Что они пристойно выглядят в лучшем случае на протяжении ле
т пятнадцати, ну двадцати. Что к 35 годам они превращаются в гиппопотамов, в
мулов, в утюги и буфеты, в разные домашние предметы. Все очаровательные си
ськи-письки, ножки-ручки съеживаются, скукоживаются или гигантски раст
ягиваются от сдобных булочек, от совокуплений, абортов и родов растягива
ются некогда трогательно узкие отверстия в их теле, ум их принимает цини
чный оттенок. А в мадонны с младенцем, чтобы потом стать пристойной стару
шкой-матерью сына-уголовника, они не идут. В народных балладах о каком-ни
будь уставшем от подвигов добром молодце можно прочесть: «А подать ему з
елена вина да бабёнку нерожалую» или «А за труд свой попросил Илья бочон
ок зелена вина да бабёнку нерожалую». Из чего можно вывести, что нерожалы
е бабёнки были всегда в большой цене. Вкус у русского народа и у молодцев б
ыл правильный. Бабёнка нерожалая подразумевает наличие узких входов в б
абёнку, нерастянутые сиськи-письки и многое другое из набора удовольств
ий. Бабёнка, правда, может оказаться хоть и нерожалой de facto, но de facto же, от бесчис
ленных абортов она может иметь не тело, но разваливающуюся котлету. Таки
е мысли сверлили мой мозг в то время, как я разглядывал свою жену. Грешным
делом по пути сюда, в комнату свиданий под номером "2", я даже попытался прик
инуть, а вот если я попаду на зону, то бывшая жена может приезжать на больш
ие свиданки, и я трое суток смогу ебать законную жену в гостинице ГУИНа. Те
перь этот вариант, не успев созреть, гнилым плодом свалился с дерева моег
о воображения.
... Когда она начала сдавать? Есть точный ответ. Девять лет тому назад. После
того как 30 марта 1992 года в Париже, на rue Montagne Saint-Genevieve, иначе говоря на улице горы свя
той Женевьевы в ресторане «Балалайка» (она там пела) ей рано утром нанесл
и шесть ударов отвёрткой в лицо. Один удар Ц вот виден шрам на лбу. Другой,
в висок (рана была сантиметров пять глубиной, я видел), её чуть было не прик
ончил. Ещё один Ц пробил нижнюю губу и пришёлся в полость рта. Ещё один в щ
ёку под скулой Ц оказался самым пагубным для её красоты. Он частично пар
ализовал, поджал ей мышцы этой половины лица. Улица Святой Женевьевы взб
ирается круто в гору чуть ли не от самой реки Сены, чтобы на самой горе вли
ться в площадь, где стоит казематом жёлтый Пантеон. А в Пантеоне лежат гер
ои Франции. Я бродил в тех местах когда-то влюблённым в певицу Наташу, мою
непутёвую жену, а теперь передо мной чужая искарёженая жизнью женщина. В
июле 1996 года я уже имел неприятный, шокирующий опыт: пришёл в галерею в теат
ре Маяковского на выставку моей второй жены Елены. Я увидел жирную высок
ую, опухшую щекастую пожилую женщину, безвкусно одетую. Трусы, какой-то пл
астиковый халат поверх, соломенная шляпа, из-под шляпы Ц кудельки. Я явил
ся с юной Лизкой, тонкой как шнурок. Нас там обильно фотографировали и впо
следствии я увидел себя и Елену рядом, в некоем, забытом мною ныне иллюстр
ированном журнале. Мы выглядели как мать и сын! Жестокий, как камень, я без
застенчиво написал о жирной Елене в «Анатомии Героя». Поверг кумир, кото
рый сам же и создал своей книгой «Это я, Эдичка». Это как если бы Александр
Блок взял и разрушил свою Прекрасную Даму. Растоптал бы.
Почему я так суров с ними? Потому что они профессиональные женщины. А проф
ессиональная женщина должна быть вечной. Красивым трупиком до 30 лет. А жит
ь и выглядеть как неряшливая хамка профессиональная женщина не имеет пр
ава... Мои Пенелопы. Елена живёт в Риме. Ей 51 год. Когда в 1971 году в газовом плат
ье, кончающемся, где начинались трусики, приходила ко мне на великолепны
х ножках кукла, девочка «фифа» с пуделем. Создание неземное, узенькое, едв
а весящее свои 50 килограммов при росте 176 сантиметров, думал ли я, что…
«Хуй в пальто», Ц говорят в тюрьме, «где ночи полные огня». Думал ли я, что
через 30 лет она будет жить в Риме: Италия. Носить титул контессы де Карли, пи
ть с утра мартини, начинать утро с головной боли. У неё наверняка несвежее
вонючее дыханье, и по утрам она ходит в халате. Её наверняка ненавидит её д
очь от графа Джан Франко рыжая Анастази, сейчас этой красивой Лолитке 12 ле
т…
Я хотел, чтоб она была мне верна как офицер своему другу офицеру. Такая у м
еня к ней была молодая ревность и дружба. Я носил её джинсы, я был её сверст
ником-братишкой, там многое было замешано на безумной моей к ней дружбе. Я
ею гордился, как более грубоватый братишка попроще может гордиться свои
м красивым, хрупким, элегантным братом. Её красота была нашей, её сигареты
, мне и курить не надо было. То, что мы зверски ебались, для меня было не глав
ным, возможно для неё главным. А я ценил больше её дружбу, её, куда более жиз
ненно изощрённой, со мной, более невинным, не светским. Она была светским,
искушённым братишкой, она учила меня манерам, есть с ножом и вилкой, среди
прочего, я учился у неё радостно. Когда в Нью-Йорке это случилось, разрыв, п
роизошло с декабря по февраль, я прежде всего забавного, очаровательного
, причудливого брата потерял. Это было очень больно. Брат больше не считал
меня родным, отказался, гад. Я так ведь любил с братаном напиваться. Как хо
рошо мы вместе с ней бухали, в одном ритме, два братишки-офицера. Офицеры т
ут мелькают недаром, мы оба ведь Ц офицерские дети. И что-то офицерское в
нас было, дополнительно связывающее.
Разногласия были с самого начала такие. Я пришёл к ней из контр-культуры,
из среды буйной и талантливой, собравшейся в Москву из всей страны. Она жи
ла среди богемы, но богатой, официальной, хотя и фрондерской. Художники Зб
арский, Мессерер, актёры Галина Волчек, Кваша, Каневский, дирижёр Макс Шос
такович, поэт-песенник Наум Олев и им подобные окружали эту девчонку лет
с семнадцати. Добавьте сюда богатого лысого мужа, удовлетворявшего все е
ё желания. У нас были классовые противоречия. Мы их сглаживали моим члено
м и стихами, моими и её. Однако мы с ней часто схлёстывались в споре: чья сре
да более подлинна и талантлива. Я доказывал, что моя, и только моя. Я оказал
ся тотально прав: из контр-культуры вышли революционер-диссидент Буков
ский, два мощнейших «чувака», как говаривал Бродский, оба факты общемиро
вой культуры Ц это я и Бродский, десяток ребят помельче, но значительных
творцов, художники Зверев, Кабаков, Яковлев… В дальнейшем этот небольшой
, как тогда казалось, разнобой во вкусах вылился в трагедию для неё. Её неб
ольшой творческий импульс иссяк, молодость, растянувшаяся лет до сорока
, всё же прошла. Её в сущности буржуазные предпочтения привели её к буржуз
но-мещанскому мировоззрению и образу жизни, пусть она и контесса. Она не п
онимает современности, и напыщенная, старомодная, в длиннополой шубе при
езжает в Москву, где посещает своих полинявших заслуженных знакомых и уч
аствует в посиделках бывших людей. Где ей понять страсть политики, Нацио
нал-Большевистскую Партию, её пацанов, девочек, атрибутику, цели, тюремны
е заключения. Она от меня на световые годы позади. Всё, что ей осталось Ц к
оллекционировать прошлое и ходить на похороны забытых знаменитостей. Н
адо было, братишка Елена, держаться меня. Судьба твоя была бы фантастичес
кой!
Наташей я тоже по-братски гордился. Мне нравилась её хмурая красота, её ск
андальный нрав. Я был без ума от её простой, наглой вульгарности питерско
й центровой девочки. Я сознавал, в каких-то житейских вещах, в искусстве в
зглядов, например, её превосходство надо мной. Она умела подавать такие с
игналы! В женско-мужских хищных играх она была подла и извращённа. Я не бы
л ни подл, ни извращён. Наташа сразу стала играть со мной в женские хищные
игры. Она оказалась интуитивна, но не умна, и потому с первых дней нашей жи
зни в Париже обиделась на моё отношение друга и братишки. Наташа вообще м
ужчине другом быть не хотела и не могла. (Ирония судьбы: теперь она служит
нянькой бородатому младенцу-наркоману. В наказание). Тем более братом. Он
а хотела обожания и прощения всех её подлостей. А я хотел от этого пола бра
тских кровных отношений. А что ещё выражает рефрен в романе «Это я, Эдичка
»: «вместе, блядями, проститутками, но вместе…»? Так я анализирую себя сейч
ас, в те годы я это лишь чувствовал иногда.
Короче, я искал в них братишек, чтоб безоглядно доверять, чтоб спина к спин
е рубиться против мира, а они хотели быть подлыми стервами, ходить к врагу
, туда и обратно. К тому времени, когда я достиг Лизы, мой опыт жизни с женщин
ами переделал меня. Я уже не искал от них братской верности. Я хотел нежную
женщину и собирался закрывать глаза на её маленькие слабости. Лиза тоже
была заведомо классово чуждой. Сейчас бы я выбрал свою, нашу партийную де
вочку. Но то шёл 1995 год, партия только создавалась.
Я провёл свою жизнь среди женщин, и я много думал о них, об их судьбе, о предн
азначении их в мире. Я мог бы написать о них исчерпывающе-уничтожающее ис
следование под названием «Женщина» (how to use Ц как употреблять) и тем нанести
им сильнейший удар, подорвать их могущество. Но я никогда не напишу такое
исследование, потому что отказываюсь убивать тайну. Мир не должен быть о
бъясним до деталей, иначе станет неинтересно жить. Всегда должен существ
овать домен (область) тайны. Чтобы видеть отстранённо, как Гумилёв: «Вот ид
ут по аллее/ Так странно бледны/ Гимназист с гимназисткой/ Как Дафнис и Хло
я».
Ну и пусть идут. Не буду я их анализировать. Тем паче гимназисток. Юные дев
ы трогательны, грациозны, красивы, как юные собачки и кошечки. Но общество
не хочет, чтоб ты их любил. Общество хочет, чтоб с гимназисткой шёл гимнази
ст, а не ты, мужчина-революционер несколько дьявольского облика. Обществ
о хочет, чтоб ты монотонно спаривался либо с женщиной твоего возраста (с 58-
летней старушкой, ужас!), ну в самом крайнем случае с женщиной лет на двадц
ать тебя моложе Ц увесистое половозрелое тело, упакованное в объёмисты
й лифчик, трусы, всякую женскую сбрую, тело подбрито, выбрито, подрезано, с
набжено витаминами. Юные девы на самом деле самый кайф: бабёнка нерожала
я Ц это лет пятнадцать, а то и меньше, не только нерожалая. Но и доабортная,
свежая. Если тяга к свежести, к юности, к здоровью, к красоте есть извращен
ие, есть разврат, то называйте меня старым развратником. Человеческие та
бу Ц это жуткая наёбка. Но есть мужчины, которые переступают через все эт
и табу, или сбрасывают их пинком. Такие обречены спать со многими поколен
иями женщин. Вот я из этих мужчин. Между датой рождения моей первой жены Ан
ны и датой рождения крошечной Насти Ц разница в 45 лет.
В критических статьях о моём творчестве я не раз читал, что мне якобы, «не
везло с женщинами». Причём критики не отрицают, что моя жизнь населена бы
ла и есть «чудовищами и красавицами». Под «невезением» имеется ввиду оче
видно то обстоятельство, что я не живу с одной и той же женщиной. Обществен
ное мнение было бы счастливо, если бы я до сих пор сожительствовал с перво
й женой Анной. Если бы бедняга не повесилась в 1990 году, ей сейчас было бы 64 го
да. Вот господа из газет были бы счастливы! А я как мусульманин брал себе м
олодых женщин. Анне было 27 лет, когда я её взял. Через семь лет я взял себе Ел
ену 21 года, через одиннадцать лет взял Наташу, которой было 24 года, через тр
инадцать лет взял Лизу, этой было 23 года, а ещё через три года Ц Настю, ей бы
ло 16 лет. Если смотреть на жизнь по-крестьянски просто, по-мусульмански но
рмально: мужик всё время женился на молоденьких, Ц это значит очень везл
о Э. Лимонову с женщинами. Больше, чем кому бы то ни было, ему везло. Плюс они
его любили. Другое дело, что он дико возмущал их, и продолжает выводить их
из себя…
Прапорщики сидели и слушали, бесстрастно. Администрация тюрьмы выделил
а лучшую комнату, лучших прапорщиков для осуществления свидания госуда
рственного преступника. Не вульгарного вора, но идеолога радикалов. Прап
орщики не сидели, но стояли как тощие птички, чуть сложившись вперёд в тал
ии, тощие зады почтительно лишь касались тюремных банкетных столов. Солд
афоны, дети бедных крестьянских родителей из провинции, они пошли в служ
бу не от хорошей жизни. На них были цвета болотной ряски брюки и рубашки из
дешёвого казённого волокна, с шевроном ФСБ на рукаве. На плечах Ц ломаны
е, неказистые огуречные погоны с мелкими звёздочками. Так же едко как и я,
унтер-офицеры воняли тюремным сортиром, баландой, варёной селёдкой, пер
ловой кашей. Но мы были страшнее, серьёзней и трагичней Наташи с её нарком
аном. (Наркоман, сказала она, сидит с моим адвокатом в приёмной, ждёт её). Мы
были из мира государственных преступлений и государственных наказаний
, страшных сроков, волос на голове дыбом, из мира смертной казни, гильотины
, топоров, Разина, Робеспьера, Дантона. Они Ц дети неказистых бедных родит
елей Ц лохов и я Ц изгой, схваченный чуть ли не ротой оголтелых военных в
горах Алтая. Что она могла в нас понимать в своём сюртуке из кожи, похоже с
одранной с брюха крокодила?
Вместо того, чтобы закричать: «Ты Ц святой, я преклоняюсь перед тобой. Ты
честнее и мужественнее, чем все, кого я знала!» Ц она с упрямым апломбом с
ообщила мне всякую хуйню-муйню.
Когда я шёл туда, я планировал ей сказать, что уже не люблю её, но что я так л
юбил её, страстную, пьяненькую, в те годы, долго любил. Что я счастлив, что у
нас была наша любовь, такая, о которых пишут в трагических книгах: был Пари
ж. Она пела в ночном кабаре на Шампс Элизэ, на блистательных Елисейских По
лях, среди зрителей сидели Марлон Брандо или торговец оружием Аднан Кашо
ги или Серж Гинсбур… Я писал мои книги на чердаке, а до этого мы жили в евре
йском квартале. Мы дрались и любили друг друга… Бля, она мне даже за всю жи
знь спасибо не сказала Ц необыкновенному человеку, который взял её за р
уку и привёз в необыкновенный мир!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46