Отбросив брезент, он начал извиняться, что не привез автомобиль. Он поймет, если Картер решит разорвать контракт.
Это был мотоцикл. Черный, обтекаемый, очень европейский – самый красивый механизм, который Картер видел в жизни. Не мотоцикл – мечта; за такой он готов был бы драться. Скорее бы сесть и поехать. Не хотелось прерывать расстроенного немца, который сказал, что ненавидит мотоциклы, но они всё же ближе к самолетам, чем наборы инструментов. Макс Фриц перечислял технические характеристики, словно части конской туши. Два горизонтально расположенных цилиндра с поперечными клапанами; два вида тормозных накладок (твердые для сухой погоды, мягкие – для сырой), трех-скоростная коробка передач. Будь здесь Ледок, он бы понял; Картер больше смотрел на привлекательный внешний вид – хромированный мотор на черной блестящей раме, тонкие белые полосы на баке и на крыльях. Американские мотоциклы снабжались двумя безобразными багажными ящиками; у этого, R-32, были две сумки для инструментов, обтекаемой формы, черные, все с теми же белыми полосами и эмблемой компании: кругом, разделенным на синие и белые четвертушки. Единственное цветовое пятно – умный штрих.
– Какую скорость он развивает?
Макс наморщил лоб.
– Сто десять, сто двадцать километров – в Германии. В Германии есть дороги, хорошие дороги для хорошей езды. Здесь одна миля, две мили, потом пф-ф.
– Я знаю кое-какие дороги, – заметил Картер.
– Бак на четырнадцать литров, – объявил Макс. – Вот краник. Поворачиваете с auf на zu, и кап-кап-кап. Вот эта риска – резервная подача. Главный шланг, следите, чтобы зажим был хороший, иначе бензин вытекай наружу. Понятно?
– Можно прокатиться? Я ездил на мотоциклах.
– На американских? – Фриц фыркнул. Он показал, где зажигание, где газ и как отрегулировать наклон фары.
– Надо же, – пробормотал Картер, – фара тоже регулируется?
– Ja. Она работает от аккумулятора. Шесть вольт. Электрическая, не ацетиленовая. Руки не обожжет.
– Чем его заправлять?
– Чем угодно. Авиационный бензин.
Оставалось еще подписать бумаги: таможенные документы и контракт, уже одобренный Томом и Джеймсом. За семь тысяч пятьсот американских долларов Картер создает иллюзию с участием «Байерише моторен верке R-32». В обмен «BMV» использует портрет Великого Картера для рекламы на Парижском автосалоне 1923 года.
Макс опустился на колено и здоровенным карманным ножом приподнял одну из досок в полу. Оттуда он вытащил три завязанных и опечатанных сургучом полотняных мешка с надписью: «Сан-францисский монетный двор».
– Тяжелые, – сообщил он без всякой надобности.
Картер, постаравшись не крякнуть от натуги, поднял мешки и отнес в контейнеры мотоцикла. Потом вернулся назад и спросил, хотя бы для того, чтобы Джеймс мог им гордиться:
– Этот ваш «R-32»… сколько он будет стоить в розницу? Фриц причмокнул леденцом.
– Трудная марка. – Мрачный голос стал совсем похоронным. – Будет самый дорогой мотоцикл в мире.
Картер промолчал. Мотоциклы – это для спортсменов, для студентов, для тех, кому не по карману автомобиль. Он попытался поставить себя на место Фрица. Каким надо быть идеалистом, чтобы мечтать выползти из бедности за счет безумно дорогих мотоциклов!
Что, разумеется, внушало Картеру самую искреннюю симпатию.
Дважды мотор глох, прежде чем Картер научился одновременно плавно отпускать сцепление и прибавлять газ. Неподходящая одежда мешала сполна наслаждаться ездой, поэтому Картер вернулся в дом, перетащил золото в гараж (оставив часть монет при себе, без какой-либо определенной цели). Потом переоделся в парусиновый пиджак и брюки, которые удобно заправлялись в новехонькие высокие ботинки на шнуровке. Покуда Малыш грыз на кухне кость, Картер убедился, что в пиджаке, который он не надевал несколько лет, есть всё необходимое. У него был целый список вещиц, которые могут понадобиться вне дома.
Через несколько минут, уже в черных очках, он снова уселся на мотоцикл. До поместья Буры было всего две мили, но по прямой, неинтересной дороге. Поэтому Картер выбрал длинную – лишние десять миль вдоль побережья, через железнодорожные переезды, по холмам, с которых открываются виды на озеро Мерритт. Мотор у «BMV» оказался неожиданно тихий, на скорости его тарахтенье учащалось, однако не становилось громче.
Когда на Гранд-авеню Картер впервые выключил третью передачу и прибавил газ, мотоцикл рванулся вперед так, что голова у него запрокинулась назад, и в какие-то пятнадцать секунд набрал немыслимую скорость шестьдесят миль в час.
На следующем перекрестке Картер только пробормотал: «Господи». В голове оформилось видение: он мчится на той же безумной скорости, но на кожаном заднем сиденье сидит Феба Кайл. «Господи», – снова прошептал он.
Трестл-крик, речка, которая летом превращается в крохотный ручеек, бежит с Оклендских холмов в озеро Мерритт, и Четвертая авеню идет вдоль нее. Картер никогда не замечал, какая это замечательная улица – с плавными поворотами и все более чудесными видами на залив. Направляясь к Буре, он испытывал то волнение, которое якобы должен был чувствовать при встречах с королями и властителями. Хотелось немного растянуть поездку, но надо было поспеть раньше Фило – если тот вообще придет. Без трех минут двенадцать Картер был у ворот Арбор-виллы.
Не слезая с мотоцикла, он вытащил сигарету и закурил. через некоторое время раздалось глухое «бух!» – в Арбор-вилле выстрелила полуденная пушка. Картер порадовался, что его друг еще может позволить себе эту маленькую роскошь, ибо Фрэнсис Мэрион «Бура» Смит, восьмидесятилетний владелец Арбор-виллы, за последние годы превратился из сказочного богатея в одного из беднейших людей мира.
Картер осторожно проехал через полуразрушенное поместье. От чугунных ворот отвалилась часть букв, осталось «АРБ В ЛЛ».
После разрушительного землетрясения 1906 года Бура совершил непоправимую ошибку. Видя, что уцелевшие жители собрались в Окленде, он вложил все деньги до последнего цента в покупку земли, крупнейшую со времен Испанской войны. Он приобрел все доступные участки в округах Контра Коста и Аламеда и от горы Дьябло до оклендского побережья, тысячи акров городской земли под промышленные предприятия, деловые центры, магазины, театры и жилые дома, а в придачу – сотни тысяч акров сельскохозяйственных угодий в окрестностях города.
Через год население не выросло, и Бура решил, что причина – в недостаточно развитой транспортной инфраструктуре, поэтому скупил все трамвайные компании, объединил их в одну – «Ки Рут» – и начал борьбу за трезвость вагоновожатых. В конце каждого маршрута он разместил места для досуга: луна-парк «Айдора», сады Штольцера, ботаническую выставку, публичный театр, берег Нептуна, озеро Анца.
Один из старых трамвайных вагонов стоял в поместье. Плющ обвил его целиком и забрался в разбитые окна кабины, где Бура в более благополучные годы держал обезьян. Картер прошел мимо – «BMV» пришлось оставить перед упавшим поперек дороги исполинским пальмовым стволом.
Два события, случившиеся почти одновременно, превратили Буру из мечтателя-провидца в народного героя. Сперва жители Сан-Франциско потянулись-таки в Окленд, и тамошняя недвижимость начала приносить долгожданный доход. Затем компания «Бренсон кемикал эксплорейшн» нашла в Мексикали более богатую залежь более чистой буры. В одночасье Бура, приобретший земли преимущественно на заемные средства, превратился из владельца сотен тысяч долларов в должника примерно на ту же сумму.
Это могло кончиться крахом и, вероятно, к тому шло. В один день Бура мог огрести огромные деньги на продаже недвижимости, а через час ему предъявляли к оплате векселя. Никто не ведал, каково реальное положение его дел. Бура всячески старался сохранить неопределенность: некоторые люди обеспечили бы безбедное существование себе, детям и внукам, если бы только знали, как загнать его в угол.
Поэтому, звоня в дверь усадьбы, Картер понятия не имел, будут тут сегодня угощать черной икрой или похлебкой с сухарями.
Его проводили в оранжерею, где сидел за ленчем Бура. На карликовых пальмах в кадках лежали квадраты теплого света. Картер заметил движущуюся тень на полу и, подняв глаза, увидел силуэт женщины в брюках и капоре: она мыла стеклянную крышу оранжереи. Картер помахал рукой; женщина замахала в ответ.
Бура полулежал в плетеном кресле, вокруг валялись свежие газеты, раскрытые на финансовых новостях. Он вообще в последнее время редко покидал кресло, разве что с посторонней помощью. Солидное брюшко давно исчезло, тело усохло и съежилось, словно сдутый воздушный шар, лицо состояло из морщин и белой бороды, настолько редкой, что, казалось, ее легко смыть водой.
– Чарли Картер, – сказал Бура. – Как фокусы?
Этот вопрос он задавал при каждой встрече.
– Всё лучше и лучше. – Картер придвинул стул, но сесть не решился – уж больно тот был шаткий. В поисках нового стула он наткнулся глазами на нечто высокое, из металла и дерева – предмет, который никак не ожидал увидеть у Буры в доме.
– Что это?
Бура проследил его взгляд.
– Гильотина.
Картер почувствовал укол зависти.
– Где вы ее раздобыли?
– Не знаю. Во Франции, что ли. Останетесь на ленч? Девочки могут соорудить вам бутерброд.
Картер подошел к гильотине. Рама была гладкая и блестящая, лезвие, закрепленное в нижнем положении, украшала гравировка: розы, шипы и старинный полустертый текст.
– Восемнадцатый век, наверное.
– То же самое мне сказал вчера человек из «Сотбис».
– Вы же не собираетесь ее продавать?
– Он пробыл здесь несколько часов, всюду совал свой нос. У меня есть первоиздание «Путешествий Гулливера», оно его тоже заинтересовало. Он внес в список кучу всего, что я и не помню, когда купил.
– Она работает?
– Не проверял. Но это и не важно. Главное, она подлинная – работы самого Гильотена.
– Если бы представитель «Сотбис» сказал мне такое, я бы вышвырнул его за дверь.
– Зачем вы здесь, Чарли?
– Ну, сейчас – чтобы защитить вас от «Сотбис». Они что угодно наплетут, лишь бы заполучить вещь на аукцион. – Картер присел на корточки у гильотины, освободил лезвие и проверил, движется ли. – Первые пятьдесят три гильотины были построены в апреле 1792-го клавесинным мастером по имени Тобиас Шмидт. Палач жаловался, как трудно рубить головы мечом. Гильотен произнес красивую речь, в итоге изобретение получило его имя. Ага. – Он приподнял лезвие на несколько дюймов. – Видите клеймо? Швейцарское.
– Хм-м. – Бура захлопал глазами.
– Вещь ценная, но… – Картер замолчал. Он отчаянно хотел заполучить гильотину и не знал, как это скрыть. Несправедливо, что у него, знатока, до сих пор такой нет. – Она ржавая. Вам придется хорошенько ее почистить…
– Человек из «Сотбис» говорит, что она стоит тысячу.
– Я заплачу семьсот пятьдесят.
– Идет. Извольте внести наличными. И уберите ухмылку с лица.
Картер выпрямился, держась одной рукой за раму и воображая все те замечательные вещи, которые можно делать с гильотиной. Тут он вспомнил, как обещал Джеймсу не тратить деньги и как хорошо себя чувствовал, давая зарок. Может быть, не стоит вносить эту трату в тетрадь.
Еще раз похлопав гильотину, он сел на корточки рядом с креслом Буры.
– Ладно. Мне нужна ваша помощь, чтобы разобраться в одной истории.
– Информация? Научите меня фокусу, я расскажу всё, что вам нужно.
– Нет. Секреты – мой хлеб. – Придумывая, как бы объяснить лучше, Картер добавил: – Я с них живу.
– Ага. Если бы я мог встать с кресла, я бы первым делом огрел вас по голове, украл бы ваши фокусы и озолотился.
Бура затрясся от смеха.
Картер еще раз поискал глазами между растениями, статуями и садовым инструментом, нашел стул и сел на него верхом. Отсмеявшись, Бура сказал:
– Секреты – и мой хлеб.
– Отлично. Мне нужно кое-что выяснить. В ответ можете узнать у меня что-нибудь равноценное.
Бура взглянул на поднос с бутербродами.
– Идет.
– Кто замешан в историю с телевидением?
Откуда-то сверху налетел теплый ветерок, перья финиковых пальм затряслись. Бура перестал жевать.
– Ладно, – сказал он, проглотив наконец кусок сандвича. – Как исчезает слон?
– Это настолько важно?
– Возьмите сандвич. – Бура оценивающе взглянул на Картера. За двадцать лет знакомства Картер видел разные его взгляды, но только сейчас понял, какой это непростой противник. Покуда он опасливо созерцал бутерброды с дешевым ливерным паштетом, Бура спросил:
– Вы узнали, как его зовут?
– Я слышал, он должен сейчас сюда прийти.
– Ничего подобного. – Бура с досадой объяснил: два дня назад ему позвонил сам изобретатель и, не представившись, отменил встречу. Бура уговаривал, но тот стоял на своем.
– Я сказал, что куча народа готова украсть его изобретение, он ответил, что знает, и сам управится. Так и заявил: «Я видел не весь мир, но я был в Бойсе».
– Многие ответили бы мне именно так, даже если вчера встречались бы с мистером Изобретателем.
– Вы соврете мне про то, как исчезает Таг? Картер мотнул головой.
– Отлично. Это зеркала? Картер сморгнул.
– Нет, не зеркала. Так кто охотится за телевидением?
– Что в мешке у моих ног? В белом полотняном. Да, возьмите его. – Бура с усилием отодвинул поднос и показал Картеру, чтобы тот опрокинул мешок над столом. Оттуда со звоном выпали несколько десятков оловянных солдатиков. Они были раскрашены как американские повстанцы и британские солдаты времен Войны за независимость.
– У меня были похожие в сиротском приюте, – рассеянно произнес Бура. – Я их не сберег и вот, уже на шестом десятке, оказался в Лондоне и попал в игрушечный магазин… – Он принялся молча расставлять солдатиков. Картер уже задумался, не впал ли старик в детство, но тут Бура продолжил: – Со временем многие богатые люди захотят купить игрушки, какие были у них в детстве, и согласны будут платить хорошие деньги. Так как, Гардинг сказал, зовут этого малого?
Картер хохотнул.
– Если бы я знал, то зачем бы сюда пришел?
– Вы второй раз не ответили на мой вопрос, – заметил Бура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71