Затем она вытащила из кармана юбки маленький ключик и вставила его в замочную скважину двери, которая находилась прямо перед ними. Когда Нелл открыла дверь и отступила в сторону, Елена ощутила себя Алисой в Стране чудес. За дверью оказалась еще одна лестница.
– Вверх? – спросила Елена, и Нелл вместо ответа подтолкнула ее в спину. Лестница, слегка изгибавшаяся влево, казалась бесконечной.
– Мы в одной из башен?
– Да! – радостно откликнулась Нелл. – Когда мы были маленькими, папа никогда не позволял нам сюда ходить. Говорил, что это опасно. – Это было сказано с пренебрежительностью ребенка, который не верит в свою уязвимость. – Но я нашла ключ. И никто не знает, что я сюда поднимаюсь.
Они прошли мимо темных бойниц, расположенных во внешней и внутренней стенах; последняя к тому же была снабжена многочисленными деревянными дверцами. С какого-то момента Елене потребовались усилия для преодоления ступенек.
– А что находится в этих комнатах?
– Не знаю. Наверное, всякий хлам.
Они продолжили подниматься. У Елены началась одышка, а ноги заболели от напряжения.
– Нелл? – окликнула она.
– Да?
– А где твоя комната?
– Там же, где и раньше. Выходит на северную террасу. Ну, вот мы и пришли! – воскликнула она, прежде чем Елена успела задать еще какой-нибудь вопрос.
Они достигли вершины башни, но ступени шли дальше и выводили на крышу, частично обрамленную парапетом. Это было восхождение в кромешный мрак, и Елена, оглянувшись, вопросительно посмотрела на Нелл.
– Там справа от тебя выключатель.
Выключатель был скрыт, но Елена нащупала его без особого труда. Едва зажегся свет, она увидела перед собой огромную, идеально круглую комнату. В ней было довольно много старых вещей, но она была настолько просторной, что не выглядела захламленной. Кто-то, скорее всего Нелл, сдвинул большую часть рухляди к парапету, освободив место для широкой латунной кровати под белым прозрачным пологом, которая стояла в окружении разных предметов, вероятно выбранных из сложенного здесь хлама. Здесь были рыцарские доспехи и очень достоверно выглядевший меч с черной рукоятью, лошадка-качалка с одним ухом и вылезшей гривой, фарфоровые куклы и несколько книг. Однако взгляд Елены остановился на колыбели, стоявшей в ногах кровати. Она тоже была сломана, поэтому Нелл пришлось с одной стороны подпереть ее целой стопкой книг Энид Блайтон. Стоя у дверей, Елена не могла видеть, находится ли что-нибудь внутри колыбели. Она просто разглядывала комнату, чувствуя, как у нее от напряжения дрожат ноги, и слыша свое тяжелое, с присвистом дыхание. Нелл обошла ее сбоку и повернулась к ней лицом.
– Они об этом не знают, – возбужденно прошептала она, не уточняя, кого именно имеет в виду. А Елена не стала спрашивать.
– Твое личное убежище.
– Да, когда все разладилось, мне понадобилось место, где можно было бы ото всех прятаться. И я стала приходить сюда. Думаю, мама и папа уже давно забыли о существовании этого места.
Елена прошла в глубь комнаты. Пол был покрыт пылью. Звуки шагов гулко отдавались от стен, и в любом другом доме соседи снизу уже начали бы жаловаться на помехи в телевизоре, но здесь, как она догадывалась, вокруг не было ни души на расстоянии сотни метров. У кровати громоздилась стопка книг и журналов. Елена наклонилась, чтобы полистать их.
– Иногда я провожу здесь по несколько, часов, – промолвила Нелл. – Просто сижу и думаю, иногда читаю.
«Властелин колец», «Хоббит», «Горменгаст», «Король былого и грядущего». Это был круг чтения одинокого и брошенного подростка, и при виде его Елену охватила грусть. Здесь же лежали блокноты, папки и отдельные листы писчей бумаги, Елена заметила несколько фотографий.
– А Тома ты сюда приводишь?
– Конечно нет, – с изумленным видом ответила Нелл. – Вряд ли ему здесь понравится.
Но Елена, окинув взглядом комнату, усомнилась в этом.
Она подошла к окнам, которые представляли собой узкие прорези в стене, как это и положено в башнях, однако нужный эффект отчасти нивелировался стеклами, призванными уберечь обитателей от холода. Сквозь них мало что можно было увидеть, тем более что снаружи все тонуло во тьме, однако Елена видела огни двора, где летом расставляли деревянные столы и посетители покупали сувениры.
Она вновь повернулась лицом к комнате и уставилась на колыбель, затем, ощущая на себе взгляд Нелл, подошла ближе и заглянула внутрь. В колыбели лежала кукла. Что еще можно было обнаружить в башенной комнате замка? Елена взяла куклу в руки. Она была старой и оборванной.
Глаза у Нелл расширились и наполнились мольбой.
– Тебе ведь здесь нравится, Елена?
Она помедлила, перед тем как солгать.
– Сказочное место, Нелл. Просто сказочное.
Нелл расслабилась, смешалась, затем улыбнулась.
– Я знала, что тебе понравится! Я так и знала!
Сорвин нуждался в информации, и вскоре он ее получил. Сначала ему сообщили из лаборатории, что образцы ДНК с личных вещей Мойнигана совпадают с ДНК сгоревшего в машине тела, а потом принесли отчет доктора Аддисон.
– Черт!
Таннер потребовал, чтобы ему показали отчет сразу, как только он будет доставлен, и Сорвин понимал, что не имеет права с этим затягивать. А потому он представил его суперинтенданту через десять минут после того, как получил; и реакция Таннера немногим отличалась от его собственной.
– «Отсутствие данных, указывающих на причастность третьих лиц». Это что, черт побери, означает?
– Она не может подтвердить, что он был убит, сэр, – пояснил Сорвин.
На Таннера это не произвело особого впечатления.
– Это я понимаю, – саркастическим тоном ответил он. – Меня интересует, почему она не может этого сделать.
Сорвин не рвался защищать доктора Аддисон.
– Ну, это вы можете узнать у нее сами, – ответил он.
– А экспертиза машины что-нибудь дала? – прокряхтел Таннер.
Сорвин, захвативший с собой целую кипу папок, вытащил одну из них и протянул Таннеру.
– Это типичная старая машина. На обгоревших остатках коврика обнаружены следы разнородной грязи, гравия, обертки от конфет, жевательная резинка, обрывки проволоки и… – Он помедлил. – Механизм, опускающий стекло на водительской дверце, был заклинен. Даже при желании он не смог бы открыть окно.
– А что с остальными окнами? – спросил Таннер, не сводя взгляда с Сорвина.
– Они открывались как обычно, но, естественно, когда начался пожар, ему было нелегко до них добраться.
– А дверная ручка?
– Ручка валялась сзади, за его сиденьем.
– А почему заклинило механизм, открывающий окно? – продолжая пристально смотреть на Сорвина, осведомился Таннер.
– Он просто заржавел. Вся машина проржавела насквозь.
Таннер снова закряхтел и нахмурился.
– В общем, никакой определенности, – произнес он. – Если он и был убит, то убийца просто воспользовался тем обстоятельством, что машина представляла собой груду металлолома. И единственное, что ему требовалось сделать, это снять ручку с передней дверцы.
– А как насчет самой ручки? То, что она валялась сзади, может нам что-нибудь дать?
– Это ничего не значит. Она могла просто отвалиться, а он не потрудился привинтить ее обратно и забросил назад, а может быть, ее забросил туда убийца, намеренно снявший ее с дверцы.
– А может, ее снял сам Мойниган, – предположил Сорвин.
– С чего бы ему это делать?
– Он решил покончить с собой в горящей машине. Возможно, он снял ее в последний момент, чтобы отрезать себе путь к отступлению.
Лицо Таннера не выражало ничего хорошего, а в его голосе смешались презрение, печаль и насмешка.
– Я, конечно, не психиатр, но мне трудно представить, что человека, свихнувшегося настолько, чтобы выбрать себе такую мучительную смерть, заботит наличие ручки на дверце его машины.
– Конечно, сэр.
– Впрочем, у нас нет доказательств того, что он свихнулся или пребывал в состоянии глубокой депрессии.
– Иногда люди успешно это скрывают, сэр.
Суперинтендант промолчал, но было ясно, что доморощенный психологический анализ Сорвина не произвел на него впечатления.
– А отчет отдела расследований пожарной бригады?
– Письменного отчета я еще не получил, но, согласно устному рапорту, источником возгорания стала кипа пакетов из-под чипсов на переднем сиденье. Хотя они не исключают и наличие катализатора, например бензина.
– Как бы то ни было, он не первый садомазохист, поджигающий себя ради увеличения удовольствия.
– Следовательно, помощи ждать неоткуда.
– Да, – фыркнул Таннер и с хмурым видом принялся изучать отчет. – Экспертиза и результаты вскрытия нам ничего не дают. Значит, нам ничего не остается, инспектор, как прибегнуть к старому доброму методу – опросу очевидцев.
Сорвин прекрасно понимал, что пресловутое «нам» в реплике суперинтенданта – не более чем фигура речи.
– По крайней мере, нам удалось установить его личность.
– Это верно. А его фотографии у нас нет? – помолчав, осведомился Таннер.
Сорвин вынужден был признать, что здесь им не повезло.
– Мойниган пользовался карточкой социального страхования и не был женат. Криминального прошлого не имел ни по линии налогового ведомства, ни по линии таможни. В армии не служил. В списке совершивших преступления на сексуальной почве тоже не значится. У него имелась лицензия на владение огнестрельным оружием, но срок ее действия истек шесть лет назад. А водительские права были выданы ему в семьдесят девятом году. – Литания Сорвина подошла к концу. – Однако ни одной его фотографии нам не удалось найти. И ни следа каких-либо родственников.
– Фантастика.
Сорвин глубоко вздохнул.
– Вам не кажется, что в этом есть какая-то преднамеренность, сэр? Такое ощущение, что кто-то хочет максимально затруднить нашу работу. – Эта идея принадлежала Фетр, но Сорвин не счел необходимым обременять беседу упоминанием авторства.
– Гениальный преступник, заметающий все следы? Не думаю, Сорвин. Просто все очень запутано. А человек, способный совершить идеальное преступление, еще не родился.
– Да, сэр. – Сорвин уже жалел о том, что не отдал лавры авторства Фетр, и вместе с тем ему подумалось: «А с другой стороны, откуда нам знать? Нам по определению не может быть известно о совершении идеального преступления».
– А как себя ведет наша гостья?
Сорвин пожал плечами.
– Пока она не доставляет особых хлопот.
– Ты ведь знаешь – я ее не приглашал, – ухмыльнулся Таннер. – Думаю, ты тоже.
Сорвин не ответил. Он испытывал по этому поводу смешанные чувства – как в личном, так и в профессиональном плане.
– На меня надавил помощник главного констебля, – хрюкнув, пояснил Таннер. – Наверно, вынужден был оказать кому-то любезность, вот мы и получили эту красотку.
– Да, сэр.
– Хорошо еще, что красотка, а то ведь мог прислать какую-нибудь крысу.
Сорвин ухмыльнулся, хотя эта ухмылка вряд ли отражала его истинные мысли.
– Ну, мне надо сделать несколько телефонных звонков, – с загадочным видом изрек Таннер.
Сорвин понял намек и вышел из кабинета.
Позднее Таннер сам позвонил ему.
– Нам нужно отправить кого-нибудь в Лестер. Боюсь, что местные там не слишком усердствуют. Я уже обо всем договорился. Это хороший повод на пару дней избавиться от Уортон.
– Да, сэр.
Сорвин повесил трубку и задумался. Он плохо представлял себе, как отправить Уортон в Лестер с этим относительно незначительным поручением. Она была нужна ему здесь… А потому он решил переложить это на плечи Фетр.
– Ты отправляешься в Лестер.
– Зачем? – удивилась она.
– Затем, что это уже решено. Я хочу, чтобы ты изучила все, что они обнаружили касательно Мойнигана. Надо поговорить с домовладельцем, опросить соседей, обойти местные пабы и магазины.
– Но зачем?
– Затем, что это дело ведет не полиция Лестера, а они всего-навсего обычные люди. Они толком не знают, что искать, да и, в общем-то, им все равно, обнаружат они что-нибудь или нет, – с нетерпеливым видом выпалил Сорвин. – Я сообщил им, что ты приедешь завтра утром. Они снимут тебе жилье. – Он развернулся и вышел из кабинета, прежде чем Фетр успела спросить о чем-либо.
Она вернулась за свой стол и уставилась в лежавшее перед ней дело о краже трактора, однако сосредоточиться ей уже не удалось. Фетр не могла не признать, что поручение Сорвина было вполне логичным и процессуально обоснованным, однако вид у него был какой-то странный и неестественный. Он говорил настолько властно и безаппеляционно, как будто, отправляя Фетр в Лестер, хотел от нее избавиться.
Но почему?
Айзенменгер только что проиграл вторую партию в снукер. Он уже выпил слишком много портвейна и меньше всего нуждался в сигаре.
– Нет, спасибо, – отказался он.
– Ну как хотите. А у меня праздник. Целую неделю можно не работать.
Тристан закурил сигару и начал вытаскивать шары.
– Еще одну партию?
– Мы играем в разных лигах.
Тристан рассмеялся.
– Это говорит о том, что вы не на то потратили свою юность.
– Это говорит о том, что у меня дома нет бильярдного стола.
Тристан громко расхохотался, затем расставил шары и вернулся к сигаре, которую оставил дымиться в пепельнице.
– Можете взять тайм-аут, – великодушно предложил он, как будто это что-то меняло.
Айзенменгер оперся о край стола. Сосредоточиваться ему становилось все труднее, а поскольку он совершенно не понимал, куда нужно целиться, то по шарам он попадал чисто случайно, не имея никакого стратегического плана. У Тристана были развязаны руки. Он уложил красный шар и взглянул на Айзенменгера.
– Елена пришла в себя?
– В общем и целом. – Айзенменгер подошел к изящной доске для записи счета, висевшей на стене, и передвинул нижний маркер.
Тристан покачал головой и загнал синий шар. Айзенменгер вернул его на место, а раскрасневшийся Тристан снова взял в руки сигару и допил свой портвейн.
– Знаете, вот что интересно, – произнес он тоном, который говорил о том, что далее не последует ничего интересного. – Считается, что рак груди является одной из простейших злокачественных опухолей. Расположена неглубоко и всякое такое; настоящую опасность представляют лишь те опухоли, которые поражают внутренние органы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45