Потом:
— Боб, зажги свечу... Боб, я хочу тебя видеть... Боб, мне не стыдно... Боб, я люблю... Боб, ты понимаешь, мне совсем не стыдно... Боб, я люблю тебя... Боб, я хочу тебя видеть... Как хорошо, правда, Боб, что я такая бесстыдная...
Они лежали на кровати при свете свечи. Лежали, чуть отодвинувшись друг от друга, с ощущением честной и чистой усталости, с полнотой самого обыкновенного и простого счастья, за которым не таилось никакого другого смысла, никакой другой глубины.
— Боб... у тебя в дневнике есть обо мне хотя бы строчка?
— Если хочешь, будет.
— Конечно, не хочу... Молчание.
— Боб... А это... это было не упражнение? Может, ты боялся, что и это забудешь?
— Я тебя боялся. Ты была для меня последней чертой. Дальше, за тобой — ничего...
Снова молчание.
— А теперь ?
— Теперь я сдался. Теперь я просто житель этой длинной и скучной асфальтированной улицы.
И внизу, возле дома, не видя этого и не слыша, улыбнулся довольной улыбкой врач.
Глава семнадцатая
Музей «Хиросима»
В следующем коридоре, внимательно прочитав очередную таблицу, указывающую, кому и насколько следует нагнуться, Лили с удивлением поймала себя на том, что и в самом деле с точностью придерживается закона. В ней даже пробудился необъяснимый какой-то страх, оттого что Гид снова шел впереди и совершенно не оглядывался на посетителей. Человек с палкой и толстячок признались Лили, что они на этот раз нагнулись больше, чем требовала таблица. Они сказали, что, когда нагибаешься ровно настолько, насколько предписывает закон, всегда есть опасность случайной ошибки, боязнь, что вдруг приподымешь голову и тем самым непроизвольно нарушишь нормы, а когда нагибаешься больше, чем требуется, такой опасности уже нет.
В зале, куда они вошли, перед какой-то дверью стояло и сидело множество людей. Они стояли и сидели в полном молчании. Отдельными группами. Группа — треугольник, группа — квадрат, прямоугольник, круг и так далее. И повсюду опять висели предупреждения: «Не прикасаться».
Гид объяснил, что в комнате за этой дверью есть зеркало, в котором видна разрушенная Хиросима. Каждый человек может увидеть в этом зеркале себя и узнать, жив он еще или умер, а если жив, то каково его будущее.
— Это самый достопримечательной уголок нашего музея, — сказал Гид, — и самый доходный. Многие из этих людей стоят здесь уже месяцы и годы. Никто не решается войти в эту дверь, и никто не решается уйти отсюда.
— А как они питаются? — спросил человек с палкой.
— Для их обслуживания открыт специальный буфет, потому что без еды они могут умереть, — весьма логично ответил Гид.
Лили увидела буфетчика, худого, жилистого мужчину, ловко, быстро снабжавшего обитателей зала едой.Гид продолжал рассказывать, что родственники этих людей раз в неделю аккуратно присылают им деньги, чтобы они могли расплачиваться с буфетчиком. Следовательно, в зависимости от того, насколько богаты или бедны родственники, среди этих людей тоже образуются различные прослойки. Так что жизнь здесь не останавливается, она так же интересна, как и за стенами музея. Когда кто-нибудь из посетителей решает остаться в этом зале, дирекция посылает
письменное сообщение его родственникам. Всех оставшихся музей берет под свою защиту. Они неприкосновенны, и никто не вправе заставить их вернуться к себе домой.
— Где они спят?
— Они спят сидя, ибо если лежать запрещено даже на вокзалах, то что уж говорить о таком культурном учреждении, как музей?
— Где они бреются? — спросил на этот раз Гид и сам же себе ответил: — Бреются и стригутся они у буфетчика, который одновременно является парикмахером.
— Где они купаются ? — спросил Гид. — У буфетчика в кладовой есть большое корыто. В этом корыте они по очереди и купаются. А грязную их одежду стирает и гладит жена буфетчика.
— Как они лечатся, когда болеют? — спросил Гид. — Когда они болеют, их лечит буфетчик, который одновременно является и врачом.
— Бесплатно ? — выразил удивление Гид. — Конечно, за деньги. Конечно, за деньги. Конечно, за деньги.
На двери комнаты, перед которой толпились обитатели зала, висел огромный замок.
— Для чего этот замок? — спросил Гид и объяснил, что повесили его на дверь сами обитатели этого зала, боясь, как бы кто-нибудь из них не вошел в эту комнату под влиянием всего лишь минутного порыва. Ключ они повесили высоко на стене, чтобы до него было трудно дотянуться. Дотянуться до ключа, снять его не без труда со стены и открыть замок, то есть совершить довольно-таки длительное и сложное действие, мог только тот, кто решился войти в комнату с зеркалом не под влиянием минуты, а в результате долгого размышления.
— Когда я получу отпуск, — сказал Гид, — в первый же день приду в музей посетителем. В белом костюме. И буду задавать вопрос за вопросом. На руку надену часы, чтобы их у меня отобрали. Разговаривать буду или очень громко, или очень тихо, чтобы громкоговоритель сделал мне замечание.
От группы людей, расположившихся треугольником, отелился высокий немолодой человек. Буфетчик спокойно одошел к нему и ласково погладил по голове.
— Ничего, мой мальчик, — сказал он отечески. — Я пока аменю тебя. — И с этими словами стал на освободившееся есто в нарушенный треугольник.
Человек, отделившийся от своей группы, направился двери и потянулся было рукой за ключом, но тут же испу-анно повернул обратно.
Буфетчик все так же спокойно уступил ему место и все так же ласково погладил по голове:
— Ничего, мой мальчик...
— Спасибо, что заменили меня, — пробормотал человек. (Гид: Но, может быть, часы у меня и не отберут? Ведь мое лицо тут всем знакомо...)
Лили легко и непринужденно подошла к двери. Никто не обратил на нее особого внимания, потому что многие здесь делали это каждый день, но под конец спохватывались и возвращались на место. Бывало даже, что некоторые снимали со стены ключ и даже подносили его к замочной скважине... Однако дальше этого дело пока что не заходило.
И вот теперь на глазах у людей, находившихся в зале, произошло нечто ошеломляющее: девушка спокойно вложила ключ в замок, повернула его, вошла в комнату и беззвучно закрыла за собой дверь.
(Гид: А я загримируюсь. Да, загримируюсь.)
Закрыв за собой дверь, Лили в оцепенении остановилась и зажмурилась от страха.
— Почему ты вошла? — раздался из-за двери голос Боба.
— Прошу тебя, выйди,— сказал Джо.
— Я вам обоим нравлюсь, правда? — спросила от страха Лили.—Боб, я тебе нравлюсь?
— Да.
— А тебе, Джо?
— Конечно.
— Вы любите меня?
— Конечно.
— Очень.
— Вы можете из-за меня поссориться, подраться, сделаться врагами?
— Конечно.
— Конечно.
Гид: Ну, предположим, загримируюсь... Но если я стану разговаривать громко, мне все равно не дождаться замечания, потому что громкоговоритель давно уже привык к моему голосу.)
Лили тихонько и боязливо разомкнула веки, подняла взгляд и в первое мгновение ужаснулась, потому что увидела в зеркале себя. Немного погодя, уже справившись со страхом, она поняла, что перед нею самое обыкновенное зеркало. И ничего больше. Обыкновенное зеркало в пыльной комнате, куда до сих пор не ступала человеческая нога.
Она громко расхохоталась. Потом вытащила из сумочки гребешок и, стоя перед зеркалом, не спеша привела в порядок волосы.
Потом она вышла из комнаты, и обитатели зала расступились перед ней в молчании и страхе. Лица у них были бледны, глаза выдавали внутреннее напряжение. Лили, не останавливаясь, прошла мимо них в другой, противоположный конец зала и, обернувшись, увидела, что вся толпа напряженно и пронзительно всматривается в нее.
Вдруг в тишину ворвались какие-то звуки. Толпа вздрогнула как один человек и обернулась на шум. Кто-то, оказывается, подкрался к двери, запер ее и повесил ключ на стену...
— Вы помните, — сказал буфетчик, вытирая выступивший на лбу пот,— я рассказывал вам однажды, как вошел туда? Вы помните, не так ли? Хотите, я расскажу еще раз?
Все кивнули ему.
— Я увидел, как однажды, сам того не зная, я убил людей, много людей. Людей, о которых я не имел никакого представления. В таких краях, где я не бывал ни разу в жизни. Но это правда, я знаю, что это правда. Вы меня понимаете ?
Все кивнули ему.
— Я увидел также свое будущее. Увидел, как другие люди убивают меня. Среди них я рассмотрел и ваши лица. Я увидел, как однажды вам станет ясно, что я действительно побывал в этой комнате, но не нашел в ней ничего, кроме обыкновенного зеркала. Как однажды вы узнаете, что я обманул вас. Обманул, чтобы вы не уходили от этой двери и чтобы я наживался за ваш счет, продавая вам еду, брея ваши бороды, разрешая вам купаться в моем корыте. Я увидел, увидел, что я плут и обманщик, но вы — убийцы. Вы понимаете меня?
Все кивнули ему.В следующем зале было пусто, только посередине стояла какая-то машина, по виду напоминавшая пианино. И повсюду было написано: «Не прикасаться».
Гид объяснил, что посетители могут задавать этой машине любые вопросы, и она точно ответит: «да» или «нет». До сих пор не было ни единого случая, чтобы она ошиблась.
Человек с палкой, толстяк и Лили приблизились к машине и начали по очереди задавать ей вопросы.
Человек с палкой: Я хромой или нет?
- Да.
Толстяк: Мы живем в двадцатом веке?
— Да.
Лили: Мы живем в двадцатом веке?
— Да.
Человек с палкой: Моя жена мне изменяет?
— Да.
— Она красивая?
— Да.
— Очень красивая?
— Да.
— Она состарится?
— Да.
— Она заболеет?
— Да.
— Она умрет?
— Да.
— Я увижу все это?
— Нет.
— Почему?
— Она не дает объяснений,— вмешался Гид. Человек с палкой: Почему?
Толстяк: Я счастлив?
— Да.
Лили: Я счастлива?
— Да.
Человек с палкой: Я тоже счастлив?
— Да.
Лили: Все счастливы?
— Да.
— А ты? Ты счастлива?
— Да.
— Значит, в мире так много счастья?
— Да.
— Ужасно, правда?
— Да.
Толстяк: Земля круглая?
— Да.
— Как яблоко?
— Нет.
— Как глобус?
— Нет.
— Как круг?
— Нет.
— Как земля?
— Нет.
Человек с палкой: Я есть?
— Нет.
— А моя палка?
— Да.
— Но мы с ней неразделимы, я — это она, а она — это я.
— Она не дает объяснений, — напомнил Гид. Лили: Ты меня видишь?
— Нет.
— А их?
— Нет.
— Ты видела улицу, этот музей, этот зал и себя?
— Нет.
— Тебе нравится Пикассо?
— Да.
Толстяк: Похудею ли я при частом употреблении минеральной воды?
— Да!
— А не повредит ли такое употребление минеральной воды моему здоровью?
— Да.
— Что же мне делать?
— Она не дает объяснений, — напомнил снова Гид. Толстяк: Тебе известно, что сосед взял у меня деньги в долг и не возвращает?
— Да.
Человек с палкой: Я счастлив?
Машина не ответила.Человек с палкой в недоумении посмотрел на Гида.
— Очевидно, на сей раз вы не столько задали вопрос,— объяснил Гид,— сколько хотели убедить самого себя, что вы счастливы.
Лили: Да или нет? Ответа не последовало. Лили: Да или нет? И вдруг машина заговорила:
— Да, нет, да, нет, да, нет, да, нет, — сыпала она без умолку. — Мы живем в двадцатом веке... Мы живем не в двадцатом веке... Она умрет... Она не умрет... Земля круглая... Земля не круглая... Ты есть... Тебя нет... Палка есть... Палки нет... Пикассо мне нравится... Пикассо мне не нравится... Да, нет, да, нет, да, нет, да, нет.
Гид был совершенно обескуражен случившимся. Он извинился перед посетителями, куда-то убежал и немного погодя вернулся с механиком. Механик, орудуя инструментами, быстро разобрал испортившуюся машину и вытащил из нее
обыкновенного человека, к которому тут же подоспели служащие с носилками.И усталый этот человек, вытянувшись на носилках, еле слышно спросил у склонившегося над ним механика:
— Этот музей большой?
— Да, — сказал механик. — Очень большой.
На двери в следующий коридор висела маленькая табличка, предупреждавшая, что идти по этому коридору можно не нагибаясь.Однако Лили снова нагнулась.
Спутники посмотрели на нее с удивлением, а она, не выпрямляясь, с негодованием в голосе проговорила:
— Почему вы унижаетесь? Нагнитесь сейчас же. Нагнитесь...
И спутники ее, чтобы не унижаться, тоже нагнулись.
Человек с палкой обратился к остальным посетителям со словами:
— Могу я попросить вас об одной услуге?
— Конечно.
— Вот мой адрес. Передайте, пожалуйста, моей жене, что много денег мне не понадобится. В день три булки и чашка кофе — этого будет достаточно. И навещать меня тоже пусть не приходит, и детей пусть не присылает. Видите ли, мы живем далеко, от нашего дома идти сюда целый час. Зря будут уставать, не нужно. Все равно, у меня есть их фотографии. Вот посмотрите... Это моя жена, а вот это — младшая
дочь...
— Он идет в буфет. Он хочет стать обитателем музея,—пояснил Гид.
— Это понятно и без объяснений,— раздраженно сказала Лили.
— Вам, может быть, и понятно. А другим? А ему самому, человеку с палкой? Моя обязанность — всем и все объяснять.
Вдруг Лили, а вместе с нею и Боб и Джо заметили, что неподалеку стоит буфетчик и пальцем подзывает их всех к себе.
Они подошли.Буфетчик вынул из кармана и протянул им кипу бумажных денег.
— Что это такое?
— Больше, к сожалению, дать не могу.
- Но что это такое? Зачем вы это даете нам?
— Я вам обязан. Не будь вас, я до сих пор прозябал бы в бедности.
Они посмотрели на буфетчика с удивлением и испугом.
— Ведь мы же никому не причиняем вреда, — пробормотал он, как бы оправдываясь. — В сущности, все наши доходы — от развалин и пепла.
— Но вы еще более обессмысливаете гибель города!
— Что поделать, — ответил буфетчик, — живые люди важнее, чем мертвые...
— Ну пошли, пошли, — нетерпеливо прервал его человек с палкой, — мы теряем время.
Буфетчик отечески взял его за руку и увел с собой.
Глава восемнадцатая
Зазвонил телефон.Боб взял трубку и услышал голос своего врача.
— Прошу немедленно явиться в дом номер двенадцать по улице Шести Деревьев. — Он помолчал, потом добавил торопливым шепотом: — Советую не соглашаться.
— С чем?
Но в трубке уже раздались гудки.Боб поспешно оделся, вышел на улицу и бегом бросился к дому номер двенадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20