Теперь поешь. И снова поспи.
Я откинулся на подушку, пока Эсси разговаривала с программой-шефом, и
смотрел на изображение на стене. Его повесили, чтобы напоминать мне: сколь
бы ни были неприятны процедуры, поддерживающие мою жизнь, были времена
гораздо более неприятные. Но сейчас изображение напомнило мне о другом. О
женщине, которую я утратил. Не скажу, что я годами не вспоминал о ней,
потому что это неправда. Я думал о ней часто, но как о далеком
воспоминании, а теперь - как о живой личности.
- Пора поесть рыбной похлебки, - жизнерадостно пропела Эсси.
Клянусь Господом, она не шутила. Так оно и есть, отвратительно
пахнущая, но, как она говорит, насыщенная всем тем, что мне необходимо и
что я могу съесть в своем нынешнем состоянии. А тем временем Вэн рылся в
черной дыре умным и сложным оборудованием хичи; а тем временем мне пришло
в голову, что тошнотворная похлебка, которую я ем, насыщена не только
лекарствами; а тем временем сложные механизмы выполняли еще одно задание,
о котором Вэн не знал; а тем временем я заставил себя проснуться
настолько, чтобы спросить Эсси, сколько времени я проспал, и она ответила:
- Довольно долго, дорогой Робин, - и потом я снова уснул.

Особое задание заключалось в извещении, потому что из всех своих
механизмов хичи больше всего опасались нарушителя порядка в линейных
системах. Они боялись, что этот механизм, неправильно примененный,
полностью и бесповоротно нарушит весь их порядок, и поэтому во все
механизмы встроили сигналы тревоги.
Когда вы опасаетесь, что кто-то подберется к вам в темноте, вы
устраиваете ловушки: подвешиваете к веревке десяток гремящих банок,
вешаете что-нибудь такое, что может упасть на голову незваного гостя -
все, что угодно. Но нет большей темноты, чем темнота между звездами, так
что хичи оставили своих часовых. Ловушки, оставленные хичи, были
многочисленны, хитроумны и обладали очень-очень громкими голосами. Когда
Вэн развернул свою спираль, она немедленно подала сигнал, и тут же связист
доложил об этом Капитану.
- Чужак сделал это, - сказал он, дрожа мышцами лица, и Капитан
произнес бранное слово. Человеку оно ничего не сказало бы, потому что
обозначало половой акт в то время, когда женская особь не влюблена.
Капитан произнес это слово не из-за его прямого смысла. Это выражение
крайне неприлично, но ничто другое не могло бы выразить чувства Капитана.
Увидев, что Дважды тревожно смотрит на приборы контроля на расстоянии, он
тут же раскаялся.
Больше всего беспокойства было у Капитана, потому что он Капитан, но
работы больше всего было у Дважды. Она одновременно управляла тремя
комплектами приборов на расстоянии: большим кораблем, на который они
собирались перебраться, грузовым кораблем, который должен убрать парусник,
и особым спутником в Солнечной системе, который должен был перехватывать
все сообщения и регистрировать все космические корабли. И Дважды была не
состоянии выполнять такую работу. К ней пришло время любви, стероиды
бушевали в ее жестких венах, биологический процесс развертывался, и тело
ее созревало для выполнения своего назначения. И не только тело. Созревала
и смягчалась вся личность Дважды. И пытаться управлять отдаленными
системами, в то время как весь ее организм был настроен на сексуальное
общение, - для нее это пытка. Капитан склонился к ней.
- Как ты? - спросил он. Она не ответила. И это было достаточным
ответом.
Он вздохнул и обратился к следующей проблеме.
- Ну, Башмак?
Связист выглядел почти так же плохо, как Дважды.
- Установлено несколько концептуальных соответствий, Капитан, -
доложил он. - Но программа перевода очень сложна.
Капитан дернул мышцами щек. Неужели произошло что-то нелогичное,
отчего все развертывается неожиданно и неправильно? Эти сообщения - опасно
даже то, что они вообще существуют. Но они к тому же на разных языках! На
разных! Не на двух, на которых говорят хичи, не на Языке Действия и Языке
Чувства, но буквально на десятках взаимно непонятных языков. Было бы
гораздо менее болезненно слушать это бормотание, если бы он хотя бы
представлял себе, о чем они говорят.
Там много тревог и проблем! Не только зрелище с каждым часом
слабеющей и все более ошибающейся Дважды; не только сознание того, что
какой-то не-хичи приводит в действие механизмы, способные проникнуть в
черную дыру; наибольшие опасения у Капитана вызывала его собственная
способность справиться с этими нарастающими осложнениями. Но нужно было
работать. Они определили местоположение парусника. Направили сообщение его
экипажу, но разумно не стали дожидаться ответа. Командный корабль,
разбуженный после многотысячелетнего сна, подошел в рассчитанное время.
Они примкнули к нему, люк к люку, и перешли в этот большой, гораздо более
мощный корабль. Это не составляло проблемы, хотя Дважды, тяжело дыша, со
стонами металась от прибора к прибору и была медлительна в управлении
подходящим кораблем. Но все прошло благополучно. И большой грузовой
корабль-пузырь появился там, где должен был, и даже точно вовремя.
Весь этот процесс занял почти двенадцать часов. Для Дважды это были
часы непрерывного труда. У Капитана было меньше дел, поэтому он мог
следить за ней. Видел, как ее медная кожа приобретает пурпурный цвет
неразделенной любви и одновременно темнеет от усталости. Это его
беспокоило. Они оказались такими неподготовленными к внезапному вызову!
Если бы знали, что сложится чрезвычайная ситуация, Капитан прихватил бы
второго оператора, и на Дважды не выпала бы такая тяжесть. И прежде всего
они могли сразу вылететь в командном корабле и не тратить силы на смену
судов. Если бы подумали... Если бы заподозрили... Если было бы хоть
малейшее указание...
Но ничего этого не было. Да и как можно было догадаться. Даже по
галактическому времени прошло всего несколько десятилетий с последней
вылазки из укрытия в центре - мгновение астрономического времени, и разве
можно было поверить, что за это время так много произойдет?
Капитан порылся в пищевых пакетах, нашел самую вкусную и легко
усваиваемую еду и с любовью скормил ее Дважды. У нее не было аппетита.
Движения ее стали еще медленнее и неувереннее, с каждым часом ей все
труднее двигаться. Но свою работу она выполняет. Когда наконец огромные
крылья фотонного корабля свернулись, раскрылась большая пасть грузового
пузыря, капсула с экипажем парусника скользнула в нее, Капитан вздохнул с
облегчением. Для Дважды наиболее трудная работа кончилась. Теперь у нее
есть возможность отдохнуть - может, даже удастся совершить вместе с ним
то, чего требуют ее тело и душа.
Так как экипаж парусника ответил немедленно - для него немедленно, -
ответ пришел до того, как захлопнулась большая сфера. Связист, Башмак,
нажал клавишу, и на экране появилось сообщение:
Мы признаем, что должны прервать свой полет.
Мы просим доставить нас в такое место, где мы будем в безопасности.
Мы спрашиваем: возвращаются Убийцы?
Капитан сочувственно поджал живот. Башмаку он сказал:
- Передай им: "Мы временно возвращаем вас в вашу систему. Если будет
возможно, позже привезем вас снова сюда".
На лице Башмака появилось напряженное выражение.
- А как же их вопрос об Убийцах?
Капитан ощутил легкую дрожь в животе:
- Скажи им: еще нет.

Но на первом месте в сознании Капитана был не страх перед другими и
даже не тревога о Дважды. У хичи было много общих с человечеством черт:
любознательность, двуполая любовь, привязанность к семье, преданность
детям, удовольствие от манипулирования символами. Но объем этих общих
особенностей оказался неодинаков. Одной психологической характеристикой
хичи обладали в гораздо более выраженном виде, чем люди.
Совестью.
Хичи почти физически не могли нарушить обещания или позволить злу
остаться неисправленным. Для хичи обитатели парусника представляли собой
особый случай. Хичи были у них в долгу. Именно от них они узнали самый
страшный факт, какой только приходилось им узнавать.
Хичи и обитатели парусников хорошо знали друг друга, хотя
познакомились сравнительно недавно. И взаимоотношения их обернулись для
медленных существ бедой. А для хичи тем более. Они никогда не могли забыть
об этом.
В медлительных долгих эддах этого народа рассказывалось о том, как в
сладкой грязи их родной планеты неожиданно появились конические корабли
хичи, ужасно твердые и ужасно быстрые. Они пронеслись через плавучие дома,
вызвав кавитацию и значительный подъем температуры. Многие погибли. Много
вреда было причинено, прежде чем хичи поняли, что здесь есть живые и
разумные существа, хотя и очень медлительные.
Хичи были ужасно шокированы тем, что натворили. Они пытались
исправить положение. Первым шагом послужило установление коммуникации, но
это оказалось очень трудным. И решение этой задачи заняло много времени -
много для хичи, хотя для самих обитателей планеты прошел короткий период,
и прямо посреди одного жилища осторожно и медленно опустилась жесткая
горячая восьмиугольная призма. И сразу заговорила понятным, хотя и
смехотворно неправильным языком.
После этого события стали развиваться с молниеносной скоростью - для
жителей грязи. Для хичи же следить за их жизнью - все равно что наблюдать
рост лишайников. Капитан сам однажды побывал на их планете - газовом
гиганте. Он был тогда не капитаном, а скорее юнгой, молодым, горячим,
любителем приключений, с тем неистощимым оптимизмом, с каким хичи смотрели
в необозримое будущее, пока оно не обрушилось на них так ужасно. Он дважды
посещал Землю и нашел там австралопитеков, он наносил на карты газовые
облака и квазары, он отвозил строителей и экипажи на дальние объекты.
Проходили годы. Проходили десятилетия. Медленно продвигалась работа по
переводу с языка обитателей грязевых жилищ. Она могла бы идти и побыстрее,
если бы хичи считали ее важной; но они так не считали. Но очень намного
быстрее она все равно не пошла бы: не справились бы жители планеты.
Но работа оказалась интересной - в историческом, антиквариальном
смысле. Ведь эти существа жили долго, очень долго. Их биохимические
процессы протекали примерно в триста раз медленнее, чем у хичи или у
людей. Исторические записи хичи уходили в прошлое на пять-шесть
тысячелетий. Письменная история жителей грязи - в триста раз дольше. Почти
два миллиона непрерывных последовательных исторических данных. А самые
ранние народные сказания, предания и эдды уходили в прошлое еще в десять
раз дальше. Их переводить было не труднее современных, потому что у
обитателей планеты грязи все, в том числе и язык, изменяется медленно, но
соединенные умы, занимавшиеся переводом, считали их не очень интересными.
И все откладывали работу над ними... пока не обнаружили, что в двух из них
говорится о посещении из космоса.

Когда я думаю о всех тех годах, когда человечество жило под гнетом
комплекса неполноценности - потому что хичи достигли многого и намного
раньше, - я испытываю множество сожалений. Мне кажется, больше всего я
жалею, что мы не знали о двух эддах. Я имею в виду не сами эдды, потому
что они добавили бы нам забот, правда, довольно отдаленных. Я говорю о
том, как эти эдды отразились на моральном состоянии хичи.
Первая песнь была создана на самом рассвете цивилизации обитателей
грязи и оказалась очень неясной и двусмысленной. В ней рассказывалось о
посещении богов. Они явились, сверкая так ярко, что даже рудиментарные
оптические органы жителей грязи смогли их увидеть; их окружало море
энергии, грязь вскипала, и многие умерли. Больше они ничего не сделали, а
улетев, не возвращались. Сама по себе песнь не имела особого значения; в
основном в ней рассказывалось о некоем грязевом герое, который осмелился
бросить вызов богам и в качестве награды получил целую болотистую область
планеты.
Вторая песнь оказалась более ясной. Она датировалась миллионом лет
позже - почти в пределах исторического периода. В ней тоже рассказывалось
о посетителях извне плотного домашнего мира, но на этот раз посетители
оказались не просто туристами. Но и не завоевателями. Это были беженцы. На
болотистую почву опустился один корабль, плохо подготовленный для жизни в
холодном плотном ядовитом газе.
Здесь они скрывались. И оставались долго - по своим стандартам,
больше ста лет. Настолько долго, что обитатели планеты успели их
обнаружить и даже вступить в коммуникацию. На беженцев напали
чужаки-убийцы, горящие, как пламя, владеющие оружием, которое давит и
сжигает. Вся их родная планета обгорела. Все их космические корабли
подверглись преследованию и были уничтожены.
И вот, когда поколения беглецов сумели выжить и даже умножиться, всем
им пришел конец. Пылающие Убийцы отыскали их и испарили целый район
планеты, чтобы погубить их.
Услышав эту песнь, хичи могли бы подумать, что это вымысел, если бы
не один термин. Его оказалось нелегко перевести. Ему пришлось пережить и
несовершенный языковой обмен, и прошедшие два миллиона лет. Но он их
пережил.
Именно он заставил хичи бросить все свои дела и сосредоточиться на
одном: подтверждении истинности старой эдды. Они искали планету беглецов и
нашли ее - сгоревшую в лучах взорвавшегося солнца. Они искали и нашли
артефакты предшествующей космической цивилизации. Немного. И не в очень
хорошем состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40