И закрываюсь опять фуфайко
й. Последующие минут 30-40 проходят в отбивании атак Насти и уголовных стате
й. Пытаются прорваться и более мелкие взрывоопасные предметы: девочка-д
ощечка Наташка, мои книги, наша с Настенькой спальня, она, сонная, пьёт утр
ом чай как хитрая лиса из блюдечка.
«Гуляем?» Ц в кормушке появляется голова Zoldaten, ответственного за гулянье,
как бы начальника смены. «Гуляем». «Через пятнадцать минут». Этому я рад. В
сё. Конец мучениям. Я вскакиваю. Умываюсь. Готовлю леденцы в кулёчке. Готов
лю два куска картона Ц помещать на них ладони при отжимании. Снимаю курт
ку. Снаружи, думаю, градусов десять тепла. При первых же упражнениях стане
т жарко.
Аслан накрыт с головой. Иван закутан весь кроме лица, рот его открыт и спол
з вниз, большой мятый рот. Болтливого, любящего поспорить и постебаться е
врея. Только однажды они вышли со мной на прогулку. Раз за десять дней.
Умывшись, я нажимаю «вызов». Дежурный открывает кормушку. «Будьте добры
принесите очки». Кормушка закрывается. Я выключаю вызов. Если не выключи
ть Ц Zoldaten хлопнет кормушкой Ц условный сигнал. Мол, выключи.
В зависимости от расторопности через пару минут или более Zoldaten протягивае
т в кормушку очки. «И включите, пожалуйста, второй свет!» От повторяемости
тюремных формул противно, но если сменить формулы, то тюремную машину за
клинит. Чай пить нет смысла, не успею, сказано же было, через 15 минут. Они мог
ут растянуться до получаса или же сократиться до десяти, однако лучше вы
пить чаю придя с прогулки. Я наклоняюсь над дубком, включаю ящик, НТВ. Посл
едние минуты перед новостями. Слева у логотипа НТВ Ц цифры времени. Разб
орчиво видны 7, двоеточие, пятёрка, а вот что следует за пятёркой Ц неразб
орчиво. Наконец, вот новости: «Талибы отвергли ультиматум о выдаче Усамы
бен Ладена». «Путин собрал в резиденции Бочаров Ручей всех своих силовых
министров». «Состоялась панихида по высшим офицерам Генерального Штаб
а, погибшим в результате катастрофы вертолёта в Чечне».
Новости лишь кажутся новостями. Что ультиматум предъявлен, мы знали, что
Путин собрал министров, мы знали, что вертолёт с двумя генералами и аж вос
ьмью полковниками сбили, мы тоже знали. Иллюстративное обеспечение инфо
рмации архивное, только панихида свежеотснята, все остальные сюжеты кое
-как проиллюстрированы чёрт знает какими картинками. И всё же Ц окно в ми
р. Всё же эти звуки и это серо-синее изображение расширяет тюремную камер
у. Всё же появляется перспектива: мир снаружи. Иначе мир бы измерялся от Ив
ановых пяток до решки на окне.
В замок вставили ключ. Я выключаю телевизор. Беру свои леденцы и картонки,
руки за спину, лицом к двери Ц жду. Дверь открывается. По тюремным правила
м нельзя выводить зэка одному. Посему за дверью их как минимум двое. Двери
открываются. Да, Ц двое. Выхожу, поворачиваю налево, и по зелёной дорожке,
наверху амфитеатр Ц все четыре этажа. Они следуют со мною, один Ц вперед
и, другой Ц сзади. Номера камер уменьшаются слева, «тридцать один», «трид
цать», «двадцать пять», далее пульт, атланты держат окно, узловая связка б
уквы "К" Ц её пазуха. По пути меня передают друг другу. Те Zoldaten, кто начинал ид
ти со мною, отстали, но зато идут другие. Всего их скапливается в эти момен
ты от шести до десяти Zoldaten. От пульта направо Ц пересекаю ровно посередине
самую длинную черту буквы "К". Открытая дверь Ц иду в неё Ц мимо висящих в
шкафу фуфаек и лежащих шапок, затем налево, и вот два лифта: обе крашеные с
ерые двери. Один уже ждёт открытый Ц не спрашивая иду в лифт. В самую глуб
ину. Лифт разделен на два отсека. Из своего Ц большего Ц Zoldaten задвигает за
мною скользящую дверь. Сверху, и двери, и стенки в стекле. Он закрывает лиф
т. Нажимает кнопку. Едем на крышу. Прогуливаются в крепости Лефортово на к
рыше.
Он выходит из лифта. «Идём?» Ц обращается не ко мне, но к невидимому пока к
оллеге. Мне он говорит «Пошли!», выходим вперёд. Там нас ждёт выводящий сег
одня Zoldaten. Загнав нас в прогулочные дворики, он подымется над нами и будет на
блюдать нас сверху, разгуливая над нашими зинданами. Десяток шагов, пово
рот направо: пятнадцать дверей в коридоре с обеих сторон с цифрами, Ц «пя
тнадцатая» самая близкая, «первая» Ц в дальнем конце коридора, Ц самая
неуютная и самая маленькая. Сегодня мне досталась «четырнадцатая». Едва
ли не лучшая. Дверь в неё открыта. Захожу. Вверху небо в решётку и сетку. Одн
а четвёртая затянута железным листом. Прохладно. Облупленный цементный
пол. Дико орёт музыка. Это чтобы мы не могли переговариваться из зиндана в
зиндан. Кладу леденцы и картонки на выщербленную лавку. Небо чистое, холо
дное, солнечное небо бабьего лета в Москве. Бля, при мысли «бабье» сжимаю з
убы. Долой бабье, вон бабье! Скоро холод, скоро дожди, скоро зима, зима Ц хор
ошо. Не так будет больно сидеть.
Музыка заканчивается. Знакомый голос Ксении Лариной. И её мужа Рената Ва
лиулина. Повезло. «Эхо Москвы». Подымаюсь на носках, Ц выношу руки из-за с
пины перед собой, Ц вытягиваю на высоте плеч и приседаю. Ц Раз! Ц пошёл.
Ц Два, то же самое. Перекатываю леденец языком. Три, четыре…
Прогулочные дворики по сути такого же размера, что и камеры. «Первый» дво
рик много меньше камеры, «четырнадцатый» дворик шире и больше, конечно. Н
о дело в том, что тут есть небо. Видны облака. Когда идёт дождь, я всё равно х
ожу под дождём. Ну разве что не ложусь делать отжимания. Воздух, опущенный
в зиндан с неба, в сущности такой же что и на воле.
Сделав сто приседаний, я совершаю бег на месте. Считаю по левой ноге сотню
раз. Затем раскладываю картонки на цементном полу, опускаюсь, кладу ладо
ни на картонки, вспоминаю тирана Лёху и начинаю дышать, пыхтеть, прижимат
ься к цементу и отжиматься. Сделав тридцать раз Ц встаю. Стены в зиндане и
з некогда жёлтой штукатурки. Наложенная комками, неприглаженной, она ими
тирует что-то, природные камни, хер его знает, что. Ближе и ниже к полу штука
турка покрыта зелёным микроскопическим мхом. Только скамейка и жестяна
я банка, служащая пепельницей и плевательницей в углу зиндана Ц вот и вс
я обстановка, если можно так выразиться, мебель зиндана.
Когда я сидел с Лёхой, мы не занимались спортом на прогулке. Ни я, ни он. Отно
сясь к спорту серьёзно, мы планировали день так, чтобы и он и я имели свой ч
ас или более для занятий спортом в камере. Я брал себе два часа. Когда я сид
ел с Мишкой, все три с лишним, почти четыре месяца,
я делал на прогулке только часть упражнений: приседания и бег. Отжимания
же я совершал в камере, между полуднем и часом дня, пока Мишка спал. Теперь
нас в камере трое, и я перенёс большую часть упражнений на прогулку. А ещё
сотню отжиманий совершаю после обеда, ближе к вечеру, когда сижу в карцер
е, в камере номер тринадцать, куда меня выводят для работы, я там пишу. В люб
ом случае там холодно, и часам к шести неизбежно следует подвигаться, ина
че околеешь и простудишься.
Точно маньяк, Лёха неизменно ходил со мной на прогулку, бандит Мишка сход
ил три или четыре раза, новые сокамерники Аслан и Иван пока сходили один р
аз. Так что я нахожусь в прогулочном зиндане в полном одиночестве. Нескол
ько раз я слышал женский смех, и даже различил голос девушки, говорящей с а
кцентом. Несколько раз слышал звук настырного разговора, возможно даже с
соры, и подумал, уж не Лёха ли Минотавром наезжает на очередного клиента, п
риближая своё освобождение. Большей частью слышны лишь чьи-то прыжки. Во
зможно это герой моей книги «Охота на Быкова», Анатолий Петрович Быков, б
ывший председатель Совета Директоров Красноярского Алюминиевого Комб
ината, прыгает. А женский смех Ц это одна из трёх таджичек, арестованных з
а провоз наркотиков по тому же делу, что и известный мне Шамс, Ц Шамсутди
н Ибрагимов. По всей вероятности это одна из трёх таджичек, возможно женщ
ина по имени Лолита.
«Эхо Москвы» внезапно заменили. Ясно почему в этот раз заменили до срока.
Ксения Ларина и её муж Ренат Валиулин начали тихо разговаривать, Ксения
посмеиваясь, о том, о сём, неспеша, в воскресное утро. Нужного шума, необход
имого для того, чтобы сделать невозможным общение узников из зиндана в з
индан, не возникло. Посему «Эхо» безжалостно заменили «Авто-Радио». С Ксе
нией Лариной я знаком. Несколько леи назад она приглашала меня в студию «
Эха», и объявила радиослушательницам о том, «какой красивый мужик, если б
вы знали!» пришёл к ней в студию. На «Авто-Радио» пошляк завывает о том, что
у его любви села батарейка. Пошляка не вырубишь, и даже не зажмёшь пальцам
и уши, потому что я должен отработать свои 300 приседаний, 120 отжиманий и 600 сче
тов бега… На всё это уходит более пятидесяти минут времени, потому я инте
нсивно двигаюсь. Пот льёт у меня с лица. «Села ба-таа-рейка!» вопит пошляк.
Сверху на меня долго стоит и смотрит самый пожилой, грузный и противный
Zoldaten. «Этот работал здесь, когда ещё здесь расстреливали» Ц улыбаясь сооб
щил мне бандит Мишка. Под взглядом пожилого вертухая я чувствую себя чел
овеком попавшим в плен к обезьянам. Я всё чаще чувствую себя человеком по
павшим в плен к обезьянам. Да так оно и есть.
Истрепав себя, мокрый, я последовательно надеваю на себя одёжки. Как луко
вица. Футболку с капюшоном. Затем свитер. Готов к отбытию «домой», в камеру
. В руках очки. В дверь зиндана вставляют ключ. Забираю с лавки леденцы и ка
ртонки. Руки за спину. Выхожу. Следую меж апельсинового цвета дверей зинд
анов к лифтам. Еду вниз. Грандиозная архитектура первого этажа встречает
меня. Все четыре ножки буквы "К", во всём блистательном великолепии, в моме
нт, когда через все окна сияет солнечный день. Прямо театр. Чудо! Сказка! Пр
елесть. Стражники в мутно-зелёном разводят актёров.
И ведь не всё ещё закончено с внутренним убранством. В 1991 или 92 тюрьму Лефор
тово отдали было ментам. Менты Ц служивые люди сословием попроще, ободр
али храм государственных преступников, лишили его великолепия. Распрод
али мебель, разбазарили зелёные ковры. В 1996 году храм вернули в ФСБ. Постепе
нно новые-старые хозяева возвращают храму былую прелесть. Появились дор
ожки зелёного сукна. В нижнем конце буквы "К" видны скатанные рулоны некое
го добра, Ц дорожки или макеты. Я уверен их скоро расстелят. И в Бастилии н
ашей станет совсем уютно.
Меня подвели. У камеры уже ждёт Zoldaten с ключом. Заглядывает в глазок. Удовлетв
оренный, открывает. Трупиками спят, укрывшись с головой, и мошенник и боев
ик. Обращаюсь к Zoldaten: «Включите дальний свет, пожалуйста!» Включает. Делаю ша
г в камеру. Дверь с лязгом затворяется, ключ, обдирая замок, поворачиваетс
я.

МОЛОДОЙ БАНДИТ

Через пять минут после ухода Лёхи в камеру ввели делового молодого челов
ека в бейсболке, кофте с капюшоном, синих спортивных брюках с белой полос
ой лампасов и карманами. Молодой человек не смотрел на меня совсем, он оза
боченно взял из рук сопровождавших его Zoldaten свои вещи, и только убедившись,
что все его пакеты прибыли с ним, Ц только после этого познакомился со мн
ой. Через час он уже изготовил себе салат из огурцов и зелени, залил его ма
йонезом, и стал увлечённо поедать салат. На свободную шконку рядом с изго
ловьем кровати молодой человек положил учебник английского, учебник по
бизнесу и иллюстрированный цветной автомобильный журнал. Впоследствии
во все четыре месяца эти три предмета так и лежали там, на шконке. Лишь одн
ажды я поинтересовался учебником делового английского. Я решил, что мой
новый сосед Ц проворовавшийся бизнесмен. И ошибся. Вскоре выяснилось, ч
то у него статья 209 Ц бандитизм, и 222-я, часть третья. Когда это выяснилось, я с
тал называть его бандитом. Он возразил что-то против прозвища, но неактив
но, и я пришёл к выводу, что звание «бандита» ему нравится и льстит. Как Лёх
е, моему первому сокамернику, суке, нравилось когда я называл его «тиран».

Если «тиран» был толстоногим (он крайне удивился, когда я спросил его, дел
ает ли он упражнения для ног. «Зачем? У меня свои крепкие…»), то молодой бан
дит оказался тонконог как кузнечик, худ, и крайне самонадеян. Ему едва исп
олнилось 25 лет, но это была его вторая ходка. В первый раз он получил три год
а, но отсидел два года. Во время следствия он тогда сидел в СИЗО Матросская
тишина, позднее в лагере в Мордовии. После второго ареста он опять призем
лился в уже хорошо знакомой ему Матроске, и чувствовал там себя как рыба в
воде. Однако дело из суда было отправлено на доследование, ибо в деле
(according to Mishka, я основываюсь только на его словах) обозначился полковник ФСБ, как
овой прикрывал покупку/продажу оружия. И тогда молодого бандита Мишаню,
оторвав с корнями от родимой Матроски, переселили в Лефортово. Как видим,
история молодого бандита Мишани походит на историю Лёхи. Однако Мишаню я
ни в чём не подозреваю, и ни от кого с тех пор ничего предосудительного о н
ём не слышал. К тому же Лёхина история старательно скопирована «чекистам
и» с типовой истории молодого преступника, оказавшегося в руках у чекист
ов. Молодой криминал обыкновенно попадает в СИЗО Лефортово, поскольку од
ин из его подельников принадлежит к юрисдикции ФСБ.
Упершись спиной в подушку, сидя на кровати, Мишаня ностальгически повест
вовал мне о своей сладкой жизни в тюрьме Матросская тишина. Оказывается,
там всё запрещено и всё можно. Потому что, слава Богу, менты хотят жить и по
тому они все коррумпированы. На Матроске Мишка сидел на спецу, держал общ
ак и был чуть ли не смотрящим в хате, так как действительный смотрящий нас
только злоупотреблял наркотиками, что был неспособен к несению своих об
язанностей. Потому он поручал свою работу Мишке. Я полагаю, что Мишка из ос
торожности не преувеличивал. Он сам не раз говорил мне, что на тюрьме врат
ь опасно, что иные типы выдают себя за больших авторитетов и даже воров в з
аконе, но в тюрьме ничего не утаишь, и разоблачённые самозванцы рано или п
оздно бывают наказаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46