Бумажные соты, набитые горящими углями – странно что не вспыхивают. Но угольки просвечивали не через каждую стену, только сквозь мертвое дерево и прочую шелуху. Камень не пропускал живого сияния, и обожженая глина на крышах тоже.
Небо обложено тучами, мутно-зеленое, фосфоресцирующее как болото. К полуночи начнется дождь, а сейчас воздух был липким, стоячим и пах горькой влагой и сладким тленом.
Поднявшись повыше, я сразу углядела скопище огненных ос у большой каменной коробки. Осы толклись на улице у входа и во дворе, и жужжали сердито.
Кажется, драка происходила именно здесь, но уже закончилась. С соседней крыши я рассмотрела алые ауры людей у ворот. По моим соображениям, аура Мораг должна была быть несколько иной, эту инаковость я отчетливо видела глазами Эрайна. Я различала внизу десяток людей, лошадь, которую вели через двор, и пару собак, крутящихся под ногами, но это оказались обыкновенные люди, лошади и собаки. Мораг, если и была тут, куда-то делась.
Она в одиночку пыталась прорваться в дом. Силой. Что на нее нашло? А то и нашло: разыскивая девицу по моему описанию, она узнала, что это и есть леди Корвита Клест. Невеста обожаемого Герта. Вот и взбеленилось наше высочество до полного умопомрачения.
Плохо дело. Мораг или ранена, или попала в лапы сестренки. Или то и другое.
Большой дом, почти все окна светятся – он до отказа набит гостями. Позаглядываем-ка мы в окошки. Надо бы поаккуратней, но люди редко смотрят вверх.
Взмах крыльев – улица с горстью углей на дне поворачивается подо мной, навстречу летит седая непроглядная стена, расчерченная мертвым деревом фахверка. Второй этаж, карниз, рама окна. Сквозь слюду и доски ставен видны три рыжих колобка – два по правую руку, один по левую, в глубине комнаты. Люди как люди.
Второе окно, та же комната. Третье окно – двое. Неподвижно сияют каждый в своем углу. Четвертое. Опять двое, и оба у самого окна, а окно раскрыто. Осторожно перепархиваю за угол, стараясь не показаться им на глаза. Не заметили.
Ряд окон в торце дома. Первое окно. Двое в глубине комнаты. Следующее…
Стоп!
В пламенном коконе одного из людей четко виднеется темное зерно. Сердце мрака. Семя асфодели.
Затаив дыхание, смотрю. Окно не закрыто ставнями, сквозь частый переплет гляжу на окутанные жаром человечьи фигуры. Если смотреть внимательно, можно даже разглядеть черты лиц.
Женщина. Эта, с черным семенем внутри – женщина. Не совсем семя – пятно очень темной тени пульсирующее где-то на уровне ключиц, сгусток маслянистой сагайской туши с размытым, плывущим краем, выбрасывающий дымные щупальца в горло, в живот, в обе руки.
Рядом – мужчина, немолодой, услужливо кланяющийся. Женщина подходит к столу, открывает коробку, похожую на маленький гробик: мертвое дерево и мертвая кожа. Внутри полно разноцветных игрушек. Прислушиваюсь: мяуканье голосов, дыхание вмурованных в стены камней, шепот пленок-приживал, посвист и щелканье крохотных обитателей балок и перекрытий.
– Завтр… а ве…чер… ом… – говорит женщина, голос ее проваливается в паузы, тянется, провисает. – Вин… олу… чше… хесер… пье… тохотно… мыд… олжны… от… ехать…
Женщина передает слуге маленький предмет. Прозрачная штуковинка… стеклянный пузырек с забавной субстанцией внутри: свинцово-серого цвета с блуждающими зелеными и лиловыми пятнами.
Слуга вопросительно мяукает. Женщина поднимает руку – и сгусток тени внутри нее стремительно разрастается, заполняя контуры тела как вода заполняет сосуд. Алый ореол становится пурпурным. Женщина прикасается пальцем ко лбу человека, его сияние мигает как свеча на ветру.
Яд! Эта ведьма дала ему яд для Мораг!
В это же мгновение я понимаю, что темная тварь меня заметила. Моментально возникшая связь, узнавание. Женщина начинает поворачиваться к окну.
Бей ее, Ската!
Взмах крыл, толчок ладонями в раму – в стае обломков влетаю в комнату. Остолбеневший слуга, в поднятой руке – переливы пятен в склянке с ядом; отталкиваюсь ногами от разинутого рта и белых рыбьих глаз. Ведьма – чернильная многолучевая клякса в пламенном ореоле – отшатывается прочь, на ее месте встает дыбом широкая плоскость столешницы и сшибает меня наземь.
Удар, перекат, что-то рушится вокруг, мебель рассыпается и крошится как сухой хворост, мяуканье взлетает до визга и лая, где черная тварь? Вот она, мечется у стены, швыряется в меня какой-то ерундой. Не уйдешь, мясо! Порву!
Ведьма вскидывает руки, полуночный ветер раздувает грязные паруса приживал под потолком. Ты бы еще плюнула, дура.
Прыжок!
С размаху влетаю во что-то липкое, в кисель, в слякоть, лишь кончиками когтей чиркнув по мягкому, живому. Арррссс! Пленки, гадость, целый ворох клейких одеял мне на голову. Тьфу, пропасть, тьфу, тьфу!
Воздух взрывается многоголосым лаем. Алое зарево – еще два огненных клубка – накатываются, выставив железные жала, я взвиваюсь в лохмотьях разорванных приживал, где тварь? Топчется за ними. Бросок: убью! Лезвие целует плечо ледяным ожогом. Кручусь юлой, разбрызгивая собственную черную кровь – когти, крылья и хвост шаркают по железу, по железу, по железу… Ожог! На левом боку расцветает ядовитая рана.
Арррс! Прыгаю вверх, на потолок, как здесь тесно! Хвост мой вспарывает полог кровати, крылья хлопают, сметая гобелены со стен, сестра моя тварь пляшет в недосягаемой близи – черной звездой, провалом в Полночь. Я тебя достану!
Не достала.
Железное жало пригвождает основание крыла, впившись в мертвое дерево, линия прыжка ломается, скорость вырывает из меня кусок плоти. С криком и воем обрушиваюсь на пол, кувыркаюсь под градом ударов, беспорядочно хлеща хвостом, цапая, кусая жгучее железо. Алые вспышки, тьма, лай, визг лезвий, жала жалят, жалят, жалят! Куда-нибудь, спрятаться, куда-нибудь…
– Не рубите ее! Грейн, Фраго, она мне живой нужна!
Щель под кроватью. Скользя по собственной крови, бросаюсь туда. В глазах черно, плоть трещит и распадается, внутри и снаружи жжет, словно меня заживо жрут муравьи. Мама! Мамочка…
– Видели? Она оборотилась. Это девка какая-то. Достаньте мне ее.
Я кашляю, плююсь соленым. Темно и пыльно. Меня тошнит.
С грохотом отъезжает низкий ременный потолок, исчезает последняя защита. Я лежу на полу, в луже горгульей крови, пахнущей так, что щиплет глаза. Мне наступают на поясницу, одновременно ухватив за волосы. Заламывают и связывают за спиной руки. Я не сопротивляюсь. Сил хватает только на то, чтобы дышать.
– Миледи, что случилось?
Шарканье ног, звон оружия. Взволнованные голоса.
– Все в порядке, – говорит Корвита Клест. – Все в порядке, все в порядке, все в порядке. Уходите. Идите спать.
Она сейчас тычет пальцем во лбы набежавшим, успокаивая их, затирая им память. Они уходят, послушные как бараны.
– Миледи! Этой… ноги связать?
– Да.
Мне связывают ноги. Переворачивают пинком. Липкий от крови пол отклеивается от щеки, перекатывается на затылок. Свет не ярок, но глаза слезятся. В висках колотится боль, голова как полусваренное яйцо: белесая муть в хрупкой скорлупе. Темная фигура, склонившаяся надо мной, постепенно проясняется – угрюмый северянин, с головы до ног в железе, с мечом в руке. Высовывающаяся из-под длинной кольчуги еще более длинная туника изорвана в клочья, а железо только поцарапано. Когтей фюльгьи не хватило разодрать найльскую броню.
– Стриа, – говорит северянин, направив на меня меч. – Или ларва. Или мара.
– Это двоедуха, – голос Корвиты из глубины комнаты. – Всего лишь человек, не бойся. Грейн, что там со слугой нашего хозяина? Живой?
– Миледи, у тебя плечо в крови.
– Разберусь. Посмотри раненого.
Корвита Клест возникла в поле зрения. Рослая, стройная девушка в светлом шелковом халате поверх ночной сорочки. Широкий рукав распорот, ткань потемнела и набухла от крови. Корвита прижимала к груди раненную руку, замотав ее шелковой полой.
Хорошо держится, паршивка. Ни истерики, ни испуга.
– Кто ты? – спросила Корвита.
Я хрипнула невнятно и сплюнула желчью. В потолочной балке, над головой леди Корвиты, торчал меч. Из-под лезвия свисал какой-то обрывок. Бедная моя Ската…
– Посади ее, Фраго.
Северянин, не отводя лезвия, ухватил меня кольчужной перчаткой за плечо и рывоком усадил, привалив к ножке кровати. Я закрыла глаза, пережидая головокружение.
– Отвечай. Кто ты?
– Где… твоя мать, Вороненок?
Девушка тряхнула черной гривой. Нахмурилась. Слепое пятно прятало серебро в ее волосах и яркую белизну кожи. Северяночка-полукровка, очень хорошенькая, но как Моран она выглядела лучше. Странно это, должно быть, жить под личиной, скрывая от людей замечательную свою красоту.
– Какое тебе дело до моей матери, двоедуха?
Забавно. Ведьмой я была, навьей и марой тоже, теперь двоедуха. Так в приграничных с Найгоном деревнях называли оборотней.
– Я буду разговаривать только с ней.
Второй корвитин охранник потеребил валявшегося на полу слугу с залитым кровью лицом, добился еле слышного мычания, пожал плечами и поднялся.
– Оглушен, госпожа.
– Шут с ним. – Дочь Каланды снова тряхнула волосами и смерила меня взглядом: – Или ты отвечаешь на вопросы, или я отдаю тебя перрогвардам, двоедуха. Мои люди подтвердят, что ты оборачивалась. Ты одержима бесами.
Я захихикала, поперхнулась и раскашлялась.
– Это ты, кхе-кхе, одержима бесами. Это в тебе, кхе-кхе, полуночная тварь сидит. Кхе-кхе! Сердце мрака!
– Что? – Девушка шагнула ближе. – Хм… У тебя нет доказательств, а у меня есть. Так что, отправишься к своему хвостатому дружку. Перрогварды говорили, с драконом какая-то пакость летала. Вот я их и обрадую.
Ага, прекрасная леди уже наслышана о явлении горгульи.
– Где принцесса Мораг?
– Это Мораг тебя натравила?
– Где она?!
– М-м-м… – Корвита покивала, подняв бровь. – Вот в чем дело! Кстати…
Она огляделась. Прошлась, хрустя осколками, по разгромленной комнате, открыла один из сундуков и принялась там рыться. Выпрямилась, показала мне флакон с желтовато-розовым маслом внутри. Улыбнулась многозначительно.
Мне не надо было рассматривать и нюхать розовую дрянь, чтобы признать «венену тинту» – редкий, но известный яд, разрушающий почки. Приняв его, человек умирает не сразу, смерти предшествуют двое-трое суток беспамятства и жара, очень похожие на скоротечную лихорадку. Маленькая копия этого флакона валялась сейчас на полу вместе с содержимым аптекарской шкатулки, растоптанная в пыль. Но у милейшей леди Корвиты оказался впечатляющий запасец.
– Принеси кувшин вина, – обратилась Корвита ко второму охраннику. – Лучше всего хесера. Но можно любого. Она пьет любое, лишь бы одуряло. Ну как, дорогая моя, будем говорить?
– Сука! – заорала я хрипло. – Сука, сука, сука! Мораг твоя сестра! Родная твоя сестра! Где Каланда?
Корвита кивнула северянину, и тот кольнул меня в грудь мечом. Боли я не ощутила, но острие пропороло ткань и на платье расплылось пятно. Он меня убьет без малейших колебаний. Достаточно кивка госпожи – и эта чертова железка окажется у меня внутри.
– Привлекать внимание не в твоих интересах, двоедуха.
– Почему это не в моих интересах?
А вот сейчас как начну вопить! Пусть народ сбежится. Со сколькими ты справишься, стерва?
– В твоих интересах назвать мне три причины, по которым я не убью тебя прямо сейчас.
– На хвосте горгульи яд, ты умрешь от гангрены!
– От гангрены? – Тонкая бровь приподнялась и изогнулась. – Ты лекарка? Постой-ка… – Корвита прищурилась. – Не о тебе ли мои шпионы докладывали? Не тебя ли вся Амалера разыскивает? Ведьма в белом платье…
Я закусила губу. Если открыть карты, она меня грохнет или нет? И так, и эдак получается – грохнет. Как и Мораг. Вся надежда только на любопытство.
Снаружи простучали сапоги, дверь распахнулась. Ворвался охранник Грейн, посланный за вином.
– Миледи! Госпожа Аманда здесь! Только что приехала.
– Мама?
Рука у Корвиты дрогнула, чуть не выронив флакон.
– Ей сказали, что принцесса Мораг в доме, и она сразу пошла туда, к ней. В подвал.
Пауза.
Каланда здесь. Каланда! Здесь! Пошла к Мораг?
Корвита очнулась быстрее меня.
– Так. Грейн, со мной. Ты… – она скользнула взглядом по мне, посмотрела на северянина, снова на меня: – Ты… двоедуха, тварь забавная, но попалась не вовремя. Фраго, она мне больше не нужна, позаботься, чтобы тут было чисто.
Грейн отступил в коридор, Корвита Клест, придерживая раненную руку здоровой, вышла прочь. Дверь захлопнулась.
– Фраго, – начала я, – Прокляну! Фраго…
Меч блеснул, отходя в замах, что-то свистнуло, я попыталась отшатнуться и завалилась на бок, а сверху на меня рухнуло что-то огромное и тяжелое, словно срубленная сосна.
Оно еще несколько мгновений дергалось, пока я извивалась под ним, потом сползло в сторону и я узрела над собой пеплову озабоченную физиономию.
– Жива?
– Пепел! Откуда ты взялся?
– В окно влез. Слышал разговор. – Он начал стаскивать с меня тяжелого мертвеца. – Сейчас, потерпи немножко, освобожу тебя.
– Чем ты его? – Даже горгулья не смогла порвать северянскую броню! – Он мертв?
Мертв, и отвечать не надо… По голове, что ли, получил?
Пепел перешагнул труп и опустился на колени, помогая мне сесть. Через его плечо я увидела обтянутую кольчугой спину охранника. Под левой лопаткой, аккуратно пропоров стальные кольца и почти полностью уйдя в плоть, торчал маленький нож.
Не узнать его было невозможно, хоть я видела сейчас только кончик рукоятки.
Маленький нож в форме птичьего пера.
Нож, которым убивают чудовищ.
Или вырезают дудочки из тростника.
Перо Нальфран.
– Аааа… – выдавила я. – Ирис…
Он осторожно посадил меня, привалив к чему-то спиной. Слепое пятно таяло как снег в тумане, нарочито медленно, нехотя. Просветлело лицо, открылось бледным ночным цветком в темной траве. Волосы, черные, с сизым голубиным блеском затенили лоб, упали на плечи… целая чаща, не только рука – взгляд заблудится.
Брови длинные как листья осоки.
Глаза цвета сумерек, очи души моей.
– Ирис!
– Увы, – сказал он. – Увы, моя прекрасная госпожа. С подсказкой не считается. Это я виноват, но другого оружия у меня на было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96