Зрелище это не для слабонервных. Как маньяк, открыв кран на полную мощнос
ть, он чистит, моет, шумит, и всё это маниакальное действо продолжается гор
аздо дольше часа. Он трёт каждую овощ чуть ли не зубной щёткой. Я теперь ст
ал хитрее и потому стараюсь задержаться в карцере, куда я хожу писать пос
ле обеда, как можно дольше, чтобы избавить себя от зрелища моющего овощи м
аньяка. Я теперь являюсь, когда он уже режет овощи. Ихтиандр скрутил за вре
мя моего пребывания в камере 32 крана… То, что он нездорово обращается с во
дой, не подлежит сомнению. Одновременно, это его как будто патологическо
е влечение к чистоте соседствует с дикой грязью в камере. Явившись к ним в
32-ю, я чуть убрался у них, хотя бы взял тряпицу и стёр со стен трупики комаро
в, в изобилии прибитые тапком Ихтиандра к стенам. Нижнюю их грязь, на полу,
я разгребать не стал. Под моей кроватью у меня в относительном порядке ле
жат на газетах продукты. Под кроватями сокамерников пространство забит
о их пожитками, старыми газетами…
Но вернёмся к Ихтиандру. После отбоя, ни раньше, ни позже, но именно после, к
огда следует ложиться в постель (в случае Ихтиандра «ложиться» никак не
звучит, он и так лежит целый день на спине и или чешет живот или занят выта
скиванием из носа сухих козявок), Ихтиандр начинает шумно мыть красный т
аз, вращая его в рукомойнике. Потом сливает воду в дальняк. Опять вращает т
аз Ц и так минут десять! Наконец он наполняет таз водой, ставит его на пол
и тщательно моет, трёт одну волосатую, большую ногу. Затем сливает воду, вн
овь моет таз. Но уже минуты три всего, ставит на пол, погружает и моет в нём в
торую ногу… На воле я бы дал ему по голове тазом и тем, возможно, излечил бы
его от синдрома Ихтиандра, но здесь, в вынужденном тюремном общежитии, я п
ереношу своё внимание с Ихтиандра на содержимое моей головы. Это самое р
азумное, что я могу сделать. Ихтиандр сидит в тюрьме уже четвёртый год, кры
ша у него давно съехала, посему пытаться воздействовать на его водолюбов
ь Ц бесполезно. Возможно также, что и на воле крыша у Ихтиандра уже была н
абекрень. На второй или третий день после моего вселения в камеру 32, Аслан
сообщил мне (Ихтиандра не было, его вызвали к адвокату), что наш сокамерник
по всей вероятности Ц стукач. К такому выводу пришёл Аслан вместе с моим
подельником Сергеем Аксёновым ещё летом, когда Аксёнов сидел в камере 32. И
хтиандр подозрительно интересуется деталями чужих дел. Его интересует,
«ну что сказал адвокат», когда я возвращаюсь со свидания с адвокатом, что
мне пишут в письмах, короче он ведёт себя как классическая сука, выдавая с
ебя за общительного болтуна. И даже имеет наглость обижаться на то, что я н
еизменно отказываю в удовлетворении его любопытства. История его перев
ода из Бутырки в Лефортово (а он как и Лёха переведён сюда из Бутырки, и как
и Лёха ностальгически вспоминает Бутырку как рай) также маловразумител
ьна, как и история перевода оттуда Лёхи. Согласно Ихтиандру его уже судил
и за мошенничество и приговорили к шести годам лишения свободы. Он сидел
себе спокойно, якобы, и ждал перевода в сортировочную тюрьму на Пресню. Вм
есто этого его перевели в Лефортово и якобы проводят его сейчас по делу о
фальшивых авизо. Вероятнее всего всё это ложь. Куда более правдоподобной
выглядит версия, что в самом Лефортово нелегко найти стукачей, здесь сид
ят очень серьёзные люди, потому ФСБ импортирует стукачей с Бутырок. Все «
переведённые» из простых тюрем выглядят подозрительно. Но сокамернико
в не выберешь, потому я кладу полотенце на глаза, пусть плещется Ихтиандр,
кто бы он ни был, сука и маньяк, или просто маньяк. Боевик Аслан смотрит при
глушённый мой телевизор, сериал «Крот»…Занудные голоса гундосят о прес
туплениях, но с такими голосами и преступления тоже занудные, выдуманные
советским недоделком-режиссёром. Аслан сидит на корточках перед телеви
зором. Я обращаюсь к Бродскому, завожу беседу. Последнее время я всё больш
е общаюсь с мёртвыми.
Я: Ты остался позади, Иосиф. Я тебя уделал в нашем соревновании. Тюрьма мен
я возвеличивает. Даже страшно. Здесь я омываюсь водами вечности, здесь я п
ревращаюсь в бронзу, начиная снизу, с ног. Верхняя часть тела, где сердце и
голова, ещё живые, а внизу уже статуя самого себя начинается.
Бродский(мрачно): я всегда тебе говорил, что ты расчётливый тип. Всё рассчи
тал и проигрываешь свою жизнь как по нотам.
Я: Я не рассчитывал свою жизнь. Я её пророчески предвидел. Вот, из «Истории
его слуги» строки, попытаюсь вспомнить: «Если ты хочешь написать книги, о
сновать партию или религию, скорей, скорей поторопись. Всё должно быть за
кончено до 2000-2005 года, до превращения в ничто, до возвращения из солнечных к
аникул в вечность». Это написано в 1980 году. За 21 год, прошедшие с тех пор я осн
овал газету, партию. Правда, ещё не основал религию, но у меня остаются чет
ыре года. Где, как не в казематах тюрьмы 18 века основывать религию.
Бродский(так же мрачно): Скажи спасибо ГэБэ. Они сделались ещё тупее, чем в
моё время.
Я: У нас с тобой общее время. Просто ты почувствовал, что стал ненужен и ушё
л. Ты мог ещё тянуть. Но твои неспешные философские мудрые стихи никому ст
али не нужны в лихорадочную эпоху войн и сказочного обогащения. Ты знал э
то. Признайся, что ушёл по собственному желанию. Тебе ли, Иосиф, таиться от
меня. Мы ведь с тобой друг друга без слов понимали, сознайся. Взглядами. Мо
лчаниями оперировали.
Бродский (грустно смеётся): Отстань от мёртвого, Эдик!
Я: Меня тоже трудно назвать живым. Я уже полубронзовый снизу.
Бродский: Не заебало тебя ещё всё это?
Я: У меня долг перед ребятами. Перед партией. Хочу снабдить их всем необход
имым для Победы.
Бродский: Героя хочешь доиграть?
Я: Хочу забраться как можно выше. Учить хочу. Есть чему учить. Собрал за сво
ю жизнь некоторое увесистое количество правд, истин и мудростей. Хочу в п
оследнюю треть жизни научить этим правдам, истинам и мудростями пацанов
. А что, есть куда спешить, у вас там что, крайне интересно?
Бродский : Да нет тут ни хера, Эдик. Мгла какая-то серая. Слышатся шорохи, ша
ги, свет, хуйня какая-то. Мы возникаем только вследствие сильного импульс
а от вас, живых. Мы Ц в вашем представлении, вы Ц в нашем. Ну то есть как в св
язи по рации. Приём? Как меня слышите? Приём? Ц Конец связи.
Я: Я так и думал. Слушай, тебе ведь нравился мой «Дневник неудачника». Ты са
м бы хотел такое написать… я видел в кафе «Моцарт», ты ревнивыми глазами л
истал «Дневник». Остановился ты, помнишь, на куске "Какое неземное было ад
ски-райское время… когда Елена ушла от меня… На зимнем нью-йоркском ветр
у бродили саблезубые тигры и другие звери ледникового периода… Трещали
раздираемые небеса… И я тёплый, влажный и маленький едва успевал отпрыги
вать от зубов, утроб и когтей… И страшным грохотом звучали… слова филосо
фа-горбуна «Несчастнейший Ц он же и счастливейший… Несчастнейший Ц он
же и счастливейший…»
Бродский : Твоя лучшая книга, Эдик «Дневник неудачника»
Я: Там столько оказалось пророчеств, Джозеф! Я писал её в 1976 и 1977, несколько ку
сков добавлены в 1978 году. Я тогда был так беден, так унижен, так несчастен, ка
к Гитлер в Вене, что обрёл дар дальнобойного страшного ясновидения, скво
зь толщу годов далеко вперёд увидел. Там даже видения разрушенного Нью-Й
орка есть. После всего, что случилось в сентябре…
Бродский : А что случилось?
Я: Три гражданских самолёта, угнанных неизвестными, предположительно, му
сульманами, вонзились, два Ц в Мировой Торговый Центр, один Ц в западное
крыло Пентагона. Мировой Центр в результате обрушился. Погибли около 7 ты
сяч человек…
Бродский : Ни фуя себе! Довыёбывались! Долго напрашивались.
Я: Ясно было, что они величественно падут. Что их постигнет участь Карфаге
на.
Бродский: Эдик, они себя всегда за римлян принимали. Хм… И что, велики разр
ушения?
Я: Весь «даун-таун» был завален обломками. Вплоть до Канал-стрит доступ б
ыл закрыт полицией.
Бродский: Ровно за 225 лет до этого, в сентябре 1776 года Нью-Йорк выгорел ровно
на ?, пятьсот домов выгорели. В городе тогда стояли англичане. Англичане по
ймали и повесили за поджог несколько человек, в том числе и молодого коло
ниста Натаниэля Хейла. Генерал Джордж Вашингтон стоял на Гарлемских выс
отах и обозревал пожар с удовольствием. Он хотел выкурить англичан из Нь
ю-Йорка. Вашингтон тогда обмолвился: «Провидение или какой-нибудь добры
й человек сделал для нас больше, чем мы были готовы сделать сами». Ты, пред
полагаю, рад катастрофе, Эдик, как Вашингтон?
Я: Как сверхъестественно сбывшемуся одному из моих желаний Ц рад. Я такж
е рад, что восторжествовала справедливость. Я всегда на стороне справедл
ивости. Ведь Соединённые Штаты давно нарушили все законы, и божьи и между
народные. Вот их и постигла заслуженная кара. К тому же, перед подобным гло
бальным разломом человеческой психики поневоле преклонишься. А с Вашин
гтоном мы родились в один день оба, 22 февраля, с дистанцией в 211 лет.
Бродский (задумчиво): Вот как..?
Я: Так что я с удовольствием повторяю за генералом слово в слово: «Провиде
ние или какой-нибудь добрый человек сделал для нас больше, чем мы были гот
овы сделать сами».
Бродский: В твоём «Неудачнике» есть что-то про маму, 1999 год, электрический
стул, тюрьму…
Я (неуверенно): «Электрический стул Ц это больно и неприятно, как живот пе
ред экзаменом схватило… Маму, привезённую из России в каком-нибудь 1999 год
у… Я Ц мечтатель, „дример“, как сказала мне девушка Вирджиния… Я умру в тю
рьме или на виселице, как увидел я сам»… Куски вот всплыли, многое забыл.
Бродский: Тюрьма у тебя есть, самого жёсткого свойства, но что, электричес
кий стул, виселица у чекистов имеются в наличии?
Я: Статьи у меня, Джозеф, как тяжкие каменные плиты. 205-я Ц «терроризм», пред
усматривает до 20 лет заключения, 208-я Ц создание незаконных вооружённых ф
ормирований Ц до семи лет, и даже 222 Ц покупка оружия и взрывчатки Ц до во
сьми лет. Вот уже путём сложения все тридцать пять.
Бродский: Они что, ввели путём сложения, как в Штатах?
Я: Ну да. В первоначальном тексте обвинения предполагалось также обвинен
ие по 278 статье Ц захват власти, но от предъявления этого обвинения следс
твие отговорила прокуратура.
Бродский (свистит): Да не маслице-фуяслице… Это тебе не маслице-фуяслице,
круче чем у Исаича, портянку его дери.
Я (ехидно): И это не тунеядство, не ссылка в Архангельскую область на 101-й кил
ометр от Петербурга.
Бродский: Кончай подъёбки... Ну и что общественность?
Я: И в хуй не дуют.
Бродский: Чего и следовало ожидать. Никогда, мягко говоря, храбрыми не был
и так называемые «русские интеллигенты». Скорее трусливое отродье.
Я: Но тебе-то грех… Тебя-то они защитили…
Бродский: Меня защитил Запад. И евреи. Тебя Запад защищать не будет. Запад
теперь в одной лодке с Россией плывёт. И евреи тебя защищать не станут, зач
ем ты им сдался. Ты за палестинцев всё писал. Напророчил сам себе со страшн
ой яростью. И ясностью. Надо же… Свою судьбу, следовательно, знал. Я вот сво
ю никак не предвидел. Приблизительно… (Думает) Ты хочешь, что б я тебя пожа
лел? Заступиться с того света я за тебя не могу… Я думаю, такая судьба долж
на тебе страшно льстить, выглядеть для тебя как полное подтверждение тво
его морального превосходства, величия и гениальности. Ты же не собирался
умирать в постели… Ну вот, добился… За что боролся, на то и напоролся (посл
едние слова звучат с заметным раздражением)
Я: Тебе неприятно, что я тебя обставил, а ты уже ничего не можешь сделать, по
скольку ты ушёл раньше. Прoклятый поэт всегда будет предпочтителен юноша
м следующих времён. А поэт-лауреат, пусть даже и Нобелевской премии, выгля
дит как геморроидальный старикашка Ц филолог, перед Байроном Ц власти
телем душ.
Бродский (с обидой): Сиди тогда, прoклятый поэт, в своей вонючей камере с эти
м Ихтиандром один… (исчезает).
Я (закрываясь одеялом с головой): Когда я начинал писать, я не рассчитывал
на такие результаты. На такую судьбу сверх-супер-стар, судьбу мега-стар, к
ультовой фигуры. Разумеется, я больше чем писатель, я Ц культовая фигура.
И здесь я гениально напророчил в понимании себя. Разве не я написал текст
«Мы Ц национальный герой», ещё в 1974 году, когда мало что ещё предвещало в н
есомненно одарённом богемном поэте того мрачного узника, наполовину бр
онзового, каковым я лежу в этот вечер 19 октября в тюремной камере №32, в русс
кой Бастилии. Как я сумел 27 лет тому назад приподнять угол довольно обычно
го холста «Сегодня» и увидеть за ним «Будущее»? Как? «Стока стока о тебе в
Интернете» Ц пишет мне моя крошка Настенька. А о ком ещё можно беседоват
ь этим пассивным педикам из Интернета? Есть там правда и горстка нормаль
ных пацанов, плавают в виртуальности.. Привет, пацаны, вам от полубронзово
го истукана…
Когда я начинал писать, я не рассчитывал на такие результаты. Жизнь мне ис
портил, к стихам меня пробудил Александр Блок Ц самый испорченный русск
ий поэт. Я обнаружил старую, аж жёлтую хрестоматию русской литературы дл
я старших классов школы на полу в нашей общей для всей квартиры ванной ко
мнате. Горячей воды в посёлке ещё не было, и ванная комната использовалас
ь, как склад. Умывались же на кухне. Хрестоматия, жёлтая массивная как кусо
к сыра бессистемно выглядывала из-под чугунного тела ванной (Мне бы дога
даться, что её подсунули как приманку, как сыр! Колченогий Дьявол подсуну
л) Именно в «Хрестоматии» я обнаружил стихотворение «Незнакомка», совра
тившее меня. Как могла «Хрестоматия» попасть в ванную комнату квартиры н
омер 6, дома номер 22, по Поперечной улице Салтовского посёлка города Харьк
ова?
Вероятнее всего «Хрестоматию» завезла одна из четырёх девочек-студент
ок во главе с наследницей квартиры Тамарой Печкуровой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46