Сорвин продолжал сохранять бодрое настроение, и лишь его родная мама могла бы заметить, с каким трудом ему это удается.
– Затем, что в машине сгорел человек, и, вполне возможно, это было убийство.
– Ну и что? Я не имею к этому никакого отношения.
– Вы так думаете? Вы не были знакомы с Мойниганом?
С мгновение Грошонг удивленно смотрел на них.
– С Уильямом Мойниганом?
– Вот именно.
– Да, – осторожно ответил Грошонг, не спуская глаз с Сорвина. – По крайней мере, когда-то мы были знакомы.
– Расскажите о нем поподробнее.
Ухмылка Грошонга приобрела более зловещий оттенок.
– А что, это так важно?
– Да. – Теперь напряжение Сорвина заметил бы и его папа.
Грошонг тяжело вздохнул; так обычно вздыхают дети, когда от них требуют, чтобы они не снимали ботинки, не развязав шнурков.
– Несколько лет тому назад он работал в поместье.
– Когда это было?
– Не помню. Лет шесть-семь назад.
– И что он здесь делал?
– Ничего особенного.
– А конкретнее? – нахмурился Сорвин.
– Он делал все, что я ему приказывал, – наклоняясь вперед, ответил Грошонг.
Сорвин замычал, не разжимая губ.
– Нам сказали, что он был вашим заместителем.
Грошонг рассмеялся, однако вряд ли записной комик оценил бы этот смех.
– Правда?
– Иными словами, это не соответствует действительности?
Грошонг несколько оживился и даже начал размахивать рукой.
– Его наняли для того, чтобы он помогал, и он делал то, что ему приказывали. Если я говорил ему, что надо рубить лес, он рубил лес. Если я говорил, что надо вычистить канаву, он чистил канаву.
Они вошли в привычное русло. Однако никто так и не узнал, что собирался сказать Сорвин, потому что в этот момент в разговор вмешалась Беверли:
– А из-за чего вы поссорились?
Грошонг повернулся к ней с непроницаемым видом.
– Прошу прощения?
Но прежде чем Беверли успела раскрыть рот, Сорвин перебил ее, даже не пытаясь скрыть своего раздражения:
– Между вами произошла ссора, и именно поэтому Мойниган покинул поместье. И я хочу знать, чем она была вызвана. – Говоря это Сорвин намеренно подчеркнул интонацией перволичное местоимение.
Грошонг вновь посмотрел на Сорвина, и по его взгляду было трудно определить, что он выражает – презрение или задумчивость.
– Всем и ничем, как любая ссора, – передернул плечами Грошонг.
– И все же мне бы хотелось знать подробности, мистер Грошонг…
Грошонг сделал настолько глубокий вдох, что смог бы втянуть в себя пролетающую мимо муху, если бы на дворе не стояла зима.
– Я не помню. Это было восемь лет назад.
– Восемь? – Сорвин внезапно расплылся в улыбке. – А мне показалось, вы сказали «шесть-семь».
Грошонг смутился, хотя еще мгновение назад казалось, что сбить его с толку невозможно.
– Какая разница? Шесть, семь или восемь. Это было давно.
Сорвин, вероятно, решил, что улыбка ему идет, и продолжил улыбаться.
– И все же из-за чего вы поссорились, мистер Грошонг? Мне бы очень хотелось это знать.
Однако у Беверли сложилось стойкое убеждение, что мистеру Грошонгу хотелось совсем другого. Он вдохнул еще некоторое количество кислорода и ответил:
– Наверное, из-за денег. Все ссоры происходят из-за денег, не так ли?
– А конкретнее?
Грошонг был близок к апоплексическому удару.
– Он хотел, чтобы ему повысили зарплату. – Сорвин промолчал, и Грошонг продолжил: – Ну, в общем, он возомнил себя моим заместителем, как вы и сказали. Начал всем рассказывать, что я без него как без рук. Решил, что я должен платить ему больше.
– Однако у вас было другое мнение на этот счет.
– Признаю, он был умнее многих, и все же его нанимали для того, чтобы он помогал.
– Он возражал, и вы поссорились.
– Он потребовал денег, я сказал, чтобы он проваливал, и он уехал. Вот и все, – подводя итог, произнес Грошонг.
– Значит, особых препирательств по этому поводу не было?
– Нет.
Сорвин сверлил взглядом управляющего, и тот отвечал ему тем же. От этой сцены веяло магическим противостоянием, однако длилась она недолго.
– Мойниган ездил на ярко-красной машине, помните? – спросила Беверли.
Грошонг переключил внимание на Уортон.
– Мы знакомы?
Во взгляде Сорвина промелькнуло недовольство, и он сухо представил Беверли:
– Инспектор Уортон, моя коллега. Потрудитесь ответить на ее вопрос.
Грошонг снова тяжело задышал.
– Да, что-то смутно припоминаю.
– Машина, в которой был найден труп, тоже была красного цвета, – заметил Сорвин.
Грошонг ухмыльнулся.
– Знаете, на свете существует много красных машин.
– Он остановился в Мелбери, и люди видели, как он заезжал в деревню. И вы хотите сказать, что не знали о его возвращении?
– Именно так, – с вызовом ответил Грошонг.
Опровергнуть его утверждение никто из них не мог.
– Значит, вы не знали о том, что он снова здесь объявился? – повторил Сорвин.
– Нет.
– И соответственно, вы не знаете, зачем он вернулся?
– Нет.
– Он не обращался к вам с просьбой устроить его на работу?
– Нет.
Теперь Грошонг полностью владел ситуацией. И Сорвин решил, что у него нет причин и дальше подвергаться переохлаждению.
– Ну, думаю, на сегодня достаточно. – Он бросил взгляд на Беверли, которая не отрываясь смотрела на управляющего, словно пытаясь проникнуть в глубь его души. – Спасибо, что уделили нам время, мистер Грошонг, – продолжил Сорвин.
Грошонг, не говоря ни слова, развернулся и широким шагом двинулся по высокой мокрой траве к своему «лендроверу».
Сорвин глубоко вздохнул.
– Ну и что ты думаешь?
– Он лжет, – уверенно ответила Беверли.
– В какой части?
– В той, которая касается ссоры с Мойниганом. А возможно, он и о его приезде знал. И тогда он по меньшей мере должен был догадаться, чья это машина полыхает, как римская свеча.
– А ты что скажешь? – спросил Сорвин, поворачиваясь к Фетр.
– Я тоже так думаю. Он знает больше, чем говорит, – промолвила Фетр с таким выражением лица, словно ей совершенно не нравилось совпадение ее точки зрения с мнением Беверли. – Но у нас нет доказательств.
– Да, знаю, – вздохнул Сорвин, направляясь к машине. Фетр и Беверли последовали за ним. Обратный путь в Ньюфорд они проделали молча. Когда они уже подъезжали к участку, Сорвин заметил, обращаясь к Фетр:
– Возвращайся в Вестерхэм и расспроси местных жителей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь Мойнигана вместе с Грошонгом. Попробуй выяснить, не знает ли кто обстоятельств отъезда Мойнигана. Поговори с Майклом Блумом на заправке. Он знал Мойнигана и был в курсе его ссоры с Грошонгом. Надо выудить у него все подробности. – Когда они с Беверли уже вышли из машины и двинулись к участку, Сорвин тихо произнес: – Больше так не делай.
– О чем ты?
Они вошли в общую комнату, где Холт, сидевший за столом, пил чай из кружки, оповещавшей окружающих, что он является лучшим любовником Соединенного Королевства. Однако у Беверли эта претензия вызывала некоторые сомнения. Сорвин молча прошел в свой кабинет и, пропустив Уортон вперед, закрыл за собой дверь.
– Это мое расследование, – заметил он, садясь за стол. – Я готов смириться с твоим присутствием, но только в том случае, если ты будешь держать свои вопросы при себе.
Брови Беверли поползли вверх. Обычно, говоря подобное Беверли Уортон, люди очень быстро начинали жалеть о своих словах, но в данный момент она находилась в очень шатком положении.
– Извини, Эндрю, – сказала она тихим, чуть хрипловатым голосом, опустив голову и улыбнувшись. – Но ты же знаешь, как это бывает. – Она вскинула глаза, не переставая улыбаться. – Иногда бывает трудно сдержаться, особенно когда знаешь, что тебе лгут.
Сорвин вдруг заметил, какие у нее огромные глаза и яркие губы, и мгновенно погрузился в прошлое. Он вспомнил, как потрясал его вид Беверли, как ему казалось, что она вся соткана из соблазнов.
– Да, знаю. – Он тоже улыбнулся.
Впрочем, она не обратила на это внимания.
– Ты совершенно прав. Обещаю впредь вести себя лучше.
Это обещание каким-то образом намекало, что она может вести себя очень плохо – настолько плохо, насколько этого захочется Сорвину.
Ужин прошел тихо. Нелл поужинала раньше с Томом и Доминик – по крайней мере, так утверждала Тереза, – а Элеонора просила передать, что устала и будет есть в своей комнате.
– В последнее время она часто так делает, – заметил Тристан, и по его голосу трудно было определить, рад он этому или нет. Айзенменгер, Елена, Тереза, Тристан и Хьюго ели на кухне салат из фазана под аккомпанемент медицинских анекдотов в исполнении Хьюго, которые варьировали от гомерически смешных до отвратительно пошлых.
После ужина Тристан и Айзенменгер отправились играть в снукер, а Хьюго извинился, сказав, что ему надо повидаться со старым другом.
– Полагаю, это старая подружка, – бодро заметил Тристан, увлекая Айзенменгера в бильярдную и прихватывая с собой бутылку десятилетнего портвейна.
Тереза и Елена поболтали еще около часа, а затем Елена, почувствовав усталость, извинилась, поднялась по лестнице и двинулась по коридору к своей комнате.
Она открыла дверь и с удивлением увидела, что свет в комнате зажжен.
На кровати, скрестив ноги, сидела Нелл.
– Нелл! – воскликнула Елена, не зная, радоваться ей или чувствовать себя оскорбленной.
– Я понимаю, что приходить без приглашения нехорошо, но я хотела сделать тебе сюрприз.
– Тебе это удалось.
– Иди сюда. Садись. – Тон был не то чтобы повелительным, но не предполагавшим отказа. И Елене показалось, что Нелл собирается поделиться с ней какой-то тайной. Она закрыла за собой дверь и опустилась на кровать. Нелл наклонилась к Елене и взяла ее за руку.
– Ты помнишь игры, в которые мы играли? В старые добрые времена.
– Конечно.
– Правда, это было замечательно? Еще до того, как все изменилось, до того, как все разрушилось.
– Да, конечно.
– Вот было бы здорово, если бы нам удалось все начать сначала! Возродить все.
– Наверное… – в некотором замешательстве ответила Елена.
Нелл соскочила с кровати.
– Пойдем со мной!
И через мгновение она уже исчезла из комнаты.
– Нелл?
Но когда Елена подошла к двери, Нелл уже не было и в коридоре. Что это на нее нашло?
– Нелл! – снова позвала Елена.
Внезапно возникшая в конце коридора Нелл поманила ее рукой. И Елена подумала, что Нелл впадает в детство. Она была почти готова к тому, что та вновь бросится от нее наутек, как четырехлетний ребенок, играющий в пятнашки или прятки. Но на этот раз Нелл осталась стоять на месте.
– Пошли!
Она взяла Елену за руку и потащила ее за собой. Они поднялись по крутой лестнице, которая прежде, вероятно, использовалась прислугой, и вошли в длинный узкий коридор. Днем его, видимо, освещал свет, лившийся из расположенных на потолке световых люков, походивших сейчас на пустые темно-синие глазницы.
Дойдя до середины коридора, Нелл остановилась и прошептала:
– Тихо!
Она бесшумно подошла к двери, расположенной по левую руку, осторожно открыла ее и заглянула внутрь. Затем отпрянула и снова прошептала Елене:
– Теперь тихо.
Открыв дверь шире, Нелл вошла внутрь. Елена последовала за ней.
Комнату освещал лишь свет ночника, встроенного в стену. И в его свете Елена различила дверь в соседнюю комнату, стены, оклеенные Питерами Пенами, потолок, с которого свисали месяц и звезды, гору мягких игрушек во главе с Человеком-пауком и в центре всего этого – Тома. Он спал глубоким сном, лежа на спине и отбросив одеяло, являя собой образ идеально прекрасного ребенка и воплощенной невинности. И Елене вдруг мучительно захотелось произвести на свет такое же хрупкое совершенство, растить его, заботиться о нем и отдавать ему часть себя…
– Он ужасно много спит.
Елену поразили даже не слова, а интонация, с которой они были сказаны. Она указала на тихо посапывавшего Тома и восхищенно прошептала:
– Какой он красивый!
– Мы с ним все время играем.
Елена кинула взгляд на Нелл. Та, улыбаясь, смотрела на спящего сына, но это опять была та потерянная улыбка, от которой мурашки бежали по коже.
– Могу себе представить, – откликнулась Елена.
– Но он такой непослушный. То и дело отказывается делать то, что ему говорят. Даже Доминик с ним не справляется.
– Маленькие дети все такие, – неуверенно ответила Елена.
– Да, наверное, – вздохнула Нелл.
Елена вновь повернулась к Тому. Он немного сдвинулся, голова у него съехала с подушки, шея вытянулась, а рот приоткрылся. В его позе была какая-то мольба, словно он пытался дотянуться до чего-то губами.
У меня только что был рак груди…
Опухоль может начать развиваться снова, может начать разрастаться в любой момент, даже спустя годы, – я смотрела в Интернете…
Поэтому если я не рожу в ближайшее время, то потом может быть уже поздно…
Елена почувствовала прикосновение к своей руке.
– Пойдем. Я хочу тебе что-то показать.
И Нелл снова потянула ее за руку. Елена кинула еще один взгляд на Тома, увидела, что он забеспокоился, и уступила. Она позволила себя увести от этого прекрасного ребенка, из этого уютного полумрака в кричащую яркость внешнего мира. Она прикрыла дверь как можно тише, однако, несмотря на это, соседняя дверь тут же распахнулась и в коридор выглянула Доминик в голубом халате.
– А я-то думаю, кто это, – пробормотала она при виде Нелл. – Все в порядке?
Нелл кивнула.
– Я просто показывала Тома Елене.
Это внезапное появление Доминик немного смутило Елену.
– Я и не знала, что вы живете в соседней комнате, Доминик, – неуверенно произнесла она. – Я думала… – Елена умолкла, не желая говорить о том, что она думала.
– Я всегда ухожу в свою комнату, когда Том ложится, на случай если вдруг я ему понадоблюсь ночью, – улыбнулась Доминик.
– Вы не устаете? – спросила Елена, чтобы скрыть свое смущение.
– Нет, что вы, – возразила Доминик. – У меня в комнате есть телевизор и стереосистема, а мистер Хикман позволяет мне брать книги из библиотеки.
– Пойдем, Елена, пойдем, – нетерпеливо перебила их Нелл. – Прости, что помешали тебе, – добавила она, поворачиваясь к Доминик и увлекая Елену за собой.
Нелл довела ее до конца коридора, который, как казалось поначалу, завершался тупиком, и вновь оглянулась, чтобы удостовериться, что они одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45