Три го
да Ц это хуйня, они проницаемы… Пять лет это уже чернее… 1 октября в цемен
тной караулке Лефортовского суда, в караулке номер три, юный отмороженны
й рецидивист с третьей ходкой по той же статье 158-й, кража,.. после того как пр
окурор запросил ему пять лет, но ещё до вынесения приговора, спустился вн
из, счастливый. «Пять, по минимуму запросили, а ведь по этой статье по этом
у пункту от пяти до десяти…» Он бегал по караулке, радовался, радовался, за
хлёбываясь, рассказывал о предыдущих сроках и отсидках. Потом расстелил
куртку на газетах, улёгся, и стал вдруг тухнуть, как уголёк. Затухать. «Пят
ь лет, Ц вдруг сказал он. Ц это ж до ебени матери как много, целых пять лет!
»
Лёха, крыса, стукач, одинокий Каин, тянулся с пола, стараясь увидеть свои м
ышцы в зеркало ( в «обезьяну» на жаргоне), вставал на таз, пыжился. Напрягал
мышцы Минотавра, вглядывался в них. Мышцы были его защитой, бронёй от срок
а, от тюремных годов, от страха. Больше, мощнее, сильнее, качал он себя, Pumping iron б
ыл этот Лёха Минотавр: «Как, Лимонов, посмотри, подкачался я, да, хорошо под
качался, а? Прибыль видна или нет? Не стыдно мне будет на воле с такими мышц
ами? А где это ты? Ц спросят, Ц в спортлагере, да? В тюрьме, вот где, да. Ц В т
юрьме все доходяги. В тюрьме? Не может быть?!»
Лёха защищался мышцами, бронёй прыщавой спины от страха тюрьмы. Он был ка
к мощный носорог в доспехах. Казалось, если пройти и задеть его за доспехи
, за его носорожью кожу, то обдерёшься, то на теле будут царапины, борозды…

Я просидел под тяжестью 222-й статьи, части 3-й около пяти месяцев. Я привык. Н
о когда на меня сбросили страшные плиты статей 205-й и 208-й, я стал просыпатьс
я среди ночи. Небо было тёмное, кромешное. Я лежал и пытался спать дальше. У
меня херово получалось дальше. Когда только по одной 205-й статье тебе гроз
ит до 20 лет заключения, то как ты можешь спать дальше? Каждый день в тюрьме
Ц это битва за себя, против тюрьмы. В войне против тюрьмы невозможно побе
дить один раз и дальше вдруг перейти в состояние мира, выйти в спокойные в
оды, где мозг не будет кипеть в ужасе. В этой войне нужно побеждать каждое
утро, с момента, когда открываешь глаза, нужно воевать каждую минуту и поб
еждать весь день. Наутро побеждать опять. Эта война не знает передышек.
Потому я утверждаю, что все мы здесь мученики Ц толпы татуированных Хри
стов. Наши мозги кипят, наша психика деформирована, ибо наши нервы рухнул
и, расплавившись, как расплавились стальные скелеты зданий Мирового тор
гового центра в Нью-Йорке, и сверху их накрыла, всей тяжестью обломков наш
а психика… Чудовищное напряжение готово разорвать нас изнутри ежемину
тно.

ВСЯ КОРОЛЕВСКАЯ РАТЬ

В начале июня 1997 года в ржавом, мрачном поезде «Душанбе Ц Москва» мы верну
лись в Москву на Казанский вокзал из Азии. Окна состава защищали решётки,
но несмотря на это половина стекол была выбита. Часть дверей отсутствова
ла. Состав напоминал состав 1919 года. На перроне Казанского вокзала нас вст
ретила горстка родственников и друзей. Мы Ц это отряд из девяти национа
л-большевиков со мною во главе. Мы побывали в Казахстане, Узбекистане и Та
джикистане и, проехав только на поездах 11700 километров, возвратились. 14 июн
я наше полуподвальное помещение на 2-й Фрунзенской улице, дом 7, служившее
нам штабом партии и редакцией газеты «Лимонка», взорвали. Взрыв пришёлся
на 5 часов утра, субботу. Тогда мы терялись в догадках, кто бы это мог сделат
ь. Дело было ни в том, что у нас не было врагов, дело было в том, что у нас враго
в было слишком много. 18 сентября 1996 года неподалёку от помещения редакции м
еня дождались, сбили сзади с ног и избивали ногами в голову. Тогда мы вычис
лили, что это были люди Лебедя. А кто взорвал нас? Сегодня я прихожу к вывод
у, что нас тогда взорвали казахи. Люди из Комитета Национальной Безопасн
ости Казахстана. Это их стиль. Ведь тогда мы только что вернулись из их стр
аны, куда ездили не с очень дружественными намерениями… Нас призвали на 2
мая 1997 года как русскую национальную организацию поучаствовать в казачь
ем круге казаки Кокчетава. На круге должен был быть поднят вопрос об отде
лении Кокчетавской области от Казахстана. Круг не состоялся, были аресты
, Кокчетавскую область ликвидировали Указом Назарбаева от 4 мая, а мы прок
атились по казахской земле в облаке интриг и приключений. Составными час
тями облака являлись казахское коварное гостеприимство, бешбармак, при
готовленный майором КНБ Карибаевым, майор цитировал Омара Хайяма; тёмны
е очки полковника КНБ Бектасова в Алма-Ате, день рождения Дариги Нурсулт
ановны Назарбаевой Ц дочки и моя с ней встреча в Алма-Ате в помещении тел
еканала «Хабар». Нам оказали коварное гостеприимство и коварно отправи
ли в страшный Самарканд. Когда мы не сумели там погибнуть, в Москве нам взо
рвали штаб-квартиру. Чтоб не лезли в Казахские дела. Чтоб не ездили на каз
ачий круг. Чтоб не зазнавались. Аудио-звуковой привет с вибрациями. Я виде
л решётку нашего окна, вплющившуюся в стену штаба, если бы кто-нибудь был
там в субботние ранние 5 часов, из этого существа получилась бы котлета.
14 июня 1997 я и увидел впервые офицера Дмитрия Кондратьева, который через чет
ыре года будет одним из следователей, арестовавших меня на Алтае 7 апреля
2001 года. И так, занавес поднят, и первое действующее лицо появилось на сцен
е. С усами, высокий, худой, просто одетый, он явился на место взрыва ещё с одн
им типом из ФСБ. (Второго я в моей жизни более не встречал.) Все большие служ
бы уже находились на месте. Туда сбежались все спецслужбы Москвы, на этот
взрыв. Когда я туда приехал, они распоряжались там, как у себя дома. Помню, ч
то менты стали наезжать на меня, едва не обвиняя во взрыве нас самих. Кондр
атьев с сослуживцем подошли последними. И в стиле конторы, за закрытой дв
ерью, поговорили со мной. Я обещал им, если что узнаю, немедленно их информ
ировать. В течение последующих полутора лет Кондратьев, кажется, появлял
ся в штабе два, три или, может быть, четыре раза без особенных последствий
для нас. Я уже стал забывать о нём, когда в самом начале января 1999 года он поз
вонил крайне возбуждённый и попросил встречи, сказал что одно важное лиц
о желает со мною встретиться. Но до этого мне нужно встретиться с ним. При
встрече он сообщил, что на Лубянке организовалось новое Управление по бо
рьбе с политическим экстремизмом и терроризмом, и что его начальник гене
рал Зотов хотел бы со мною побеседовать. Что генерал на новой должности х
очет лично поглядеть на лидеров радикальных партий. Я сказал Кондратьев
у, что готов встретиться, мне интересно, я человек живой. Через некоторое в
ремя Кондратьев позвонил и назначил день встречи. Договорились, что он б
удет дожидаться меня на улице там, где у эфесбешников вход с Фуркасова пе
реулка. В назначенный день, это было 29 января, странно, но почему-то предпоч
итаемый ФСБ день, далее будет понятно, почему. Я в рваной кожанке и Костян
Локотков, мой охранник, отправились на Фуркасов. Там нас уже ждал по-празд
ничному оживлённый капитан Кондратьев. Костян остался дожидаться меня,
а я поднялся в здание на Лубянке. Точнее тогда я ещё не знал фамилии Кондра
тьева, только имя-отчество своё он оставил мне в день взрыва и номер телеф
она Ц Дмитрий Евгеньевич. В другой книге я уже имел удовольствие описат
ь сцену визита: запущенные коридоры Лубянки, с облупившимся островками л
инолеумом пола, толстого генерала лет пятидесяти в буклированном пиджа
ке, бегавшего от стола заседаний к рабочему столу, чтобы процитировать т
у или иную сентенцию из газеты «Лимонка». Кондратьев сидел за столом ряд
ом со мной. Сведения о нас они черпали из нашей газеты, к такому выводу я пр
ишёл. Среди прочего генерал просил меня признаться, что мы готовим совме
стную акцию с шахтёрами. На что я ответил, что нет, не готовим. Вообще, сказа
л я генералу, хотите, чтоб мы сидели тихо, помогите нам зарегистрировать Н
БП, окажите влияние на Министра Юстиции Крашенинникова. Ведь это он толк
ает нашу организацию к радикализму! Генерал сказал, что не может влиять н
а МинЮст.
На следующий день, так случилось, команда НБП устроила скандал на съезде
Демократического Выбора России. Ребята встали во время речи Гайдара и пр
оскандировали «Сталин! Берия! Гулаг!» После некоторого замешательства о
храна комплекса Измайлово, где проходил съезд, стала выводить национал-
большевиков из зала, под взглядами телекамер и фотообъективов. Вечером г
лядя на телеэкран, тщеславный Акопян воскликнет радостно: «Вот она, наст
оящая слава!»
Числа 18-го или 19-го февраля Кондратьев явился на Фрунзенскую с претензиям
и. «Вот Вы сказали генералу, что ничего не готовите! А сами на следующий де
нь провели провокационную акцию на съезде ДВР. Вы солгали генералу. Мы ду
мали о Вас лучше…» Это конечно не дословный пересказ необычайно возбужд
ённой для гебешника речи капитана Кондратьева, но смысл был именно такой
. На эти обвинения я резонно возразил следующее: «Позвольте, Дмитрий, я не
работаю у генерала Зотова, это Вы там работаете. Он спросил меня, готовим л
и мы акцию совместно с шахтёрами, я сказал „нет“, и это правда. А вообще-то м
ы легальная политическая организация и никому докладывать о нашей деят
ельности не обязаны. Я же не ваш информатор».
Кондратьев ушёл обиженным. По всей вероятности они приняли проявленный
мною в январе интерес к встрече с генералом, за форму сотрудничества с ни
ми, за обещающее начало.
Затем случилась провокация 20 февраля. Я уже писал об этом эпизоде истории
НБП в нескольких местах, потому ограничусь здесь лишь кратким пересказо
м. Узнав об участии российских «деятелей культуры» в избирательной камп
ании Президента Казахстана Назарбаева, мы возмутились тем, что русские п
омогли переизбраться антирусскому сукину сыну на престол. И решили удар
ить по «деятелям». Выбран был Никита Михалков, как самый известный да ещё
и подламывающийся под русского националиста. 20 февраля должна была сост
ояться в 12 часов презентация для журналистов фильма «Сибирский цирюльни
к» в гостинице «Рэдисон-Славянская», а вечером того же дня Ц показ фильм
а «общественности» в Кремлёвском Дворце Съездов. Около 12 часов национал-
большевики разбросали антимихалковские листовки в «Рэдисон-Славянско
й» на месте презентации. Двоих нацболов схватили. Около 14 часов национал-
большевики обнаружили ящик с «Коктейлями Молотова» на ступеньках, веду
щих в штаб на 2-ой Фрунзенской. В 14 с копейками в штаб ворвались вооружённые
люди… Мы считали до сих пор, что это были МУРовцы. Правда, в тот же день, при
быв к дверям нашего штаба вместе с адвокатом Беляком, я сказал журналист
ам, что допускаю (помимо основной версии: а именно, что Михалков «заказал»
нас Степашину, что «коктейли Молотова» подбросили казахи; а налёт соверш
или МУРовцы), что провокацию против нас осуществила Федеральная Служба Б
езопасности. И я сослался на визит в штаб накануне капитана Кондратьева,
назвав его по фамилии.
Через пару дней мне позвонил задыхающийся от возмущения Кондратьев. «Я б
ыл в командировке, вернувшись я обнаружил свою фамилию в газете „Сегодня
“, да как Вы смели, да как Вы могли, да я мог Вас посадить ещё тогда в 1997-ом, ког
да вас взорвали!» Короче, он хотел встретиться. Я встретился с ним на Лубян
ке. Больше было негде, в штаб он уже не захотел придти, в здание на Лубянке о
н по каким-то своим причинам не желал меня вести, посему мы встретились на
улице вблизи входа на Лубянку с Фуркасова переулка. И стали расхаживать
по ул. Дзержинского у входа в бывший «Гастроном», под бдительным оком Кос
ти Локоткова. Была оттепель, Кондратьев был в кепке и плаще, усы над губой,
он был ещё обиженный, но уже менее агрессивный. Он примирительно пожалов
ался, какую мизерную зарплату он получает, он назвал цифру 1200 рублей, на что
я сообщил ему, что вообще ничего не получаю, а только отдаю. «Это не мы», Ц
клялся он мне, и сказал, что не знает кто, когда я попытался вытащить из нег
о, кто же устроил нам такую провокацию. И вновь стал сокрушаться, что его д
рагоценная фамилия попала в газету «Сегодня». «Как Вы узнали, кстати гов
оря, Ц мою фамилию?» «Позвонил как-то по оставленному Вами телефону и по
просил позвать „Диму“ „Кондратьева?“ Ц спросил меня Ваш дежурный. „Да“,
Ц ответил я наугад. „Кондратьев!“ Ц заорал Ваш дежурный». Капитан Кондр
атьев скорбно покачал головой. «Узнайте, кто осуществил провокацию», Ц
попросил я его. Он уклончиво обронил «постараюсь», и добавил: «Знаете, ран
ьше у нас были явочные квартиры, где мы встречались с нужными людьми, а сей
час вот на улице приходится…» Его лицо выражало отвращение к подобному п
оложению вещей.
Перенесёмся теперь на два с лишним года вперёд. Две «Волги» с жирофарами
на крышах несутся из Горно-Алтайска в Барнаул. Ночь с 8 на 9 апреля 2001 года. В д
вух «Волгах» государственные преступники: Савенко/Лимонов и Аксёнов, ок
ружённые офицерами ФСБ. Повернувшись ко мне с переднего сиденья, подполк
овник Кузнецов голосом, похожим на голос Сергея Жарикова, солиста группы
ДК, выхваляется передо мной своей осведомленностью. «Извини, но мы знаем
даже, с кем ты спишь. Я присутствовал в вашем помещении ещё в 1999 году, помниш
ь, когда вам подбросили коктейли Молотова в штаб. Так я был там …» При этих
словах Кондратьев, сидящий слева от меня (справа сидит глава ФСБ в Барнау
ле), заворочался. «Вы же мне тогда сказали, что это не вы осуществили прово
кацию?» «Ну в каком-то смысле Дима Вам и не соврал», Ц говорит Кузнецов.
«Диму» после той встречи в февральскую оттепель на Фуркасовом переулке
и углу улицы Дзержинского я не видел до утра 7 апреля 2001 года. Когда, указыва
я на роющегося в книгах сутулого человека в чёрной вязаной шапке, с видим
ым животом под свитером, подполковник Кузнецов злорадно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46