А потом уехал отсюда, судя по всему, после какой-то ссоры с ним. В Лестере он прожил девять месяцев, а где обитал до этого, неизвестно.
– И ты считаешь, что ссора восьмилетней давности может иметь к этому какое-то отношение?
– Грошонг довольно быстро оказался на месте преступления.
Но Беверли не хотела так легко сдаваться.
– А из-за чего произошла ссора? Неужто повод был настолько серьезным, что Мойниган ждал не один год, а потом вернулся, чтобы разобраться с обидчиком? Настолько серьезным, что все закончилось его гибелью в огне?
Сорвин улыбнулся, но вовсе не потому, что это показалось ему забавным. Фетр выпрямилась и напряглась, словно в любой момент готова была вскочить и прийти ему на помощь.
– Пока нам это неизвестно. Мы собираемся встретиться с ним сегодня еще раз.
Беверли кивнула. Она намеренно вела себя так, словно была начальником Сорвина, а не незваной гостьей, и получала удовольствие от того, как реагировала на это бедняжка Фетр.
– Ну, так чего мы ждем? – властно и раскованно осведомилась она. – Поехали, поговорим с ним.
Однако Сорвин, казалось, колебался.
– Есть еще одна проблема, – неуверенным тоном произнес он. Однако она расслышала в его голосе и едва уловимую нотку удовольствия.
– Да, это довольно странно, – вступила Фетр, и уже в ее голосе слышалась неприкрытая враждебность.
– Фетр вчера вечером была в замке, – продолжил Сорвин. – Она беседовала с его владельцем Тристаном Хикманом и его женой.
К чему это они клонят? А то, что они к чему-то клонили, было очевидно, как было очевидно и то, что речь идет о чем-то неприятном.
Естественно, ударная реплика была произнесена Фетр.
– У них сейчас гости. Они приехали в день смерти Мойнигана. – Затем последовала пауза, добавившая драматизма заключительным словам Фетр. – Доктор Джон Айзенменгер и мисс Елена Флеминг.
Этого только не хватало!
Фетр водила здорово. Хотя, конечно, Беверли не собиралась говорить ей комплименты.
Фетр была соперницей. Это было просто и ясно; просто и первобытно. Беверли прекрасно понимала, что ведет себя как обычная самка и испытывает чувства природной хищницы, однако ничего не могла с этим поделать. И сколько бы цивилизованные области мозга не указывали ей на алогичность ее поведения, более древние и влиятельные структуры сознания лишь ухмылялись, уверенные, что все равно она будет плясать под их дудку. Насколько Беверли могла судить, у них даже не было повода для соперничества. Если Фетр и испытывала к Сорвину какие-то чувства, то внешне это никак не выражалось. И даже если Беверли в конце концов окажется в постели Сорвина, это произойдет исключительно из практических соображений и у Фетр не будет никаких оснований для ревности.
Так или иначе, у нее не было сил на светскую беседу, тем более что она еще не пришла в себя после того, что услышала от Фетр.
Что это означало?
Достигнув вершины холма, они остановились на красный свет. Сорвин сидел позади и смотрел в окно. У него был скучающий вид – в отличие от Фетр, которая выглядела явно раздраженной.
Это не случайное совпадение. Только лентяи, глупцы и оптимисты верят в совпадения.
Машина тронулась с места, свернула направо и затем налево. Беверли стало страшно. Она понимала, что не должна поддаваться панике. Ведь на деле ничего не изменилось. Но зато теперь у нее была информация, а информация означала власть; только как ее использовать?
Мойниган наверняка пытался связаться с Еленой. У него было к ней какое-то дело, дело, связанное с убийством ее родителей.
Однако сколь бы привлекательной ни казалась эта гипотеза, она не выдерживала никакой критики.
Они ехали по извилистой дороге, которая то поднималась на холм, то снова сбегала вниз. Слева и справа расстилались виноградники и фруктовые сады.
Как бы там ни было, Мойниган появился в Вестерхэме за неделю до приезда Елены. И вряд ли он мог знать о ее приезде, если они только не договорились о встрече заранее. А если такая договоренность существовала, почему он просто не посетил ее в Лондоне?
Трудно было предположить и обратную ситуацию. Беверли не могла себе представить, что Елене было известно о присутствии Мойнигана в Вестерхэме.
Следовательно, Мойниган приехал сюда не из-за Елены. И это ставило перед Беверли сложную проблему, так как снова наводило на мысль о случайном стечении обстоятельств, в которое она не могла поверить, ибо не была ни дурой, ни лентяйкой, да и оптимизма в ней не осталось ни на йоту.
Если Флеминг и Айзенменгер здесь, то мне придется долго объяснять причину своего приезда. Даже если им ничего не известно, их все равно удивит мое появление. Если я буду задавать вопросы, то и они не откажут себе в этом удовольствии.
Качество дорожного покрытия резко ухудшилось, и Фетр пришлось сбросить скорость. Метрах в пятидесяти перед ними появилась собака, и Фетр притормозила, а когда снова начала набирать скорость, псина бросилась за ними с громким лаем.
Надо заручиться поддержкой Сорвина. Нужно, чтобы он придерживался моей версии.
Беверли кинула взгляд на Фетр. А что делать с ней?
Правила служебной субординации не поощряли самовольных заявлений представителей младших чинов.
И тем не менее она явно представляла угрозу.
Они уже подъезжали к окраинам Мелбери. Им предстояло пересечь город и двинуться дальше к Вестерхэму.
У Беверли было два возможных варианта поведения, и они не противоречили друг другу. Она могла воспользоваться омертой – кодексом чести, соблюдение которого для полицейских было столь же обязательным, как и для членов мафии, или прибегнуть к сексу. Однако у обоих вариантов были свои сложности. Что касается первого, Сорвин наверняка заинтересуется, почему, собственно, он должен поддерживать ее версию, возможно, даже лгать ради этого. Второй же мог просто не привести к желаемому результату. Как ни странно, ей изредка попадались обладатели Y-хромосом, которым удавалось противостоять зову тестостерона, особенно если они уже имели отношения с кем-либо. Сорвин, несомненно, продолжал испытывать к ней интерес – бедняга, а когда он его не испытывал? – но, если Беверли посягнет на собственнический инстинкт Фетр, могут возникнуть осложнения…
Машин в центре Мелбери было не много. Вскоре они уже выехали за пределы города и начали спускаться к темным, подернутым снегом полям.
Тогда… тогда нужно воспользоваться обеими стратегиями одновременно.
Она всегда была осторожной и добросовестной девочкой.
В поисках управляющего они зашли в сторожку, но его секретарша, пожилая женщина с кислым выражением лица, сухо сообщила, что мистера Грошонга нет и появится он только во второй половине дня.
– А где он? – спросил Сорвин.
– В Западных угодьях. Они с егерем проверяют, все ли готово к следующей охоте.
– А как нам туда добраться?
Секретарша помедлила, словно эти сведения не подлежали разглашению.
– Ему не нравится, когда его отвлекают, – заметила она.
Сорвин кинул взгляд на Беверли, которая изучала большую карту поместья, висевшую на стене.
– Они вот здесь, – указала она и, переведя взгляд на масштаб, обозначенный сбоку, добавила: – Это около пяти километров отсюда. Как можно догадаться, на запад. Поехали? – повернулась она к Сорвину и Фетр и вышла из сторожки, не удосужившись поблагодарить секретаршу.
– Ну что ж, похоже, мы сами сможем его найти, – тихо промолвил Сорвин.
Фетр и секретарша обменялись недовольными взглядами, хотя их недовольство и было вызвано разными причинами. Как только сторожка опустела, секретарша сняла телефонную трубку.
У Аддисон была прорва работы и уйма других дел: через несколько дней ей предстояло прочесть лекцию в Королевской коллегии, а через месяц она должна была сдать главу для учебника по судебной экспертизе. И все же дело Мойнигана действовало на нее гипнотически. Впрочем, пока она не получила результатов анализа ДНК, она даже не могла с уверенностью утверждать, что сгоревшего человека звали Мойниган. Но кем бы он ни был, вопрос об обстоятельствах его смерти оставался открытым.
На уцелевшей коже не было видно следов от ушибов или порезов, с обгоревшей кожей разобраться было сложнее, однако Аддисон была практически уверена в том, что и та не повреждена. Все внутренние органы в той или иной степени были повреждены огнем, но было очевидно, что погибший страдал от эмфиземы легких, коронарные сосуды были сужены вследствие развившейся атеромы (однако благодать в виде смерти от остановки сердца не снизошла на него), а почки покрыты многочисленными кистами, наполненными мочой. Все это было очень интересно, однако вряд ли могло привлечь мрачную особу с косой. Шея и голова обгорели настолько, что трудно было определить, дышала ли жертва в тот момент, когда начался пожар, а отсутствие крови не позволяло установить количество впитанного угарного газа.
И все это означало, что Аддисон по-прежнему не могла сказать, что произошло с этим беднягой в последние часы и минуты его жизни.
Она выполняла обязанности консультанта всего семь месяцев, а это означало, что ее неофициальный испытательный срок еще не истек. Ее назначение на эту должность не обошлось без проблем. Аддисон предпочли куда более опытному специалисту, и по крайней мере четверо ее коллег полагали, что это несправедливо. Поэтому теперь она не могла допустить ошибки.
Она знала, что бывают случаи, когда самые лучшие патологоанатомы не в состоянии определить причину смерти. Особенно незаметно в этом отношении действовали астма и эпилепсия, а огонь всегда уничтожал малейшие намеки на истину. Именно поэтому все сгоревшие трупы считались криминальными, пока не было доказано обратное.
И единственный плюс заключался в том, что сжечь тело целиком было чрезвычайно сложно – оно обгорало со всех сторон, но полностью его уничтожить было невозможно. В человеческом теле очень много жира – в одних телах больше, в других меньше, – и к тому же оно на семьдесят процентов состоит из воды; Аддисон, впервые услышавшей об этом в медицинской школе, это очень понравилось, особенно мысль о том, что человеческий организм обладает своей собственной противопожарной службой.
Поэтому даже намеренно сожженные тела могли рассказать о том, что с ними произошло; еще один пример того, как преступники могут потерпеть поражение из-за своей глупости, неосведомленности или невежества.
Или из-за того, другого и третьего вместе.
Однако в данном случае не было и намека на насильственную смерть – более того, все указывало на самоубийство. А согласно статистике, самоубийцы нередко выбирали такой способ сведения счетов с жизнью. Сколь бы чудовищным это ни представлялось Аддисон, она знала, что глубокая депрессия может заставить человека выбрать самую болезненную и невероятную смерть. Самосожжение в автомобиле было одним из подобных способов.
Надо принять какое-то решение.
Теоретически ничто не мешало ей написать, что причина смерти не установлена, однако тогда ее репутация могла непоправимо пострадать. Не исключено, что был бы привлечен другой патологоанатом, возможно, кто-нибудь из враждебно настроенных по отношению к ней коллег. А ни один врач в мире, приглашенный для подтверждения диагноза, не станет трусливо и малодушно прятаться за словом «не установлено». Смерть будет признана либо естественной – с предоставлением соответствующих подтверждений, – либо насильственной, что также будет должным образом обосновано. И это станет приговором ее профессионализму.
Поэтому она должна была принять решение.
И тянуть с этим было нельзя.
Дорога машине явно не нравилась. Когда они добрались до неглубокой долины, которая, если верить карте, называлась Западными угодьями, бачок стеклоомывателя был пуст, боковые окна покрыты коричневой жижей, а сама машина походила на самодвижущийся пирожок из грязи. По дороге их трижды чуть не засосало. Нервы у всех были натянуты до предела; у Фетр потому, что она не сомневалась в критическом отношении Беверли к ее вождению, у Беверли потому, что она действительно была недовольна Фетр. Сорвин же нервничал оттого, что догадывался: все вместе они выглядят не слишком достойно.
Он вышел из машины. Ноги его тут же утонули в высокой траве, и брючины чуть ли не до колен пропитались ледяной водой. На Беверли были кожаные ботинки, которые тоже наверняка намокли, но она ничем не показала этого; и лишь Фетр, облаченная в плотные джинсы и обутая в сапоги на толстой подошве, не пожалела о том, что выбрала в это утро именно такой наряд.
Грошонг в сопровождении невысокого жилистого мужчины брел по долине в нескольких сотнях метров от них. Они заметили, что при их появлении он бросил взгляд в сторону машины, но теперь он всем своим видом показывал, что не намерен торопиться.
– Готова поспорить, что минут пятнадцать назад он получил сообщение от своей секретарши, – спокойно заметила Беверли.
Нечего и говорить, что день выдался холодный, в долине же ветер дул особенно сильно и пронзительно, казалось, принося сюда стужу с сибирских ледников. К тому моменту, когда Грошонг закончил беседовать с егерем, трое полицейских уже готовы были окоченеть. Егерь направился к одному из «лендроверов» и, проходя мимо, окинул вновь прибывших подозрительным взглядом. Забравшись в старый и помятый «лендровер», он повернул ключ зажигания, машина выпустила облако серо-голубого дизельного дыма и неторопливо тронулась по грязной дороге.
Но и после этого Грошонг некоторое время что-то рассматривал в лесу, окаймлявшем долину, и только потом развернулся и медленно направился к ним.
Он натянуто улыбался с таким видом, словно принял стопку стрихнина для согрева.
– Мистер Грошонг, – бодро окликнул его Сорвин.
Крылья носа Грошонга слегка затрепетали, и он глубоко вздохнул. Но по крайней мере он остановился и перестал их игнорировать. Однако этим его готовность к сотрудничеству исчерпывалась.
– Не могли бы мы побеседовать?
– Зачем? – резонно заметил Грошонг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45