– И куда дальше?
– На первый рейс до Хьюстона! – майор открыл дверцу и не очень-то вежливо затолкал Амелию в машину.
– Майор Инграм? – раздался голос Джулиана. Наполовину забравшись в такси, майор обернулся.
– Что вам надо, сержант?
– Ваш полет отменяется, – в руке у Джулиана был маленький черный пистолет. Он выстрелил почти неслышно, и, как только Инграм обмяк, Джулиан подхватил его и сделал вид, что помогает сесть в машину. Потом Джулиан тоже сел в такси, расплатился карточкой из бумажника Инграма, после этого сунул его себе в карман и назвал адрес: – Гранд-стрит, 1236. Окружной дорогой, пожалуйста.
– Здорово, что ты пришел, – сказала Амелия, стараясь говорить спокойно. – У нас есть знакомые в Омахе?
– У нас есть знакомые, которые ждут нас на Гранд-стрит.
Такси зигзагом виляло по городу, а Джулиан смотрел назад, проверяя, не следят ли за ними. Машин на улицах было немного, так что заметить слежку, если бы она была, не составило бы труда.
Когда такси свернуло на Гранд-стрит, Джулиан повернулся вперед.
– Черный «Линкольн» у следующего перекрестка. Остановись возле него, мы там выйдем.
– Если меня оштрафуют за парковку в неположенном месте, ответственность будет лежать на вас, майор Инграм, – сообщило такси.
– Ясное дело, – такси остановилось возле большого черного лимузина с тонированными стеклами и номерами священнослужителя Северной Дакоты. Джулиан вышел из такси и перетащил Инграма на заднее сидение «Линкольна». Со стороны это выглядело так, будто солдат помогает пьяному вдрызг офицеру.
Амелия последовала за ними. На переднем сиденье находились двое: водитель – довольно мрачного вида седой мужчина в белом воротничке священника и Mapти Ларрин.
– Марта!
– Спешу на помощь. Это тот самый парень, что притащил тебе те бумаги? – Амелия кивнула. Когда машина тронулась с места, Марти протянул руку к Джулиану. – Дай мне взглянуть на его документы.
Джулиан вынул из кармана приличных размеров бумажник.
– Блейз, познакомься, это отец Мендес, из ордена францисканцев и Рейфордской тюрьмы строгого режима, – Марти раскрыл бумажник и принялся исследовать его содержимое, подсвечивая себе маленьким фонариком, который отыскался на приборной доске автомобиля.
– Насколько я понимаю, вы – доктор Хардинг, – Мендес приподнял руку в приветственном жесте, другой рукой ведя машину – лимузин был на ручном управлении. Впереди послышался звон колоколов, и на следующем перекрестке Мендес повернул, остановил машину и сказал: – Мы приехали.
– Вот это да! – воскликнул Марти и включил освещение салона. – Проверьте его карманы, нет ли там копий его приказов, – он достал из бумажника фотографию мужчины с немецкой овчаркой. – Хорошая собачка. А семейных фотографий нет.
– Обручального кольца у него тоже нет, – заметила Амелия. – Это важно?
– Обычное дело. У него есть имплантат?
Амелия ощупала затылок Инграма, пока Джулиан проверял содержимое его карманов.
– Парик, – она приподняла край парика. Парик сдвинулся с противным резким скрипом. – Имплантат есть.
– Прекрасно. Что там в карманах?
– Приказов нет. Билеты на самолет – на него и троих спутников, «два заключенных и охрана».
– Куда и на какое время?
– Открытый билет на Вашингтон. Класс допуска – два ноля.
– Это очень много или очень мало? – поинтересовалась Амелия.
– Самый высший допуск. Я думаю, ты будешь не единственным нашим шпионом, Джулиан. Нам не помешает иметь своего человека в Вашингтоне.
– Ты имеешь в виду этого парня? – удивился Джулиан.
– Да, после того, как он пару недель проведет в подключении с Двадцатью. Как раз и проверим эффективность нашей методики.
Они еще не знали тогда, какой суровой окажется эта проверка.

* * *
Мы не брали с собой ни наручников, ни чего-нибудь в этом духе, так что когда Инграм на полпути до Дома Святого Бартоломью начал приходить в себя, я просто вкатил ему еще один транквилизирующий заряд. Обыскивая его карманы, я нашел «АК-101», маленький автоматический пистолет российского производства, любимое оружие наемных убийц во всем мире – в машинке не содержалось никаких нежелательных металлических Деталей. Так что мне совсем не хотелось находиться с ним рядом на заднем сиденье и вести беседы, несмотря на то что его пистолет был надежно спрятан в застегнутой кобуре. Этот парень наверняка знал кучу способов укокошить меня не то что голыми руками – одним носом.
Оказалось, что мои опасения были вовсе не напрасными. Когда мы доставили его в Дом Бартоломью, хорошенько привязали к стулу, ввели антидот, а потом Марта подключился с ним в одностороннем порядке – мы узнали, что этот парень был спецагентом военной разведки, временно прикомандированным к отделу Технологического обеспечения. Но, кроме этого, нам мало что удалось из него выудить – разве что воспоминания детства и юности, да еще энциклопедические познания в области нанесения всяческих увечий. Причем его не подвергали операции по селективной блокаде или замене памяти – той операции, которая понадобится мне самому, чтобы можно было внедрить меня в качестве шпиона. У Инграма была просто очень мощная гипнотическая установка – но она не слишком долго продержится после того, как Инграм подключится в двустороннем порядке с Двадцатью.
Но до тех пор все, что мы от него узнали – это номер кабинета в Пентагоне, куда он должен был посылать свои отчеты. Ему поручили найти Амелию и привезти ее обратно – или убить ее и себя самого, если ситуация выйдет из-под контроля. О ней он знал не так уж много – только то, что она и еще один ученый открыли новое оружие, настолько мощное, что позволило бы нгуми выиграть войну, если бы попало в руки врагов.
Да, странно все-таки они это восприняли. Сами мы обычно употребляли метафору «нажать красную кнопку» – но, естественно, для того, чтобы проект «Юпитер» вступил в конечную, необходимую стадию, понадобится целая команда ученых, которые в строгой последовательности выполнят нужные действия.
Теоретически процесс, конечно, можно сделать автоматическим, но все равно понадобится тщательная предварительная настройка. Но когда процесс будет запущен, не останется уже никого, кто мог бы сделать его автоматическим.
Так, значит, кто-то из редакторской коллегии Астрофизического журнала работает на милитаристские структуры… Что ж, ничего удивительного. Но знать бы еще, действительно ли редколлегия отказала в публикации нашей статьи только под нажимом военных или они нашли какую-то неточность в расчетах?
Мне хотелось бы думать, что если бы они на самом деле сумели опровергнуть нашу теорию, то вряд ли военные стали бы охотиться за Амелией или, предположим, за Питером. Но военные могли решить, что в любом случае благоразумнее будет избавиться от них, так или иначе. Что поделаешь – война, как говорят они.
Кроме двоих подключенных, в конференц-зале было только четверо – я с Амелией, Мендес и Меган Орр, врач, которая осматривала Инграма и вводила ему антидот. Было еще только три часа утра, но спать никому не хотелось.
Марти отключился сам, потом вынул разъем из имплантата Инграма.
– Итак? – проронил он.
– Трудно так сразу все это переварить, – откликнулся Инграм и посмотрел на свои стянутые ремнями руки. – Мне бы гораздо лучше думалось, если бы вы меня развязали.
– Это не опасно? – спросил я у Марти.
– Оружие у тебя наготове?
Я показал пистолет с транквилизирующими зарядами.
– Более или менее.
– Я думаю, можно его развязать. При определенных обстоятельствах он мог бы доставить нам неприятности, но не в запертой комнате, под наблюдением вооруженного охранника.
– А я даже и не знаю… – сказала Амелия. – Может, лучше подождать, пока он не пройдет это просветляющее лечение? По-моему, это очень опасный субъект.
– Мы с ним управимся, – ответил Мендес.
– Важно договориться с ним прямо сейчас, пока он только теоретически ознакомился с сутью предстоящей процедуры, – сказал Марти. – На эмоциональном уровне это его пока нисколько не затронуло.
– Могу себе представить, – фыркнула Амелия. Марти отвязал Инграма и сел в кресло.
– Спасибо, – сказал Инграм, растирая запястья.
– Вот что я хотел бы узнать прежде всего…
То, что случилось потом, произошло так быстро, что я не смог бы даже связно описать это, не просмотрев запись наблюдательной видеокамеры, которая была в комнате.
Начав говорить, Инграм чуть передвинул свой стул, словно бы для того, чтобы поудобнее развернуться к Марти. На самом же деле он только убрал препятствие с дороги и обеспечил себе опору.
Одним молниеносным движением, достойным олимпийского чемпиона по гимнастике, Инграм выбросил тело вверх и по ходу дела ударил Марти в подбородок носком ботинка, потом перекувырнулся через стол, в ту сторону, где сидел я – пистолет был у меня руках, но я не успел толком прицелиться. Все-таки я выстрелил один раз – куда попало, наудачу, – прежде чем Инграм обеими ногами врезал мне в грудь, сломав при этом пару ребер. Я выронил пистолет, а Инграм подхватил его прямо в воздухе, потом без помощи рук, плечом вперед перекатился через стол, пружинисто, как танцовщик, приземлился на ноги и сразу же плавным, точным движением провел удар ногой мне в голову. Этим ударом он собирался вышибить мне мозги, но не все и не всегда получается так, как нам хочется.
Лежа на полу, я видел не так уж много и услышал только, как Марти сказал: «Не сработало». Потом я потерял сознание.
Я пришел в себя, сидя в своем кресле. Доктор Меган Орр как раз выдергивала иголку шприца из моей руки. Человек, которого я узнал, но не смог сразу вспомнить его имя, то же самое делал с Амелией. Вспомнил я почти азу – это был Лобелл, Марк Лобелл, единственный из Двадцати, с которым я еще не подключался напрямую.
Казалось, мы вернулись на несколько минут назад во времени и можем снова попробовать сделать то, что не получилось. Каждый сидел на том же самом месте, что и раньше. Инграм снова был надежно прикручен к стулу. Но при каждом вдохе у меня сильно болело в груди, и я не знал, смогу ли сейчас разговаривать.
– Мег, – прохрипел я. – Доктор Орр! – она повернулась ко мне. – Можно будет зайти к вам, когда все это закончится? Кажется, у меня сломано ребро или даже два.
– Хотите, сейчас пойдем и посмотрим, что у вас там?
Я покачал головой. От этого движения в горле заболело еще сильнее.
– Нет, хочу послушать, что расскажет этот ублюдок. Марк стоял возле открытой двери.
– Мне нужно несколько минут, чтобы подготовиться.
– Хорошо, – Меган подошла к Инграму, единственному, кто был до сих пор без сознания, и остановилась у него за спиной.
– Там, за дверью – комната дежурного, туда поступают данные с наблюдательных камер, – пояснил Мендес. – Марк увидел, что тут у нас происходит, и мгновенно заполнил зал усыпляющим газом. Это необходимая предосторожность, когда имеешь дело с посторонними.
– Значит, вы действительно неспособны применять насилие? – спросила Амелия.
– Я способен, – ответил я. – Ничего, если я пну его несколько раз, пока он не пришел в себя?
– Вообще-то, мы можем защищаться. Но я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из нас на кого-нибудь напал, – Мендес кивнул в мою сторону. – Кстати, Джулиан заговорил об известном парадоксе – если бы он напал на этого человека, я мало чем мог бы ему помочь.
– А если бы напали на кого-нибудь из Двадцати? – спросил Марти.
– Ответ очевиден. Это была бы чистая самозащита – все равно, как если бы напали на меня самого.
– Можно мне продолжать? – спросила Меган. Мендес кивнул, и она ввела Инграму стимулятор.
Он быстро пришел в себя, непроизвольно дернулся, потом дернулся еще пару раз, проверяя крепость пут, и наконец затих.
– Что бы это ни было, действует оно забойно, – заметил он. Потом посмотрел на меня. – Знаешь, а ведь я должен был тебя убить!
– Вот говнюк! Ну не получилось – подумаешь! Не плачь, ты старался, как мог.
– Молись, чтобы никогда не узнать, на что я способен, когда стараюсь по-настоящему.
– Господа, господа, – вмешался Мендес, – мы все согласны с тем, что вы двое – самые опасные люди в этой комнате.
– А по большому счету, все остальные, кто есть в этом доме, – самые опасные люди во всем мире, – добавил Инграм. – А может быть, даже и во все времена.
– Мы примем во внимание вашу точку зрения, – заверил его Марти.
– Тогда примите во внимание и еще кое-что. Вы собираетесь устроить полное вырождение человеческой расы за какие-нибудь пару поколений. Вы чудовища. Вроде инопланетян, которые хотят уничтожить человечество.
Марти широко улыбнулся.
– Вы знаете, а это сравнение раньше как-то не приходило мне в голову. Но единственное, что мы хотим уничтожить – это способность человеческой расы к самоуничтожению.
– Если даже это сработает – в чем я далеко не уверен, – что хорошего в том, если мы превратимся в нечто иное, в каких-то нелюдей?
– Половину из нас и так нельзя назвать людьми в полном смысле этого слова, – спокойно возразил Марти.
– Вы поняли, что я имел в виду.
– А много ему известно о том, почему это надо сделать так спешно? – поинтересовался я.
– Только в общих чертах, без подробностей, – ответил Марти.
– Вы, наверное, толкуете об этом «абсолютном оружии», какое бы оно там ни было? Мы привыкли уживаться с «абсолютным оружием» аж с тысяча девятьсот сорок пятого года, – ухмыльнулся Инграм.
– Даже раньше, – вставил Мендес. – Аэропланы, танки, нервно-паралитический газ тоже когда-то считали абсолютным оружием. Но эта штука чуточку более опасна. И чуть более абсолютна.
– И это вы ее придумали! – воскликнул Инграм, глядя на Амелию со странным, благоговейным выражением на лице. – Но все другие люди, все эти «Двадцать» – они тоже знают о ней.
– Не знаю, как много им известно, – ответила Амелия. – Я с ними не подключалась.
– А вот вы подключитесь, и очень скоро, – пообещал ему Мендес. – Вот тогда вы сами все узнаете и все поймете.
– Это преступление – принуждать кого-то подключаться против его воли!
– Да, преступление. Но похищение человека и введение ему наркотиков – тоже преступления, которые вряд ли порадуют федеральные власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55