Я прошел мимо нескольких вагонов подземки прошлого столетия. Их якобы пуленепробиваемая обшивка была вся испещрена вмятинами и царапинами. Паровой локомотив девятнадцатого века выглядел гораздо сохраннее.
Амелия ждала меня у дверей бара.
– Я взяла такси, – пояснила она, когда мы обнялись.
Она повела меня в бар, где звучала странная мрачноватая музыка.
– Так кто тебе этот Пит? Старый друг, говоришь?
– Это Питер Бланкеншип. – Я покачал головой. Но имя было смутно знакомое. – Он занимается космологией.
Робот-официант принес наш чай со льдом и сообщил, что отдельный кабинет обойдется нам в десять долларов. Я заказал еще стакан виски.
– Так, значит, вы друзья…
– Нет, мы просто знакомые. И я бы хотела, чтобы никто не знал, что мы с ним встречались.
Мы взяли свои стаканы, прошли и сели в свободном кабинете. Амелия внимательно посмотрела мне в глаза.
– Давай я попробую…
– Я убил человека.
– Что?!
– Я убил мальчика, не военного. Застрелил его из своего солдатика.
– Но как такое могло случиться? Я думала, тебе обычно не приходится убивать даже вражеских солдат…
– Это была случайность.
– Ты, наверное, как-то на него наступил?
– Нет, это был лазер…
– Ты «случайно» застрелил его лазером?
– Нет, пулей. Я целился ему по коленям.
– Ты стрелял в невооруженного гражданского?
– Он был вооружен. Это у него был лазер! Там был настоящий дурдом, обезумевшая толпа. Нам приказали стрелять во всех, у кого есть оружие.
– Но он ведь не мог повредить тебе… Он мог попасть только в твою машину.
– Он стрелял без остановки, почти не целясь, – я говорил неправду. Вернее, полуправду. – Он мог перестрелять там кучу народа.
– А ты не мог стрельнуть по его оружию?
– Нет, у него был тяжелый «ниппонекс». На этих моделях пуленепробиваемый корпус с абларовым покрытием. Понимаешь, я целился ему по коленям, и вдруг его кто-то толкнул в спину. Он начал падать – и моя пуля попала ему в грудь.
– Значит, это действительно был несчастный случай. Мальчику не стоило играть с игрушками взрослых.
– Ну, если ты так это воспринимаешь…
– А как это воспринимаешь ты? Ты ведь уже нажал на курок.
– Это безумие. Ты слышала, что было вчера в Либерии?
– В Африке? Знаешь, я была так занята…
– В коста-риканской Либерии.
– Ах, вот как! Значит, этот мальчик был там?
– Да, и тысячи других людей. И тоже «были», – я глотнул слишком много виски сразу и закашлялся. – Какие-то экстремисты убили пару сотен детишек и представили это так, будто мы в ответе за их гибель. Одно это было более чем ужасно. А потом на нас набросилась обезумевшая толпа, и… И… Средства для усмирения толпы мало того что не сработали – они сработали, только наоборот. Вместо того, чтобы успокоиться, народ разбушевался еще больше, и сотни людей погибли, растоптанные в жуткой давке. А потом они начали стрелять, стрелять в своих собственных людей. И мы… Мы…
– О, господи! Мне так жаль… – дрожащим голосом произнесла Амелия. – Тебе так нужна поддержка, а тут являюсь я, усталая и взвинченная, со своими заботами… Бедный мой… Ты говорил с психологом?
– Ага. Он мне здорово помог, – я выковырнул кубик льда из стакана с чаем и бросил его в виски. – Сказал, что я должен с этим справиться.
– В самом деле?
– Он дал мне какие-то таблетки.
– Ты поосторожнее с таблетками. И с выпивкой.
– Слушаюсь, доктор, – я отхлебнул маленький глоток.
– Это серьезно. Я беспокоюсь за тебя.
– Ага, я тоже. Так что там у тебя с этим Питом?
– Но ты…
– Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Для чего ты ему понадобилась?
– Для Юпитера. Он хочет опровергнуть основные положения космологии.
– А при чем тут ты? Наверное, любой из команды Макро знает о космологии больше, чем ты, – даже я, наверное, разбираюсь в этом лучше!
– Да, конечно. Вот именно поэтому он и выбрал меня – все, кто выше меня по служебному положению, участвовали в планировании проекта «Юпитер» и совершенно определенно относятся к… некоторым его аспектам.
– Что за аспекты?
– Я не могу тебе сказать.
– Давай, выкладывай.
Амелия взяла стакан с чаем, но пить не стала – только посмотрела на него.
– Я не могу тебе рассказать, потому что ты никак не сможешь сохранить это в тайне. Вся твоя группа узнает об этом уже на следующем дежурстве, как только ты подключишься.
– Они ни черта не понимают в науке. Любой из них не отличит Гамильтона от гамбургера. Все, что имеет отношение к технике, они воспринимают только по моей эмоциональной реакции, не более того. Никакие технические детали им недоступны – это для них все равно что древнегреческий язык.
– А я и говорю о твоих эмоциональных реакциях. Все, Джулиан, больше я ничего не могу сказать. Не спрашивай, пожалуйста.
– Ну хорошо, хорошо! – я выпил еще и нажал кнопку вызова официанта. – Давай возьмем что-нибудь поесть.
Амелия заказала бутерброды с лососем, а я взял гамбургер и еще виски, двойную порцию.
– Значит, вы с этим Питом совсем чужие люди друг для друга? И никогда раньше не встречались?
– К чему эти расспросы, Джулиан? Что ты имеешь в виду?
– Только то, что говорю.
– Я встречала его лет пятнадцать назад на коллоквиуме в Денвере. Если ты помнишь, в то время я жила с Марти. Он поехал в Денвер, а я – с ним.
– А, вот оно как… – я допил первый стакан виски.
– Джулиан… Не выдумывай того, чего нет. Все в порядке. Он старый и толстый и еще более нервный, чем ты.
– Вот спасибо. Так когда ты вернешься домой?
– Завтра у меня занятия, так что я вернусь утром. А потом еще раз съезжу сюда в среду, если мы не успеем закончить все дела сегодня.
– Понятно.
– Прошу тебя, Джулиан, никому не рассказывай, что я была здесь, особенно Макро. Ладно?
– Думаешь, он будет ревновать?
– Ну при чем тут ревность? Я же тебе говорю, дело совсем в другом… – Амелия устало опустила плечи. – Просто Питер резко выступал против Макро в «Физикс ревью». Я окажусь в дурацком положении, если стану на сторону Пита, выступлю против своего непосредственного начальника.
– Ага, все дело в карьере!
– Здесь затронуто гораздо большее, чем карьера. Это… Нет, Джулиан. Пойми, я не могу тебе рассказать.
– Потому что я слишком нервный.
– Нет. Не поэтому. Вовсе не поэтому! Я только… – официант прикатил в кабинет столик с нашими заказами. Амелия завернула свой бутерброд в салфетку и встала. – Пойми, Джулиан, ты просто всего не знаешь, и я не имею права тебе рассказать. Надеюсь, ты уже в порядке? Я должна идти.
– Иди, конечно. Я понимаю – работа.
– Это больше, чем работа. Потом, когда ты узнаешь, ты все поймешь и простишь меня за вынужденную скрытность. Мы обязательно поговорим еще об этом мальчике. И обо всем остальном. А пока пей таблетки и не принимай случившееся слишком близко к сердцу, – Амелия нежно поцеловала меня и выскользнула из кабинета. Глаза ее были влажными от слез. Я проводил ее взглядом.
Гамбургер выглядел неплохо, но на вкус был как мертвечина. Я откусил кусок, но не смог проглотить – выплюнул все на салфетку и прополоскал рот парой-тройкой глотков виски. Потом я еще раз позвонил, требуя виски, но столик сказал, что в течение следующего часа спиртного я больше не получу.
Я поехал в аэропорт и, ожидая самолета, выпил еще в двух местах. Я пил, и пока летел, пил, пока ехал в такси.
Дома я нашел полбутылки водки и вылил все в большую кружку, перед тем насыпав туда целую горку ледяных кубиков. Я помешивал водку в кружке, пока она как следует не охладилась. Потом я открыл коробочку с таблетками, высыпал их все на стол и аккуратно разложил на семь кучек по пять штук в каждой.
Я сумел проглотить шесть кучек, запивая каждую глотком ледяной водки. Перед тем, как взяться за седьмую, последнюю, мне вдруг вздумалось написать Амелии записку. В конце концов я был ей очень многим обязан. Но когда я попытался встать, чтобы найти где-нибудь бумагу и карандаш, мои ноги отказались повиноваться – они лежали неподвижно, как мертвые глыбы. Какое-то время я обдумывал эту неприятность и решил просто выпить оставшиеся таблетки – протянул за ними руку, но рука обвисла и закачалась, словно маятник. Все равно – я смотрел на таблетки и никак не мог сфокусировать на них взгляд. Тогда я просто откинулся в кресле и расслабился – ощущение было очень приятное, я как будто парил в пространстве. Потом я подумал, что, наверное, это – последнее ощущение в моей жизни, и решил, что это хорошо. Во всяком случае, так гораздо лучше, чем гоняться за всеми этими генералами.

* * *
Войдя в квартиру шестью часами позже, Амелия почувствовала резкий запах мочи. Она быстро осмотрела все комнаты и наконец нашла Джулиана в алькове-библиотеке. Он лежал, мешковато обвиснув, на ее любимом кресле. Перед ним на столике осталась последняя маленькая кучка таблеток, пустая коробочка от лекарства и большая кружка, до половины налитая теплой водкой, разбавленной водой.
Всхлипывая, Амелия потрогала его шею, нащупывая пульс – пульс как будто был. Испуганная Амелия дважды сильно ударила Джулиана по щекам – никакой реакции.
Она позвонила в службу спасения, но оказалось, что все бригады сейчас на вызовах и придется ожидать не менее часа. Тогда Амелия связалась с медпунктом университетского городка, рассказала, что у нее случилось, и сказала, что привезет Джулиана туда. Потом она вызвала такси.
Амелия стащила Джулиана с кресла, подхватила под руки и попыталась вытащить из алькова. Но у нее не хватило сил – она не смогла его поднять. А волочить Джулиана через весь дом по полу, держа за ноги, Амелия тоже не могла – это было слишком постыдно. Она выскочила обратно на улицу и чуть не врезалась в мускулистого парня-студента. Студент сразу согласился помочь. Он вынес Джулиана, поместил в такси и поехал вместе с Амелией до больницы, задавая по дороге вопросы, на которые она отвечала только невразумительными восклицаниями.
Как оказалось, студенту не обязательно было провожать Амелию до больницы – его помощь больше не понадобилась, потому что у больничного подъезда уже поджидали доктор и двое санитаров с носилками. Санитары быстро погрузили Джулиана на каталку, а доктор сделал ему две инъекции – в руку и в грудную клетку. После инъекции в грудную клетку Джулиан застонал и дернулся, глаза его приоткрылись, но видны были одни белки. Врач сказал, что это хороший признак. Только рез сутки можно будет наверняка сказать, выздоровеет ли больной, так что Амелия могла либо ждать здесь, либо пойти домой.
Она сделала и то, и Другое – поехала на такси вместе со своим помощником-студентом обратно домой, положила в сумку тетради и записи для будущих занятий и вернулась в больницу.
В комнате ожидания не было больше ни души. Амелия взяла чашечку кофе из автомата и присела на край кушетки.
Она разобрала бумаги, разложила их по порядку и стала просматривать заметки для лекции, но никак не могла сосредоточиться на них. Ей было бы трудно нормально заниматься обычной работой, даже если бы дома все было в порядке. Если Питер прав – а Амелия верила, что так и есть, – то проекту «Юпитер» конец. И его скоро закроют. Одиннадцать лет, большая часть ее профессиональной карьеры физика, пойдет коту под хвост. А тут еще и это! Этот неожиданный кризис в личной жизни… Несколько месяцев назад Джулиан настроил на нее свои мысленные часы, отсчитывающие время жизни. Это она во всем виновата! Если бы она сумела отбросить в сторону работу с Питером, если бы она сумела позабыть о своей карьере – и помогла Джулиану справиться с его страданиями и чувством вины, он бы не попал сюда, в больницу.
А может, и попал бы. Но тогда в этом не было бы ее вины.
В комнату вошел негр в мундире полковника и сел на кушетку рядом с Амелией. Резкий лимонный аромат его одеколона забивал больничные запахи. Полковник сказал:
– Вы, наверное, Амелия?
– Меня зовут Блейз. Или профессор Хардинг. Полковник-неф кивнул, но руки не подал.
– Я психотерапевт Джулиана, доктор Замат Джефферсон.
– Должна заметить, ваша психотерапия не сработала.
Полковник снова кивнул.
– Да, я знал, что у него суицидальные намерения. Я подключался вместе с ним. Поэтому я и дал ему таблетки, которыми он отравился.
– Что?! – Амелия в недоумении уставилась на психотерапевта. – Как прикажете это понимать?
– Он мог принять сразу всю упаковку таблеток и остаться в живых. Был бы в коме, но не смертельной.
– Значит, он вне опасности?
Полковник выложил на столик перед собой розовый лабораторный бланк и разгладил его обеими руками.
– Посмотрите вот сюда, в графу «алкоголь». Содержание алкоголя в крови – тридцать пять промилле. Одного этого почти хватает для самоубийства. Смертельная концентрация – сорок промилле.
– Вы и так знаете, что он много выпил. Вы же подключались вместе с ним.
– Вот именно. Обычно он не напивается так сильно. И сценарий, который Джулиан придумывал для самоубийства… Ну… Вообще-то, там не было ни алкоголя, ни таблеток.
– Вот как? И как же он собирался это устроить?
– Я не могу вам сказать. Но это должны были быть противозаконные действия, – психолог взял бланк с результатами анализов и аккуратно сложил пополам. – И в этом… В этом вы могли бы помочь.
– Помочь кому? Ему или армии?
– И ему, и армии. Если Джулиан выкарабкается из того состояния – а я почти уверен, что он оправится, – то он больше никогда не сможет работать механиком. Вы можете помочь ему это пережить.
Амелия помрачнела.
– Что вы имеете в виду? Ему ненавистна сама мысль о том, чтобы быть солдатом?
– Возможно. Но к подключениям вместе со своей группой он относится совсем иначе. Это серьезный довод. Джулиан в какой-то мере пристрастился к такой тесной взаимосвязи – можно сказать, к близости – с другими людьми, со своей боевой группой. Возможно, вам удастся хоть как-то помочь ему смириться с этой утратой.
– Близость… Секс?
– Вот именно, – черный доктор еще раз сложил листок с анализами пополам и разгладил сгиб ногтем. – Амелия, Блейз, я не знаю, понимаете ли вы, как сильно он вас любит, насколько он от вас зависим.
– Конечно же, я знаю. И это чувство взаимно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55