Беверли развернулась и вышла из палатки. Сорвин проводил ее взглядом, а Сайм и Таннер не обратили на ее уход никакого внимания.
Айзенменгер и Елена беседовали с Фетр. Беверли не знала, заметили ли они, каким взглядом наградила ее их собеседница, а взгляд этот недвусмысленно говорил о том, что Фетр с радостью запихала бы ее в мясорубку ногами вперед.
– Спасибо, констебль. Теперь я этим займусь, – улыбнулась Беверли.
Если она и пыталась имитировать атмосферу мира и благодушия, то ей это не удалось. Разумеется, Фетр не зарычала и не набросилась на нее, выпустив когти, но, убирая блокнот, она вся вспыхнула от ярости. Айзенменгер проводил ее взглядом и повернулся к Беверли:
– Твоя подруга?
Однако Беверли никогда не отличалась хорошим слухом, поэтому, проигнорировав вопрос, заметила:
– У тебя хорошо получается находить трупы.
– Да, меня специально обучали этому.
– Ты ничего не утаиваешь?
– Там, на дне озера, лежат еще трое, включая Шергара.
– И лорда Лукана? – слегка улыбнулась Беверли.
– Прошу простить за то, что прерываю ваше представление, – гневно перебила их Елена, – но там лежит мертвый ребенок.
Беверли обернулась, почувствовав, что пространство между ними вот-вот воспламенится от устремленного на нее яростного взгляда.
– Я знаю, Елена. Поверь, мне это прекрасно известно, – отрезала она и вновь повернулась к Айзенменгеру. – И вы опять просто гуляли?
– Именно так.
– Почему здесь?
– А почему бы и нет?
– И никто не советовал вам пойти именно этой дорогой?
– Это я посоветовала, – ответила Елена, прежде чем Айзенменгер успел открыть рот. – Мы любили гулять здесь, когда я была маленькой.
– «Мы»?
– Да, я и мой брат. Джереми Итон-Лэмберт.
Беверли и не подумала отвести взгляд от лица Елены.
– Значит, это было давно.
– Целую вечность назад.
– А в последнее время вы приходили сюда? Я имею в виду, до сегодняшнего дня.
– Нет.
– Значит, это случайность.
– Что именно?
– То, что сегодня утром вы пошли именно по этой тропинке.
– Естественно. А на что ты намекаешь? Полагаешь, мы заранее знали, что наткнемся на это? Или что мы принесли это с собой и сами здесь закопали?
Беверли отреагировала на сарказм Елены с королевским высокомерием.
– Судя по всему, он долго пролежал в земле, – поворачиваясь к Айзенменгеру, промолвила она. – Ураган обрушил дерево, и останки оказались на поверхности. Это вполне очевидно.
– Отличная работа, – хмыкнула Елена.
Беверли бросила на нее такой взгляд, словно видела перед собой алкоголика, залитого собственной блевотиной.
– Но упало дерево только потому, что кто-то подрубил его корни, пытаясь что-то выкопать из-под него.
– Да? – Айзенменгер резко обернулся.
– А кто? – Даже Елена выказала некоторый интерес.
Беверли огляделась.
– Насколько далеко мы находимся от того места, где погиб Мойниган?
– В двух-трех километрах, – ответила Елена.
Беверли кивнула и задумалась.
– Ты не возражаешь, если я поприсутствую при экспертизе? – осторожно осведомился Айзенменгер.
– Профессиональный интерес? – вскинула брови Беверли.
– Да, что-то вроде того.
– Думаю, проблем не будет… – Беверли не хотелось признаваться в том, что ей необходимо было согласовать это с Сорвином.
– И еще меня волнует эта последняя смерть. Альберта Блума.
– А в чем дело?
– Я не уверен в том, что это сделал Майкл Блум, – помедлив, ответил Айзенменгер.
Из палатки появился Сорвин в сопровождении Сайма и Таннера. Суперинтендант поспешно двинулся к машине и тут же уехал, видимо радуясь тому, что с полевой работой покончено, а Беверли, наградив Айзенменгера восхищенным взглядом, окликнула Сайма и Сорвина.
– У доктора Айзенменгера есть довольно интересная версия.
– Хорошо, что хоть у кого-то есть версии, – откликнулся Сайм. – Потому что лично у меня нет ни одной. Даже Шерлоку Холмсу пришлось бы выкурить не менее трех трубок, чтобы разобраться в этом.
– Возможно, вы просто связываете друг с другом не те смерти, исходя из неверных оснований? – Айзенменгер произнес это в своей характерной туманной манере, которая была так хорошо знакома Елене.
Что же он успел заметить?
Сорвин внутренне сжался.
– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил Сайм.
– Я не уверен в том, что Майкл Блум убил своего отца. Если бы это было так, вам не пришлось бы связывать это убийство со смертью Мойнигана или с нынешней.
Сорвин чувствовал, что его раздирают противоречивые желания – ему хотелось ругаться и плакать одновременно.
– Тогда мы возвращаемся к началу. Три смерти и никаких объяснений.
– Возможно. – Айзенменгер поджал губы.
Беверли со скрытым удовольствием наблюдала за тем, как Сайм и Сорвин пытаются совладать с профессорским тоном Айзенменгера.
– Доктор Айзенменгер выразил желание присутствовать при исследовании костей ребенка.
Это заявление не вызвало восторга у ее коллег. Сайм устремил пристальный взгляд на Айзенменгера, а затем перевел его на Сорвина.
– Что скажете?
– Я думаю, у доктора Айзенменгера могут быть очень интересные версии, но это еще не означает, что они соответствуют действительности.
Сайм кивнул, а потом, к неудовольствию Сорвина, промолвил:
– Возможно, вы и правы, но меня очень интересует его мнение. – Он мотнул головой, указывая на палатку. – Я не уверен в ее профессионализме.
Он двинулся прочь, и Сорвин с несчастным видом последовал за ним.
– Ты как? – Айзенменгер повернулся к Елене.
– Значит, мне предстоит созерцать прелести еще одного посмертного исследования? Нет уж, лучше я вернусь в замок и расскажу всем о том, что происходит.
– Фетр проводит тебя, – откликнулась Беверли, надеясь избавиться таким образом сразу от двух раздражавших ее особ. – Тем более что ей снова придется снимать показания.
Елена вместе с Фетр двинулась обратно по тропинке, по которой они с Айзенменгером пришли сюда несколько часов тому назад. Елена чувствовала себя уставшей и подавленной, а Фетр боролась с собственными демонами, гадая, не убрали ли ее вновь с дороги; в результате обе насуплено молчали. Лишь после того, как они вышли на дорогу, ведущую к замку, Фетр попросила:
– Расскажите мне о смерти ваших родителей.
К Елене не каждый день обращались с подобными просьбами, и на мгновение она растерялась.
– Моих родителей?
Фетр кивнула.
– С чего это вдруг?
– Я читала материалы дела.
– И какое оно имеет отношение ко всему этому?
– Никакого, – уверенно ответила Фетр, но Елена ощутила какой-то сбой в скорости ее ответа. – И все же странно, что вы встречаетесь с инспектором Сорвином на месте другого убийства.
– И с инспектором Уортон – она ведь тоже здесь.
– Да, и с инспектором Уортон. – Даже подавленное состояние не помешало Елене различить некоторую заминку в речи собеседницы. – Как вы думаете, может быть, все это взаимосвязано? – без паузы продолжила Фетр.
Елена не знала, что сказать. Это предположение было слишком неожиданным, чтобы она могла что-либо ответить, и тем не менее она чувствовала, что оно вызывает в ней какой-то отклик.
– Просто все эти совпадения… – продолжила Фетр.
– Моих родителей убил грабитель, который вломился в дом. Это было случайное нападение. Какое же отношение их убийство может иметь к этим смертям, произошедшим восемь лет спустя?
Они уже достигли замка, и теперь у них под ногами хрустел гравий, создавая неприятный и резкий фон их беседе.
– Я просто пытаюсь рассмотреть все возможности, мисс Флеминг.
И снова в ее голосе прозвучала какая-то неуверенность, но у Елены не было сил анализировать это.
– Конкретно эта кажется мне очень сомнительной.
Они двинулись ко входу в замок под нестерпимый хруст гравия. Лишь когда они достигли мощеной площадки перед портиком, Елена осторожно спросила:
– Может быть, вам известно что-то такое, чего не знаю я?
Фетр нажала на кнопку звонка и искоса посмотрела на Елену.
– Откуда мне знать?
– Тогда что означало ваше предположение?
Но в этот момент Доминик открыла им дверь, и Фетр получила возможность не отвечать.
Все морги похожи друг на друга. Они включают в себя обязательный набор помещений – ритуальный зал, хранилище для тел, секционную, раздевалки и кабинет, в которых находятся одни и те же предметы: ножи, бумаги, ручки, перчатки, передники, пилы, секционные столы, весы, тазы. Из материалов здесь всегда преобладают сталь и фарфор, и никогда не бывает плавного перехода от света к тьме. Здесь всегда чисто, но это неприятная чистота, которая отдает пуританством.
Айзенменгер устроился на том же самом табурете, на котором несколькими днями ранее сидела Беверли, и с таким же отсутствующим видом принялся наблюдать за происходящим. Время от времени он вскидывал голову и рассеянно смотрел на то, чем занималась доктор Аддисон. Большинство людей едва ли смогли бы спокойно наблюдать столь ужасное и отвратительное зрелище, как вскрытие тела ребенка; профессионалам же оно казалось просто скучным, ибо исследование извлеченных из земли костей становится довольно рутинным занятием после того, как преодолены первые эмоциональные реакции.
Однако Айзенменгер взирал на происходящее безучастно по другой причине.
Он был занят чтением отчета доктора Аддисон о смерти Альберта Блума. Он уже трижды пробежал его глазами и теперь опять вчитывался в каждую строчку. Казалось, он хочет заучить этот отчет наизусть, чтобы потом выступить на каком-нибудь любительском спектакле.
С наибольшим вниманием за происходящим наблюдал Сорвин, который почти не отводил глаз от скорбных останков. Беверли делила свое внимание между Айзенменгером и секционным столом, явно испытывая интерес и к тому и к другому. Стивен суетился вокруг доктора Аддисон, но ему, как и остальным, было скучно.
Наконец доктор Аддисон отложила инструменты и повернулась к Сорвину, не обращая внимания на Айзенменгера.
– На сегодня все, – заявила она, снимая перчатки.
Айзенменгер поднял голову, понимая, что для нее он является персоной нон грата.
– И что вы можете нам сказать? – осведомился Сорвин.
Доктор Аддисон вышла на авансцену, чтобы начать свое представление. Айзенменгер наблюдал за ней, ощущая себя театральным критиком и чувствуя, что вызывает у нее такую же неприязнь, какую испытывают все актеры по отношению к представителям данной профессии.
– Ребенку было не более трех месяцев, а может, и вообще один.
– Мальчик или девочка?
Этот неожиданный вопрос сбил Аддисон с толку; так сбивает актера неожиданно раздающийся в зале звонок мобильного телефона.
– В таком возрасте разница в костной структуре очень незначительна.
Айзенменгер, как и все остальные, различил дрожь в ее голосе, но в отличие от других он знал, что таковы факты. Сорвин же решил, что его водят за нос.
– Для того чтобы точно определить, как долго тело пробыло в земле, нам потребуется консультация опытного антрополога, – еще больше нервничая, продолжила Аддисон.
Однако эти подробности не интересовали ее слушателей.
– И все же? Несколько недель? Несколько месяцев? Несколько лет?
– Конечно лет. По меньшей мере год.
– Может быть, восемь лет? Такое возможно?
Беверли сразу подумала о ребенке Фионы Блум.
– Нет. – Однако, похоже, мало кто разделял ее уверенность, и доктор Аддисон поспешно добавила: – Однако ничего определенного я сказать не могу.
– Но хоть что-нибудь вы можете нам сказать? – Как ни старался Сорвин справиться с раздражением, это ему не удавалось. У него был вид усталого директора школы, разговаривающего с нерадивым учеником, меж тем как доктор Аддисон походила теперь на актрису, забывшую сюжет пьесы, или свою роль, или то и другое разом.
– Да, – пронзительным голосом ответила она. – Ребенок был избит.
Это произвело отрадную перемену в настроении собравшихся. Даже Айзенменгер поднял голову, и брови у него поползли вверх.
– Вы уверены? – спросил Сорвин, хотя, конечно, это был не самый тактичный вопрос.
– Да. – На ней был новый щеголеватый костюм, который ей очень шел. – Переломы четырех ребер и трещина в левой ключице…
Но Сорвину не требовался полный перечень травм.
– Именно это и стало причиной смерти?
– Почти наверняка.
– А как насчет идентификации? – спросила Беверли.
– Единственная надежда – это ДНК, так как зубов, естественно, нет.
– А вы сможете получить ДНК?
– Да.
Сорвин взглянул на Айзенменгера, словно ища подтверждения, но тот продолжал сидеть с непроницаемым видом. К несчастью, доктор Аддисон заметила этот взгляд и сразу поняла, что он означает; ее комплекс неполноценности получил хорошую подкормку.
– Я правильно понимаю, что доктор Айзенменгер присутствует здесь, чтобы выразить свое особое мнение?
Этот вопрос застал Сорвина врасплох – он не привык к проявлениям чувствительности со стороны медиков.
– Вовсе нет, – поспешил ответить он, однако на этом его словарный запас иссяк, так что пришлось заговорить Айзенменгеру.
– Это я попросил разрешения присутствовать при вскрытии, – примирительным тоном произнес он. – Профессиональный интерес, не более того, доктор Аддисон. – Он изобразил на своем лице почтительную улыбку. – Более того, я как раз думал о том, какую серьезную работу вы проделали.
Однако доктор Аддисон по-прежнему колебалась и продолжала выискивать что-либо намекающее на насмешку.
– А-а, – вырвалось у нее. – Благодарю вас.
Айзенменгер склонил голову и улыбнулся, а затем перешел к неприятной части.
– И еще мне очень хотелось бы взглянуть на тело Альберта Блума.
– Зачем? – вновь вспылила Аддисон.
– Просто у меня есть одно предположение, которое вы могли не учесть.
Доктор Аддисон онемела и начала издавать какие-то невразумительные звуки, словно вернувшись на самую раннюю стадию эволюции речи. Она повернулась к Сорвину, а тот осторожно спросил Айзенменгера:
– Какое?
– Что это самоубийство.
– Боже мой!
Тереза побледнела, а Тристан прикрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира. Хьюго обхватил голову руками и запустил пальцы в волосы. Елена подошла к Терезе, взяла ее за руку и помогла добраться до кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45