Хотя все четыре о
бучались в ВУЗах Харькова техническим наукам, полагаю кто-то из них завё
з для души и «Хрестоматию». Печкуров был майор, сослуживец отца, ему успел
и вручить ордер на обладание двумя из трёх комнат нашей квартиры, одну ко
мнату отписали нам, семье Савенко. А майор взял да и скончался вскоре от ле
йкемии Ц рака крови. Комнаты отнимать не стали. Комнаты остались жене и д
воим детям: Тамарке и Володьке. Жена захотела переехать и переехала из Ха
рькова на свою родину в город Ивано-Франковск в Западной Украине, а дети у
чились последовательно в харьковских ВУЗах и были нашими соседями…
Короче, лежит, высовываясь из-под ванной жёлтый брикет книги. Пятнадцати
летний отрок наклоняется, подымает книгу с плиточного пола. Открывает, н
ачинает читать. До этого отрок ненавидел стихи. И вдруг, через «Незнакомк
у», к нему приходит женщина. Проститутка. То есть профессиональная женщи
на. Творцы всегда любили и чувствовали проституток. (Он ещё не творец, но ч
увствует!) Бодлер, Ван Гог, Тулуз-Лотрек, тот же Саша Блок, я Ц грешный, уже н
емалая толпа. А если вспомнить глубже, Ц соперник Христа Симон-Маг, вози
л с собой повсюду проститутку и называл её Еленой Прекрасной. Симон-Маг п
о преданию мог летать, и на закате летел над Иерусалимом, но кто-то из прор
оков сбил его силою воли, а жаль. Симон-Маг один из моих любимых героев. Сре
ди окружавших Христа женщин было немало проституток. Мария Магдалина Ц
лишь самая известная. Она вымыла Христу ноги и высушила своими волосами,
что должно быть очень приятно…
Женщина склонилась над подростком, у которого ещё не было женщин. Пахнул
а на него винищем и духами. Блок описал в «Незнакомке» кабак в дачном Сест
рорецке, что под Петербургом, кабак на железнодорожном вокзале. Туда при
ходила одна тварь… И вот он написал об одной твари. Чтобы сын капитана Эдь
ка Савенко прочёл и втюкался, втюрился вдруг в проститутку, в запах винищ
а, в проститутский образ жизни, через стихи:
"И перья страуса склонённые/ В моём качаются мозгу
И очи синие, бездонные/ Цветут на дальнем берегу"
Если воспринимать буквально и только зрительно, то получается картина б
ельгийского сюрреалиста Рене Магрита: каменистый охровый берег, и на нём
цветут очи, окаймлённые перьями страуса. Несколько бессмысленные визуа
льные образы. На самом же деле Ц это гипнотический сеанс не визуального,
но звукового оболванивания подростка. «АУСА ЕЁННЫЕ, гу, гу» Ц вот к чему в
сё сводится. К шаманской краже души. Украл мою душу Блок. Позвал меня Блок
Крысоловом за собой, и по этой дорожке я и пошёл, и пришёл в конце-концов в т
юрьму. Моя мать недавно давала в Харькове, уже восьмидесятилетняя, интер
вью поэту Диме Быкову для еженедельника «Собеседник»: «Мы понимали, что
он не такой как мы. Он всегда был не такой как мы.» Ц призналась мать. То ест
ь я родился уже порченным, а потом мою душу и вовсе украл умелый ловкий чел
овек. «Блок Ц король/ И маг порока/ Роль и боль / Венчают Блока». Со мной ему
повезло больше, чем с Любой Менделеевой.
Я думаю, всё происходит следующим образом. Маг передаёт свою тайну друго
му и делает его магом. Это не значит, что они физически встречаются во врем
ени, хотя, может быть, бывает и так. Или встречаются они через посредника. К
ак Ницше и Фрейда связала странная Лу Саломе, якобы женщина, дочь русског
о генерала. А Достоевского и Розанова связала Надежда Суслова. А меня это
шаманское «АУСА ВЁННЫЕ, гу, гу» совратило. Как вампир укусил меня Блок, и я
стал вампиром. И укушу своего сына капитана в свой черёд.
Как бы там ни было, я вышел из ванной всклокоченный и обновлённый, и переро
ждённый. Просто как вселился в меня «Не я». Был я кошкой, а стал тигром. Я до
сих пор испытываю удивление, почему я не прохожу сквозь стены. Ведь судя п
о тому, что во мне пылает, куда как естественно проходить сквозь стены. Но
если не проходил сквозь, то я обрёл дар всё видеть…Я разительно увидел ок
ружающее увеличенным и усиленным в резкости в десятки раз… Через нескол
ько дней со всем классом мы отправились на похороны матери моего школьно
го друга Витьки Ревенко. Эта сцена есть в моей книге «Подросток Савенко».
Но в сцене нет нужной глубины… На самом деле там зловеще ползали, оставля
я мокрый след, уродливые страшные улитки. На лопухах чёрным мешком висел
громадный паук, красавица-девочка Женя Лазаренко странно воняла из-под
юбки и скалилась… В деревянном доме жутко со слюной выли над умершей мат
ерью Ревенко старухи…
Боевик Аслан: Эдуард, Эдуард, открой лицо!
Я: Что случилось?
Аслан: Старшой велит открыть лицо.
Я (приподымаясь): Живой я. Свежий. Лежу, мечтаю.
Унтер-офицер (в кормушку): Правила давно читали?
Я(встаю): Виноват. Исправлюсь.
На самом деле в правилах поведения задержанного, обвиняемого и осуждённ
ого насчёт того, чтоб одеялом не закрывать голову, такого нет. Там есть про
носки, не более двух пар, про костыли даже есть, но отношения головы задер
жанного, обвиняемого или осуждённого и казённого одеяла правилами не оп
ределены. Пререкаться нет желания, вот в чём дело. Легче сказать: «Виноват
. Исправлюсь». На самом деле меня, как и горбатого, исправит могила. Но не ск
ажешь же: «Меня укусил Александр Блок».Отправят на Серпы и заколют.
Шемякин: Тебя заносит.
Я: Чего, Мишаня?
Шемякин: Когда я выходил с передачи Гордона, меня отозвал твой посланник
и передал твою просьбу помочь, чем могу. Я своё обещание выполнил.
Я: Ну и?
Шемякин: Я говорил о тебе с Путиным.
Я: Ну и?
Шемякин: Меня просили с прессой на эту тему не распространяться. Но повер
ь, я о тебе говорил.
Я: Причём здесь пресса? Я Ц заинтересованное лицо. Я не просил тебя говори
ть обо мне с Путиным, но если уж ты разговаривал с Президентом обо мне, то р
асскажи.
Шемякин: Чтобы назавтра это появилось в «Лимонке»? Нет. Я считаю тебя очен
ь талантливым, но ты занимаешься большой глупостью. Я знаю твою, так назыв
аемую, партию. В основном состоящую из молодых, вспыльчивых ребят. Дело за
шло далеко у вас, вам хочется действовать, обращать на себя внимание…
Я: Это тебе Путин сказал?
Шемякин: Это я тебе говорю… Но все шишки будут сыпаться на тебя. Ты ведь Ц
идеологический лидер. В одной из газет я читал большую статью в твою защи
ту, и человек, желавший тебе помочь, на самом деле оказал медвежью услугу.
Там были выписки из своих манифестов: глава партии распоряжается жизнью
и смертью твоих подчинённых. Ты понимаешь, как это сегодня воспринимаетс
я? К сожалению, тебя заносит. Ты помнишь, ты предлагал мне вступить в свою п
артию, предлагал пост Министра Культуры…
Я: Миша, на самом деле я бы тебе никакого поста не дал. Ты бы не справился. Я х
отел всего-навсего вытянуть из тебя денег на партию.
Шемякин: Ты…ты…
Я: Угу, твой друг Лимонов, которого ты вызывал среди ночи в Нью-Йорке и Пари
же, чтоб я спасал тебя. Однако тебе ничто не грозило никогда, ты Ц воплощё
нный здравый смысл. Тебе нужен был свидетель твоих якобы «безумств». Ты х
итрил и начинал бросать деньги и пепельницы в своих женщин и собутыльник
ов только в момент, когда я появлялся на пороге. Таким образом с помощью мо
ей и ещё нескольких лиц, использованных для той же цели, ты прослыл буйным
гулякой и безоглядным безумцем. Однако взаправду тебя никто в этой жизни
даже не поцарапал, и шрамы ты сам себе нарезал постепенно. Расчётливо. Мен
я возможно, заносит, но твоя проблема в том что тебя не заносит.
Шемякин: Ты…ты…
Я: Мишка, однажды я подошёл к двери твоего номера в «Хайт-Редженси Отель»
в Нью-Йорке и приложил ухо к двери. Ты о чем-то спокойно разговаривал со св
оей графиней, помнишь, была у тебя такая. Когда же я постучал и вошел, ты зао
рал и бросил в неё пепельницу. Если хочешь знать, я больше любил общаться с
твоей женой и дочкой. Они были симпатягами, кормили меня, Доротея училась
во французской школе, была панкеткой, и вместе мы ходили на концерт «Клэш
», в то время как ты пускал пыль в глаза заезжим москвичам, выгуливая их в «
Царевиче»…
Шемякин: Дыр бул щил… Твою, Лимона, мать…
Я: К тому же Доротея была уже тогда классная художница…
Издатель: Я бы не хотел, чтобы наше издательство обвинили в финансирован
ии деятельности НБП. Да я и не хочу такую деятельность финансировать. И во
обще мне очень не нравится, когда авторы, даже любимые мною, пытаются дави
ть на издательство, в том, какие книги издавать.
Я: Э,э, полегче. ФСБ, точнее, мой следователь, всего лишь попросил от Вас спра
вку, как доказательство, что Вы действительно выплатили мне сумму в пятн
адцать тысяч долларов за издание двух моих произведений: книги воспомин
аний «Книга Мёртвых» и расследования «Охота на Быкова». А Вы тотчас и стр
усили. Следователь уже шесть месяцев не выдаёт мне деньги, потому что у не
го душа Инквизитора, палача. Но я пожаловался три раза Генеральной Проку
ратуре и прокуратура велит следователю отдать конфискованные у меня ча
стные деньги. От Вас требуется лишь подтвердить, что мои деньги Ц чистые.
А какие это книги я Вас заставлял издавать?
Издатель: Все Ваши предложения об издании Ваших социально-политических
книг мне не интересны, мы очень редко издаём non-fiction, кроме того я люблю Лимоно
ва-писателя и равнодушен к Лимонову-политику. Это как минимум.
Я: Когда «роман» «Это я, Эдичка» вышел в 1979 году, он был расценен читателями
именно, как социально-политическая книга. Эмигранты обвинили меня в том,
что я продался КГБ. Когда вышла по-французски моя книга «У нас была Велика
я Эпоха», то французские газеты называли меня «певцом Сталинизма». А ког
да в 1993 вышел в Париже «Дисциплинарный санаторий», очень крупный французс
кий критик Мишель Поляк назвал меня «философом для скин-хэдов». Я хочу ск
азать, что все мои книги социально-политические. Других я не пишу.
Издатель: Я очень расстроен тем, что Вы отвергли все мои предложения. Преж
де всего по поводу трёх романов. Я уверен, что Ваши романы войдут в школьны
е учебники, даже если они остое…нили самому автору. А все предложения об и
здании Ваших социально-политических книг мне не интересны, повторяю…
Я: Вы не хотите меня услышать, Вы не понимаете, что Лимонов Ц автор книги л
екций «Очертания будущего», она сейчас печатается в газете «Лимонка» из
номера в номер Ц тот же Лимонов, что и автор «Эдички». Одно и то же лицо. Он
лишь с годами прояснил своё видение мира и теперь картина того братства
ребят и девушек, братской семьи, о которой он мечтал, бродя в то далёкое жа
ркое лето 1976 года в Нью-Йорке, дана им в «Очертаниях будущего». Я всегда был,
есть и до последнего вздоха останусь социально-политическим автором. В
этом моя сила. Если Вы этого не понимаете Ц то Вы близорукий издатель. Как
можно разрезать меня на писателя и политика, объясните? Подозреваю, что е
сли бы в 1976 году неизвестный никому Эдуард Лимонов принёс бы Вам книгу под
названием «Это я, Эдичка» Ц Вы бы её не напечатали, сославшись на то, что э
то социально-политическая книга. И заподозрив, что это non-fiction, а вы очень ред
ко издаёте non-fiction.
Издатель (молчит, звуки его дыхания): ху-фу, фу-ху Ц хух…
Я: Вам следует продолжать издавать Довлатова, это политически корректны
й писатель, как Вы Ц политически корректный издатель. Я Ц политический
писатель и политический заключённый. Вы сумели один раз зацепить деньга
ми писателя Лимонова, ну а вкуса, силы и мужества и веры не хватает, чтобы п
родолжать быть его издателем. А ведь много веры и не нужно. Я уже крупнейши
й писатель современного мира. ФСБ и тюрьма постараются, сделают меня Вел
иким.
Издатель (фыркает): Кхе-кхе…
Я: Я с Вами разговариваю без сюсюканья, без умолчаний, без жеманного кокет
ства живого человека. Я наполовину бронзовый, и потому называю себя «Вел
иким писателем» as a matter of fact, как бизнесмен назвал бы «обширными» какие-нибудь
залежи урана или самым крупным в мире назвал бы, скажем, тракторный завод.
Мне брехня давно уже не нужна. Брехня и ложная скромность унизительны. Но
продолжим… Вы хотите от меня роман, но я их не пишу Ц последний написан в
1990 году. Ещё в середине 80-х годов критик Николь Занд догадалась, и писала в «
Ле Монд» обо мне: «Его роман Ц его жизнь.» Вот и печатайте главы моей жизн
и. Каждая глава моей жизни Ц мой роман. Вы здесь в России нечутки, как брёв
на или как сапоги. И не развиты.
Издатель: Что касается аванса за «Монстров» и «Книгу воды» Ц могу предл
ожить рублёвый эквивалент 2500 долларов США. А там уже будем надеться на хор
ошие продажи.
Я: Мне мало этих денег. И мне непонятно, почему за «Книгу мёртвых» Вы выпла
тили мне десять тысяч аванса, за книгу о Быкове Ц 5 тысяч долларов, и так и н
е начали выплачивать проценты с продажи, хотя ведь сами писали мне в тюрь
му, что «Охота» продаётся очень хорошо". Что, в течении полутора лет моя це
на как писателя драматически уменьшилась в четыре раза? Этого быть не мо
жет, потому что пол-России осведомлено о том, что я в тюрьме. У меня складыв
ается впечатление, что Вы пользуетесь тем обстоятельством, что я нахожус
ь в тюрьме.
Издатель: По поводу Вашего последнего письма. Мне неприятно и жаль, что Вы
пишите о том, что Вам приходится выпрашивать и ждать денег. Это неправда, м
ы за всё заплатили далеко вперёд
Я: Поскольку все мои деньги конфискованы следствием, то даже продуктовые
посылки в тюрьму мне оплачивает мой защитник. Пребывание в тюрьме, кстат
и Ц дорогое удовольствие. Я предполагал, что пребывание в тюрьме даёт мн
е право на некоторые небольшие льготы в отношениях с моим издателем, как
то: дружеский аванс, какие-то деньги в счёт публикации следующей книги. За
мной долгов не числится, первая же книга вернула бы Вам эти несколько тыс
яч долларов. Вы ведёте себя хуже, чем когда я был на свободе…
Аслан: Эдуард, у тебя больше не осталось твоего шоколада?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46