопреставленцев. В течение всего того часа, что я провел в подключении с Инграмом и двумя из Двадцати, Инграм непрерывно пытался показать нам воображаемые картины ада, который, по его мнению, нам уготован – в основном там шла речь об изнасиловании через задний проход и медленном расчленении еще живых жертв.
Даже интересно будет подключиться с ним после того, как он полностью пройдет гуманизацию, и прокрутить ему эти адские видения, только с его участием. Наверное, тогда он простит себе эти грехи.
– Нам надо бы получше рассмотреть этот аспект, – заметил Марта. – Использование религии. Не такой веры, как ваша, Элли, а религиозных организаций. На нашей стороне автоматически оказываются кибер-баптисты и омнианцы. Но если нам удастся привлечь к себе последователей основных религиозных течений, мы сразу получим огромную массу сторонников, которые смогут не только проповедовать наши взгляды, но и наглядно продемонстрировать их действенность, – Марти взял с блюда пирожное и осмотрел его со всех сторон. – Я слишком увлекся исключительно военными сторонами проблемы и незаслуженно пренебрег прочими средоточиями власти. Религией, образованием. Белда постучала тросточкой по полу.
– Не думаю, что деканам и профессорам понравится если люди смогут получать образование как-то иначе, а не в их учебных заведениях. Господин Мендес, вот вы, когда подключаетесь со своими товарищами, умеете говорить на пяти языках. Я говорю только на четырех, и то не слишком хорошо. И для того, чтобы выучить три из этих четырех, мне в юности пришлось немало потрудиться – я сидела и заучивала каждое слово. Преподаватели возмутятся, узнав, что они зря потратили столько времени, приобретая знания. А вы предлагаете все эти знания сразу, за просто так, на блюдечке с голубой каемочкой.
– Вы не совсем правильно меня поняли, – с жаром возразил Мендес. – Я понимаю по-японски или по-каталонски, только когда подключен вместе с теми, кто знает эти языки. Эти знания не остаются со мной навсегда.
– То же самое было, когда мы подключались с Джулианом, – добавила Элли. – Двадцать никогда раньше не сталкивались настолько близко с физикой. Когда он был подключен с нами, мы почувствовали, как он любит эту науку, и любой из нас мог тогда непосредственно применять все его познания – но все равно только в том случае, если наших собственных знаний хватало на то, чтобы задавать правильные вопросы. Мы не стали вдруг, ни с того ни с сего, гениальными физиками. Точно так же мы мало что понимаем в японской грамматике, даже когда подключаемся вместе с By.
Меган кивнула.
– Мы только разделяем знания, но не передаем их друг другу. Вот я – врач, и, хотя для моей профессии не нужно обладать супермощным интеллектом, зато она требует многих лет учебы и практики. И когда все мы в контакте и кто-то жалуется на недомогание, то каждый из нас может проследить ход моих умозаключений в плане диагностики и лечения – непосредственно когда я это делаю. Но никто из нас, кроме меня, не способен справиться с этими задачами самостоятельно, несмотря на то что мы целых двадцать лет постоянно подключаемся вместе.
– Такой опыт может разве что вдохновить кого-нибудь на изучение физики или, скажем, медицины, – добавил Марти. – И, конечно же, студентам будет от этого немалая польза – постоянно поддерживать мысленную связь с практикующим врачом или ученым-физиком. Но для того, чтобы получить настоящие знания, все равно придется отключиться и засесть за учебники.
– Или вообще никогда не отключаться, – хмыкнула Белда. – Разве только для того, чтобы поесть и поспать или сходить в туалет. Премиленькая картинка, правда? Миллиарды зомби, на время ставших экспертами по физике, медицине или японскому языку. На все так называемое «время бодрствования».
– Это можно как-то отрегулировать, – сказал я. – К примеру, так, как это делается сейчас. Люди будут проводить по паре недель в подключении, чтобы пройти гуманизацию. А уже потом…
Входная дверь резко распахнулась, так что створки с треском ударились о стены, и в обеденный зал вошли трое здоровенных полицейских, вооруженных автоматическими винтовками. Следом за ними вошел еще один полицейский, небольшого росточка и невооруженный.
– У меня ордер на арест доктора Марти Ларрина! – заявил он на испанском.
– А за что вы собираетесь его арестовывать? – спросил я, тоже по-испански. – В чем его обвиняют?
– Мне платят не за то, чтобы я отвечал всяким негритосам! Кто из вас доктор Ларрин?
– Это я, – сказал я, уже по-английски. – Можете мне ответить.
Он посмотрел на меня таким взглядом, какого я не видел уже не помню сколько лет, так на меня не смотрели даже в Техасе.
– Заткни пасть, негритос! Доктор Ларрин – один из этих белых людей.
– Так что за обвинение указано в вашем ордере? – по-английски спросил Марти.
– Это вы – профессор Ларрин?
– Да, я, и у меня есть определенные права. О которых вы прекрасно знаете.
– Вы не имеете права похищать людей.
– Значит, меня обвиняют в том, что я якобы похитил кого-то из граждан Мексики?
– Вы же знаете, что он никакой не мексиканец! Он – представитель федеральных властей Соединенных Штатов!
Марти рассмеялся.
– Так что, получается, вы служите федеральным властям Соединенных Штатов? – и он повернулся спиной к вооруженным охранникам. – Где, по-вашему, мы находимся?
– Мексиканские законы запрещают похищать людей, – маленький полицейский побагровел, совсем как копы в мультфильмах. – И не важно, кто и кого похищает.
Марти достал комм и повернулся к нему.
– Это внутреннее дело двух разных отделений правительства Соединенных Штатов, – он навис над коротышкой-полицейским, держа комм, словно оружие, и перешел на испанский: – Вы – букашка, которая влезает в щель между двумя скалами. Мне достаточно сделать один телефонный звонок, и эти скалы вас раздавят. Вам это нужно?
Коп было немного растерялся, но потом снова обрел твердую почву под ногами.
– Мне наплевать на ваши угрозы, – заявил он по-английски. – Ордер на арест – это пустая формальность. Вы просто пойдете со мной, и все!
– Вот говнюк! – Марти набрал какой-то номер, вытащил из бокового гнезда комма разъем для подключения и подсоединил его к своему имплантату.
– Немедленно сообщите, с кем это вы связываетесь! – разошелся полицейский. Марти ничего не ответил, взгляд его сделался немного отрешенным. – Cabo! – коротышка взмахнул рукой, и один из полицейских приставил ствол винтовки к подбородку Марти.
Марти не спеша поднял руку и отсоединил разъем от имплантата. Не обращая ни малейшего внимания на винтовку, он наклонился над коротышкой-полицейским и посмотрел ему в глаза. Голос у него чуть дрожал от напряжения, но звучал весьма внушительно:
– Через две минуты вы должны позвонить своему начальнику, Хулио Кастенаде. Он подробно разъяснит вам, какую чудовищную ошибку вы едва не совершили, хотя и несознательно. А еще лучше вам просто вернуться в свои казармы. И больше не доставлять неприятностей команданте Кастенаде.
Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга. Потом коп дернул подбородком в сторону, и его подручный убрал оружие от Марти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55