Потому что днём раньше мне завезли дачку, под 30 кг, одног
о чая пять огромных кульков. Чтобы Лёха не выглядел обездоленным сирым с
тукачом, каковым он на самом деле был, его и снабдили. Никогда впоследстви
и ему не приходили никакие продукты. «А что здесь у нас! Ц восклицал он, за
глядывая в мои кульки, Ц А тут что?!» В первую дачку, я помню, мне закинули н
есколько сортов колбасы. Я с ним широко делился всем.
К вечеру второго дня он тщательно вымыл пол, наорал на меня за то, что я по э
тому полу дошёл до раковины, то есть сделал два шага. Он одел особые трусы,
остался босиком и с голым торсом. Босиком он долго ходил по длине камеры. Д
олго примеривался к полу, целился, шумно дышал, пробовал, нависал над поло
м. Опустился на четыре точки ног и рук. Сделал несколько отжиманий. Встал.
Долго ходил от двери камеры к окну. Присел, опустился вновь на четыре точк
и. Шумно вдохнул, и тяжёлой мясной машиной стал двигаться над тюремным по
лом. Прижиматься к нему и отжиматься. Сделав какое-то количество прижима
ний-отжиманий он встал. Заходил как маятник от двери к окну. Опустился вно
вь на четыре точки…
Оказалось, что у него свой метод. И что даже Быков, а он с ним, выяснилось, си
дел некоторое время, признал, что Лёхин метод лучший из возможных для быс
трого увеличения мощи тела. «Я понаблюдал, как он качается, и показал ему с
вой метод», Ц презрительно сказал Лёха. «Он вынужден был признать, что мо
й эффективнее». «Ну и как он, Быков?» Ц поинтересовался я. "Да ну, за зверя в
ступился, зверя ему жалко стало, я зверю по рогам дал, а он, видите ли, интерн
ационалист, «зачем, Ц говорит, Ц таджика обижаешь…»
Эта часть Лёхиной истории впоследствии была подтверждена самим «звере
м» Ц 22-хлетним таджиком Шамсутдином Ибрагимовым, по-тюремному Шамс(ом). Л
ёха умолчал только о том, что Быков приложился-таки сверху в Лёхино перен
осье тогда.
Я попросил Лёху, чтоб он приобщил меня к методу. Я собирался серьёзно зани
маться спортом. Иначе я боялся, что атрофируюсь в тюрьме на хер. А я не хоте
л атрофироваться. Я хотел пережить тюрьму, сколько бы мне не суждено было
в ней находиться. Пережить, жить дальше, быть учителем жизни и умереть пос
ле девяноста. Нужно было осатанеть, стать фанатиком. Его кабанья свирепа
я настойчивость в спорте меня заинтересовала. Лёха повыпендривался, но п
освятил меня в тайны своей системы.
«Начинай с пятнадцати отжиманий. Сделал пятнадцать, встань. Походи, счит
ая до тридцати. Опять на четыре точки, отжался ещё пятнадцать раз. Встал, п
оходил, досчитал до тридцати. Вновь на пол, отжался пятнадцать раз. И так с
колько вытянешь. Если ты серьёзный тип, то можешь повторить ещё вечером т
акой же набор упражнений. Когда дойдёшь до 15 раз по пятнадцать отжиманий,
то можешь перейти к большему количеству отжиманий за раз, к двадцати пят
и. Работай с тем же интервалом в 30 счетов. Когда будешь делать десять, а лучш
е пятнадцать сетов по 25 раз, переходи к 50 отжиманиям за раз, не подымаясь.»
Я начал заниматься по его методу. В первый день я сделал 15 х 7 отжиманий, т.е. 85
раз. Вечером я сделал 91 отжимание. На следующий день я улучшил результат. И
пошел, пыхтя и упрямо, совершать ежедневные два раза в день подвиги. Он рев
ниво наблюдал за мной со своей шконки и давал советы. После меня вечером з
анимался он. И просил меня наблюдать, чётко ли он делает упражнения. Когда
я сделал мои 375 днём и ещё 375 вечером, он зауважал меня. Он как-то даже подавле
нно глухо пробормотал: «молодец». Его подготовили, чтоб он меня презирал.
Кто-то из двенадцати моих следователей, скорее всего старшие, или Шишкин,
или Баранов. А презирать не удавалось: перед ним был упрямый живой дух «Ну
маньяк! Ну маньячище!» Ц такие его возгласы выражали скорее одобрение. Н
о так как у него было задание, то он всё равно должен был отрабатывать свои
30 серебрянников, в его случае серебрянниками служили месяцы или годы, кот
орые ему обещали скинуть за меня, если он добьётся от меня «чистухи» Ц чи
стосердечного признания, или я проболтаюсь ему о том, чего не хочу говори
ть. УДО Ц условно досрочное освобождение. Вот что светит сукам впереди г
олубым небом, когда они сделают свою сучью работу.
Когда я понял, что он Ц засланная следствием сука? Ну я и на воле знал, что в
камеры подсаживают стукачей, что есть специальные «пресс-хаты», где зек
а прессуют Ц душат, избивают сокамерники, зарабатывая УДО. Я знал, что мен
я, очень известного человека, в пресс-хату вероятнее всего не кинут. Но то,
что будут подсаживать, знал. Ведь у нас с 99 года сидели в тюрьмах партийцы, и
мы писали в «Лимонке» о тюрьмах, о тюремных нравах, о методах следствия. И
адвокат Сергей Беляк мне советовал держать язык за зубами в моей камере.
Так что я предполагал, что Лёха может оказаться подсадным.
Но я стал его только подозревать, когда он проявил подозрительно подробн
ое знание не только моего первого романа, потому что он мог и вправду чита
ть его в Бутырке, Анатолий Лукъянов читал же этот роман на Матроске, книга
была издана общим тиражом в пару миллионов. Но Лёха, оказалось, знал на уро
вне литературоведа, причём высоко осведомлённого, текстуально знал отд
ельные куски «Дневник Неудачника» и основные положения «Анатомии Геро
я». Следователи если и не заставили его прочесть эти три моих книги, то уже
точно составили для него развёрнутое резюме их содержания и как в хрест
оматию включили в резюме отдельные сцены, которыми он оперировал. Так он
хорошо знал и почти цитировал те куски из «Дневника Неудачника», которые
касались детей, их там всего две или три, для эфесбешного рассудка сцены н
аверняка представлялись гнусным развратом, педофилией какой-нибудь, хо
тя это просто искусство. И Лёха зарубил себе на носу, что у меня пагубная с
трасть к Наталье Медведевой. Правда следователи не сказали ему, что стра
сть давно устарела и выдохлась, что глава «Предательство женщины» была н
аписана в 1995 году. Потому он вытаращил-таки круглые кабаньи глаза, когда я
в ответ на его садистское предположение, что Наталья Медведева сейчас ле
жит в постели с самцом, в то время как я парюсь на нарах, я в ответ на его пре
дположение спокойно сказал, что, «да, кому-то досталось обгладывать стар
ые кости Натальи Медведевой». Прости меня, о несравненная Наташа, что я ут
рировал в ответе этому стукачу состояние твоего тела, я уверен, что ты по-
прежнему соблазнительна, но, увы, надо было так ответить. Чего я не утриров
ал, так это своего сексуального равнодушия к тебе. Меня всё ещё заставлял
а вздрагивать Лиза, а терзала меня и терзает мои ночи в тюрьме крошка Наст
енька.
Основываясь на устарелых агентурных данных Лёха некоторое время доста
вал меня Наташей. Увидев, что я проснулся, он начинал с закрытыми глазами я
кобы разговаривать во сне: «Ой, Наташа, нет, не надо, не уходи!» Он спутал две
моих книги и произносил сентенции вроде «Зачем, Лимонов, ты душил Наташу,
зачем?» Ему дали задание ранить меня, он и ранил, не вдаваясь в детали. В «Эд
ичке» герой душил Елену. Следователь Шишкин, лицемер, много раз подчёркн
уто заявлял, что он не читал моих книг. Всё они отлично прочли! «Анатомия г
ероя» была настольной книгой толстого оперативника капитана Эдуарда В
адимовича, он сам признался ещё при аресте на Алтае. В значительной степе
ни они и арестовывали меня за мои книги. «Сегодня счастливейший день мое
й жизни, Ц сказал мне в самолёте Эдуард Вадимович, Ц я Вас арестовал!» Ап
офеоз жизни Ц арестовать любимого писателя! Прекрасный момент счастья
и удовлетворения. И вот теперь Лёха нависал надо мной, вглядываясь в моё л
ицо. Больно ли мне? У меня исчезли все сомнения в том, что он «сука», когда мы
разговорились с ним о ФСБ, и я сказал, что никакие они не наследники «ВЧК»,
как они любят думать, а вульгарная охранка. «Ну да, они для тебя „черви“, ты
их не любишь!» Ц брякнул Лёха. Лёха как раз уверял меня, что ФСБ, в отличии о
т ментов, можно верить, что с ними можно идти на компромисс, что они, эфесбе
шники Ц серьёзные люди и слова свои сдержат. Я чутко зафиксировал, пойма
л «червей». «Черви» тотчас поставили всё на места. Их лучший ударник труд
а проговорился. В январе на одном из собраний в штабе мы негодовали по пов
оду того, что ФСБ выдало наших ребят латвийским спецслужбам, и когда я воп
росил зал, как же их после этого называть, кто-то из ребят сказал: «Черви он
и». «Во, червями и будем называть; черви» Ц сказал я.
Лёхе могли сообщить о «червях» только мои следователи. После «червей» я
его понял. Он выдал себя, и после червей жить мне с ним стало легче. Доселе я
думал, что мне не повезло с сокамерником, вот достался психопат. Выяснило
сь что невезуху организовали.
Он был неглуп от природы. Но как большинство русских людей не сумел себя р
еализовать. А возможно в этом и было его предназначение Ц стать Иудой, и к
ак Эдуард Вадимович был счастлив арестом любимого писателя, так и Лёха б
ыл счастлив своими достижениями Ц смотря телевизор или слушая радио во
зможно чувствовал себя Великим Человеком Ц «этого я довёл до чистухи, я
его свалил!» Ц очевидно злобно переживал он, глядя на «процессы». Я думаю
, этот кабан с каменной, изъеденной прыщами спиной был их лучшая сука из це
лой стаи сук, прописанных в крепости Лефортово. Он был просвещённой суко
й, «прочитал все книги», в библиотеке КГБ, так он по крайней мере говорил, п
ри мне за полтора месяца он не прочёл ни единой. Он знал русскую историю, п
равда знал её скорее по историческим романам. Он любил поговорить о Дмит
рии Донском или Иване Грозном. Но никогда не слышал имён шлиссельбуржца
Морозова., Льва Гумилёва или Фоменко и Носовского. Он был недоделанный ку
сок, чуть-чуть обтесался самообразованием, но до крайности ограничен и р
еакционен, как многие в тюрьме. И в то же время упрям. И психопат.
Однажды утром он наехал на меня за то, что я, по его мнению, недостаточно тщ
ательно мою руки. Он ещё лежал в постели, один только глаз открыт, но какая
же сука, он подглядывал, как я мою руки. Он сказал, что немытыми руками я хва
таюсь потом за его миску, а у него слабый желудок, и он может заболеть дизе
нтерией. Я ничего ему не ответил, только посмотрел на него выразительно. К
огда через час нас вывели на прогулку, он всё ещё продолжал бубнить о дизе
нтерии и о том, как взрослый мужик не умеет умываться и после жопы лезет ру
ками в его миску. Я остановился и сказал ему: «Алексей, у тебя просто херов
ое настроение и ты срываешь его на мне». Его всего перекосило. «Ты хочешь с
казать, что я говорю неправду?»
«Ну да» Ц сказал я. «Я мыл сегодня руки так же и столько же времени, что и в
обычные дни. Но сегодня у тебя херовое настроение. Сегодня тебе, может быт
ь тоскливо, может быть, у тебя приступ депрессии, в тюрьме это частое дело…
»
«Да ты знаешь, что с тобой будет, если ты попадёшь на Бутырку?» Ц губы у нег
о дрожали. Я подумал, что он меня сейчас ударит. Но надо было дать ему отпор.
У меня некрепко держатся два передних зуба, надо будет выставить на него
голову. Правда у меня были четыре сотрясения мозга.
«Знаю, Ц сказал я, Ц Ты меня просветил. Меня опустят на дальняке, засунув
голову в дальняк, я буду орать при этом, но никто не придёт мне на помощь»
Ц сказал я с вызовом. Я хотел было добавить, что ему, суке, на Бутырке или на
зоне пустят заточку под рёбра, но не сказал, побоялся скандала. Я, надо ска
зать, всё время думал, что подумают обо мне Zoldaten, я хотел выглядеть железным
революционером. Мы стояли друг против друга в узенькой клетке прогулочн
ого дворика, сверху над нами решётка и весеннее слезоточивое небо. Он, ран
о полысевший, в тапочках, в синих тренировочных штанах и в фуфайке, я в фуф
айке, в синих лефортовских штанах и в турецких туфлях. Я был выше его, а кам
енные мышцы Минотавра у него были скрыты фуфайкой. В нормальной жизни я б
ы прошёл мимо такого, не остановив на нём взгляда, решив бы, что передо мно
й лох. Но тут он стоял Ц моя основная проблема, моя вынужденная семья, мой
партнёр, мой сокамерник, возможно я видел часть его снов, моя голова упира
лась в его ноги. Основная моя проблема, стоял, и не обойти его было, не объех
ать.
«Ты боишься меня» Ц сказал он.
«Ты истерик», Ц сказал я.
«Я могу отправить маляву, и когда ты приедешь на зону, тебя уже будут ждать
…»
«И опустят на дальняке за то, что я написал мой первый роман», Ц закончил
я. «Я давно ни хера не боюсь, Алексей. Я видел смерть много раз, ты забываешь
, что я был на фронте, по мне стреляли, однажды поразили машину, шедшую впер
еди, я три раза ходил в атаку, Алексей! Пойми, кто перед тобой. Я не бюджетник
, очнись!»
«Хуйня», Ц сказал он. «Тюрьма Ц особый мир. Здесь вольных заслуг не приз
нают. На Бутырке Беслану Гантемирову ебало набили. Я видел афганца, котор
ого руками заставили дальняк чистить, и чистил, старательно…»
Прапорщик настороженно смотрел на нас сверху.
«Всё в порядке старшой !» Ц сказал ему Лёха. И мы молча стали ходить по кле
тке в разные стороны. Когда в десятый раз он проходил мимо, лицо у него был
о стиснуто в камень. Мне также было не по себе. Тяжело и противно.
«Я могу тебя убить ручкой в ухо, ночью, когда ты спишь», Ц прошипел он. «Ман
ьяк, проповедник гомосексуализма и растлитель малолетних девочек…»
«Больной», Ц сказал я. Ц Тебе кто Ц нибудь сообщил, что твой диагноз Ц п
сихопатия?"
Нас вернули в камеру и там мы оба заткнулись. И двое суток не разговаривал
и. Мне было даже хорошо. Я целыми днями писал в блокноте о священных монстр
ах, великих людях моего Пантеона. Но даже в тех ролях, которые нам дала суд
ьба, мы не могли идти против натуры человеческой. С кем-то нужно было разг
оваривать. Иначе сойдёшь с ума, а «Русское радио» со своими песенками про
девочек поможет сойти.
Потому я Ц «объект разработки» и он Ц «информатор» Ц помирились. Пово
дом послужил проект нового закона о наркотиках, поданный в ГосДуму Прези
дентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46