В законе за содержание наркопритона сулили до 20 лет тюремного зак
лючения. Мы оба ахнули и заговорили. Что было делать. И ему очень хотелось
получить УДО. Если бы я во время ссоры нажал на выключатель, и над дверью н
ашей камеры загорелась бы лампа «вызова», пришли бы Zoldaten, и я попросил бы убр
ать его, потому что он меня терроризирует, так сказал бы я, он лишился бы бе
споворотно своего УДО. А так у него оставалась надежда. Что касается меня,
то я не хотел чтобы Zoldaten, а за ними и начальство изолятора, решили, что я слаб.
Потому я вытерпел его и научился им манипулировать.
Типичное утро выглядело так. Я просыпался и в ногах моей же кровати писал
на тюремной тумбочке, называемой в тюрьме «дубок». Лёха спал чутко, я был у
же весь в работе, когда слышал его голос: «Донос на меня пишешь начальнику
изолятора?» Я молчал. «Сидит как мышка, а пишет донос», Ц продолжал он.
«Ты эгоист и тиран, Ц отвечал я, не отрываясь, Ц думаешь, что все только т
обой и заняты».
«Если не донос, зачем другой рукой прикрываешь?»
«Да не прикрываю, а держу тетрадку, одной рукой кто же пишет, Алексей? Ты да
вно сам ручку в руке держал?»
«Дай почитать, чего пишешь».
«Алексей. Это мои записи».
«В тюрьме ни у кого нет ничего своего. Только общее. Дай почитать. Я только
хочу посмотреть, чтоб ты обо мне ничего не писал».
Неожиданно для себя я даю ему тетрадь. Так проще. Начинается она с критики
Булгакова. Я пишу, что роман «Мастер и Маргарита» нравится обывателю, пот
ому что возвышает его и его бутылку с подсолнечным маслом до Христа и про
куратора Иудеи. Булгаков льстит обывателю.
"А чего, правильно ты его, Ц одобряет мой личный стукач. «Правильно». Он вт
ягивается в чтение содержимого моего блокнота и умолкает. Так как я пишу
во втором блокноте, то получаю желаемую тишину и углубляюсь в работу.
«Ну маньяк! Ну ты маньяк, ну маньячище!, Ц восклицает он восхищённо. -Ну ма
ньяк, Гитлера он восхваляет!»
«Не восхваляю, а понимаю, и объясняю».
Он сам маньяк. Вкратце его история, во всяком случае те её детали, в переск
азе которых он проявляет страстность, позволяющую думать, что это подлин
ные детали подлинной жизни, а не выдуманные детали жизни информатора, ег
о история такова. Его мать работала уборщицей у некоего военачальника, п
ожилого пенсионера, и от него забеременела. Родился Лёха. Одновременно у
неё уже были старшие мальчики от другого отца. Лёху записали на ту же фами
лию, что и старших детей. В доме он не приживался, и мать отдала его в детски
й дом. Он рождения 1973 года. Первый раз его посадили в 1991 году. На зону он не поп
ал. Отсидел в Бутырке. О тюрьме он отзывается с величайшим восхищением, с н
ежностью вспоминает о проведённых там в семейке спортсменов днях. Семей
ка молодых спортсменов-братанов, живущая братской жизнью в хате Бутырск
ой тюрьмы была самым дорогим воспоминанием для Лёхи. Это я вывел из его за
думчиво-нежного тона, из эпитетов, которыми он награждал своих давних бр
атанов, из того как он старался обелить их в моих глазах Ц все, или почти в
се упоминаемые им лица были по меньшей мере убийцы. И все с огромными срок
ами. Лёха Ц ходячая энциклопедия Бутырки.
Родных братьев своих он презирает, потому что в его глазах они жалкие алк
аши. Он не раз бил их. Бил просто так, даже только за то, что они расхаживают
пьяные по двору и позорят его имя. Живёт он якобы вблизи Крылатского, толь
ко не наверху, где высотные дома, в них обитают богатые, а внизу рядом Ц гд
е пятиэтажки и живут бедняки.
Он переживал (и стесняясь спрашивал моего совета, как ему быть, отвечать е
й или нет на письмо. Единственный случай, когда он стеснялся) по поводу сво
ей бывшей девки, здоровой толстушки, недавней школьницы. Толстушка обыкн
овенно разрезает целый батон вдоль, намазывает его маслом, укладывает ко
лбасой поверх. Такую особь женского рода Лёха бил так, что она улетала в ку
сты. Он целомудренно сообщил мне, что у толстушки брюхо нависает над пизд
ой. По описаниям Лёхи, он в кровь избивал свою толстушку не раз, завидя её р
ядом с мужчинами, даже если расстояние до мужчины превышало метр. Год наз
ад толстушка вышла замуж за некоего еврея Ц маменькина сынка. Но она его
не любит, просто ей нужно было где-то жить. Еврей пьёт, а толстушка пишет, чт
о ни с кем ей не было так хорошо, как с Лёхой. И что теперь делать, потому что
он, Лёха, её уже послал. А теперь вот она пишет. Я дал совет моему Минотавру в
озобновить его отношения с толстушкой. Одновременно восхитившись ситу
ацией. Лёха рассчитывает расколоть меня и получить за это УДО, но не гнуша
ется пользоваться моим советом в своих сердечных делах. Впрочем, вопрос,
есть ли у него сердце.
Многие его истории: о побоях. О битье кулаками, и ещё клюшками для травяног
о хоккея. Он сообщил, что всегда ездил и ходил с клюшками в спортивной сумк
е. Что для достоверности вступил в клуб травяного хоккея. Что клюшками уд
обно ломать руки: наказывать. Нанесение тяжёлых телесных повреждений ст
ало любимым занятием Лёхи ещё в школе. Вместе с подлыми налётами на кварт
иры друзей и знакомых. Метод всё тот же: делаются слепки с ключей.
Признаюсь, я думал, что он преувеличивает телесные повреждения. Но впосл
едствии узнал от новых и новых сокамерников, что Лёха избивал-таки свои о
бъекты в Лефортово. Маленький Шамсутдин Ибрагимов был посажен им писать
«чистуху». Шамс говорил мне (мы просидели с ним всего три дня, но успел), что
в то время, как он писал под диктовку Лёхи, тот бил ему по рёбрам. «Пиши!» За
Шамса, я уже упоминал этот эпизод, вступился бизнесмен Анатолий Быков, ег
о посадили третьим в камеру.
Но куда более громкое дело числится за Лёхой, чем насильственное склонен
ие к чистосердечному признанию скромного Шамса. Лёха расколол на чистух
у чечена Французова. Напугал его теми же адскими сценами изнасилования н
а дальняке, которыми пытался запугать меня. Чечена Французова должны был
и опустить на дальняке не за книгу, разумеется, но за то что, он чечен. Франц
узова обвиняли в том, что он подвозил якобы взрывчатку для взрывов в Моск
ве и Волгодонске. Лёха обработал Французова кулаками по рёбрам в первую
же ночь и продиктовал ему текст «чистухи». Однако позднее, на суде в Ставр
ополе, обвиняемый Французов и четверо его подельников отказались от пок
азаний, данных в Лефортово, заявив, что в СИЗО ФСБ их подвергли морально-п
сихологическому и физическому насилию. Насилие это имеет имя: Лёха, в слу
чае Французова. Сколько скинули Лёхе со срока в случае Французова? Год? Па
ру лет?
Меня ему велено было не обрабатывать кулаками, ну он и не переходил черту.
Однако я видел, каких усилий ему это стоило. Его рожа вся корёжилась от уси
лий. Помню, как он взвинтил себя в течение нескольких минут, обнаружив в мо
ём блокноте фразу: «Мой сокамерник сказал мне, что кроме Бога ни перед кем
не преклонит колени. А я и перед Богом не преклоню колени». Он сказал мне э
ту фразу, и я употребил её в моём эссе о Ницше, в книге «Священные монстры»,
она писалась на глазах Лёхи и под его наблюдением. «Преклонишь, ещё как! Пе
редо мной преклонишь!» Ц орал он надо мной. Эта была его излюбленная поза
, я сидел на шконке, а он стоял надо мной. «Если б не они, в ногах бы ты у меня в
алялся», произнося «они», он кивнул в сторону двери, имея ввиду Zoldaten. «Ноги м
ои обнимал бы, ой, не надо, Алексей!»
Я встал. Он уже месяц пугал меня и ничего не произошло. Поначалу я чувствов
ал дискомфорт, оказавшись с буйным психопатом на шести квадратных метра
х площади. Но даже поначалу я хорошо спал, например, уставая от него. «Так
Ц сказал я, Ц тебе не нравится жить со мной, да, Алексей? Хорошо, зачем нас
иловать себя, я нажимаю „вызов“ и прошу нас расселить по разным камерам. Н
ечего на меня орать. Я ещё не осужден, но уже наказан, тем что помещён с тобо
й. Нажимаю, да?» И я приблизился к выключателю.
«Ты погоди», Ц сказал он смущённо. Он понял, что УДО ускользает от него. Ес
ли бы и не с первой попытки, администрация вынуждена была бы нас развести
в конце концов. Я бы сообщил адвокату. «Ты не торопись. Ты знаешь, что за так
ие вещи бывает. Ты же собираешься на меня настучать… На Бутырке…»
«Здесь не Бутырка», Ц сказал я. «Забудь про Бутырку. Я не собираюсь на теб
я стучать, а хочу сказать лишь, что мы с тобой не сходимся характерами и я п
оэтому прошу нас расселить».
«Ну ты погоди… сейчас нас вызовут в баню, я тебе всё объясню. Здесь прослуш
ивают…» Он остыл и смущённо пошёл складывать бельё…
«Я слушаю тебя», Ц сказал я ему, встав под душ.
«Ты чё, серьёзно решил от меня отселиться?»
«Да, Ц сказал я. Ц Ты стал невыносим. Наезжаешь на меня ежедневно. Почти к
аждый день хватаешь мои очки и делаешь вид, что сломаешь их. Ты уже много р
аз хватал мои тетради, мало того, что ты их читаешь, читай на здоровье, но ты
угрожаешь мне разорвать их. Ты ведёшь себя как мой враг. Потому я не хочу ж
ить с врагом».
«Вот подселят тебя к двум чеченам, они тебе покажут. Администрация объяс
нит им, что ты председатель Русской националистической партии, и я тебе н
е завидую… Лимонов».
«Вряд ли два чечена окажутся такими же злобными как ты один».
«Лимонов, Ц сказал он и взял меня за локоть. Я тебе клянусь, что не буду хва
тать твои очки и тетради. Давай поживём вместе. Мне тоже не улыбается сиде
ть со зверьками. Идёт? Остаёшься?»
«Не знаю, Ц сказал я. Ц Лучше уйти. Ты не сдержишь своих слов».
«Клянусь», Ц сказал он.
УДО, Ц хотел добавить я. Поклянись Условно-Досрочным Освобождением, но н
е стал. Я вспомнил, что всё же у нас с ним бывали и нормальные уютные момент
ы. Когда мы мыли головы и поливали друг другу на голову воду из чайника. Ко
гда тёрли друг другу в бане спины. Или когда я читал ему куски из романа Ум
берто Эко «Имя Розы». Или когда он читал мне статьи из ментовской газеты «
Московская правда». Был и противный момент: однажды он попросил меня выд
авить ему прыщ на спине. Я взял два клочка бумаги и выдавил. Во, мерзость!
Со мной ему было неплохо. Партия загоняла мне сытные дачки: сало, колбаса,
овощи и фрукты. Я с ним делился. Он узнал от меня много нового о Сербии, Амер
ике, Франции. И хотя он старательно демонстрировал обычное для криминала
похуительство, кричал, что ему всё равно с кем сидеть, думаю, он лгал. Со мно
й ему было интересно. Он явно был на голову выше своего обычного окружени
я. Он с презрением говорил обо всех, кто его окружал в прошлом: о подельник
ах, о своей подруге-толстушке. Он был энергичный человеконенавистник-пр
актик. По моторности своей он приближался ко мне. (Мой следующий сокамерн
ик молодой бандит Мишка называл меня: «Энерджайзер»!) Он никогда не пропу
стил прогулки. Он начинал мечтать о прогулке с вечера. Вечером он как осте
рвенелое животное трепал своё тело бесконечными сериями по 50 отжиманий
, 30 секунд хриплого перерыва, потом ещё 50 отжиманий. И ещё, ещё, ещё… Он хрипел
, храпел как кабан, едва не валился с ног. Закончив, он долго рассматривал, с
тоя на моей шконке, фрагменты своего тела в зеркале. Беспокоился, увеличи
лись или не увеличились его мышцы. Мышцы, объём Минотавра, вот что его бесп
окоило. Он хотел оставаться грозным Лёхой, истязателем сокамерников, сук
ой из сук. Он несколько раз определял себя: «бродяга, без родины, без Флага
». Тут он не кокетничал. Родины у него не было, также не было и флага Ц воров
ской мир был его врагом, но и ментовский не был другом. Одинокий Каин, Ц во
т кто он был.
Он превратил себя в целый мир, его единственная особь сделалась для него
человеческим обществом. Он был себе сам Армия, правительство, совесть, мо
раль и Родина, и Флаг. Презираемый следователями, ненавидимый своими жер
твами, воровской мир ждал его, чтобы наказать. Лёха был сверхчеловек. Впол
не в духе своей личности он однажды и сказал мне, что ни перед кем кроме Бо
га не преклонит колени. Его тело было его способом борьбы с миром. В углу, п
од окном, подмяв щекой подушку, один глаз его бодрствует, я вижу Минотавра
, серая щека подмята. Мой личный истязатель застыл навеки.
Признаюсь, поначалу он бросал меня в панику. Но наслушавшись от него повт
оряемых кошмаров я окреп и свыкся с кошмарами. Сцену на дальняке я пережи
л. Я её освоил. И стал отвечать ему, что по методу японского монаха самурая
Дзётё Ямамото я верю, что «путь самурая есть смерть». Что я долгие годы при
учал себя ко всевозможным смертям: к смерти от пули, к смерти в горящем авт
омобиле, от ножевых ранений, к смерти от удушья, к смерти повешенного и к с
мерти от голода, к смерти утопающего и к смерти упавшего из окна. Что многи
е годы по методу Дзётё Ямамото я репетировал эти смерти в уме. В деталях, ч
то я уже испугался им. И не боюсь. Он сказал, что меня заразят СПИДом, и этой
смерти я не репетировал. Он был прав. Я даже рассмеялся. Насколько изобрет
ателен он был, одинокий Каин. А он улыбался кабаном.
«Хорошо», Ц сказал я. «Когда я писал свою знаменитую, скандальную книгу в
Нью-Йорке, я на тюремную мораль в русской тюрьме не рассчитывал. Иначе не
назвал бы героя своим литературным псевдонимом. Каюсь, хотел создать вок
руг книги скандал. Я не подозревал, что скандал мне дорого обойдётся, что э
та моя книга будет преследовать меня всю мою жизнь. Но вот так сложились о
бстоятельства. Если б знал, где упадёшь, соломки бы подстелил. И что теперь
делать, Алексей, подскажи. Вот я вхожу в камеру и что делать?»
«Иди к смотрящему, назови себя. Хорошо бы, чтоб тебя под защиту взяли».
«Крышу что ли попросить?»
«Вот если бы я с тобой на зону заехал», Ц задумчиво замечтался Алексей. Н
о очевидно тотчас понял несбыточность своей мечты. Я подумал, что я не смо
г бы защитить его от заточки, а сам как нибудь отмазался бы от обвинения, п
очему у меня главный герой участвует в прелюбодеянии с лицом чёрной расы
. Суку же ничто не спасёт. Может его и не убьют, но жизнь его на зоне будет су
ровой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46