Через пять минут, вытерев руки салфеткой, Картер выполнил трюк Даунза сперва правой, затем левой рукой; в следующем трюке монеты бегали по ладони, словно катаясь на карусели. Потом «турникет» по пятьдесят раз каждой рукой и упражнение на то, чтобы пальмировать стопки монет в каждой ладони. Малыш, играя, царапнул ему правый указательный палец, так что движения выглядели несколько механическими. Картер повертел зеркало так и сяк, проверяя, что увидят зрители справа и что слева.
Он всерьез задумался о фокусах крупным планом. Если искусство магии – тот туннель к другим людям, который он пробивает всю жизнь, то телевидение может серьезно его расширить. Все, даже малейшие движения рук станут доступны для задних рядов. Завсегдатай галерки, привыкший мучительно всматриваться в исполнителя, увидит исчезновение монетки во всех подробностях. Самый лучший зритель – тот, который считает, что от него ничего невозможно скрыть.
В коридоре раздались шаги, и Картер поднял голову. Вошел Том Крандалл. Отлично! Увидев гостя, Том застыл, словно готовясь не верить ни единому слову.
– Доброе утро, – весело сказал Картер.
Том взглянул в окно, убедился, что и впрямь утро, и проворчал:
– Привет.
– Я сварил кофе.
– М-м-м… – Том взглянул на кофейник, взял чашку и медленно наполнил ее горячей струей. Картеру редко выпадал случай попрактиковаться перед кем-то, поэтому он отчаянно хотел, чтобы Том сел рядом. Однако Том был крепким орешком. Он разлюбил фокусы после своего участия в «Шантаже» в 1911 году. Как многие университетские спортсмены, Том на третьем десятке полностью разочаровался в жизни. У него были мешки под глазами, и в присутствии Картера он вел себя так, словно ему лет четыреста.
– Иди сюда, Том, выбери карту.
– Скорее я разрешу забивать гвозди себе в голову.
– Да ладно тебе! Как ты?
– Устал.
– А как повидался с родными?
– М-м-м… тоже своего рода забивание гвоздей в голову. – Прихлебывая кофе, Том принялся излагать длинный список жалоб (пришлось сидеть на жесткой церковной скамье, а у него радикулит, в поезде он отсидел всё, что только можно, и так далее). Чем дольше он говорил, тем больше воодушевлялся и под конец даже улыбнулся.
Картер взглянул на него оценивающе.
– Галантный смельчак, – сказал он.
– Это было давно.
– В каком-то смысле ты по-прежнему галантный смельчак. Том посмотрел на себя в зеркальце Картера и мотнул головой.
Картер решил воспользоваться случаем.
– Знаешь, я был бы польщен, если бы ты увидел мой карточный фокус.
Молчание. Глоток кофе. Наконец Том всё-таки кивнул, и Картер вытащил из колоды три карты, рубашкой наружу.
– Скажи мне, которая из них червовая королева?
– О Господи.
– Просто наугад.
Том указал. Картер перевернул карту – это была червовая королева.
Том равнодушно произнес:
– Потрясающе. Ну, позавтракаем?
Картер немного обиделся и, видимо, не сумел этого скрыть, потому что Том поспешил отыграть назад:
– Ладно, ладно, давай еще.
Картер развернул веером по колоде в каждой руке, разложил их на столе как ленты, перекинул каскадом из руки в руку и сделал так, чтобы обе они исчезли: раз – и нет! Затем он начал извлекать из воздуха карту за картой и, снова набрав две колоды, выполнил еще целую череду фокусов.
– Всё, больше не могу, – сказал Том, как раз когда на кухню входил Джеймс.
– Доброе утро, Чарли. – Джеймс легонько приобнял обоих. – Том, ты его уже спросил?
– О чем ты собирался меня спросить, Том?
– Ни о чем.
– Спрашивай смело. Я заставил тебя выдержать целое представление и чувствую себя виноватым.
Том взглянул на Джеймса, тот ободряюще кивнул. Том подался вперед.
– Ладно. Рамон Новарро? – Он выразительно поднял брови.
– А, Рамон Новарро. – Картер вздохнул. – Жаль тебя разочаровывать, но он женат.
– Как будто это что-нибудь значит.
– Нет. В смысле, женат и счастлив.
– Этот человек может просто свести с ума, – объявил
Джеймс, наливая кофе.
– Он совершенно точно старается привлечь поклонников определенного рода. – Том встал и подошел к своему письменному столу. – Вот глянь.
Картер взял раскрашенную фотокарточку восемь на девять дюймов. Рамон Новарро стоял, изогнув брови и лихо держа сигарету. Надпись гласила: «Моему поклоннику Тому Крандаллу, от всей души. Рамон Новарро».
Том был вне себя.
– Видишь?
– То, как он держит сигарету?
– Нет! Галстук! – Том ткнул пальцем в фотографию. – На нем красный галстук!
Как всегда, столкнувшись с секретным кодом, Картер не подал виду, что это для него новость. Он поставил чашку в раковину, но тут любопытство взяло верх.
– Ты хочешь сказать, что красный галстук…
– Кто носит красные галстуки, кроме таких? – Том крутанул запястьем.
Картер взглянул на брата – тот был в красном галстуке. Осознание собственного невежества всегда было для него полезной встряской, и он прошептал: «Мама родная». Красные галстуки. Кто бы мог подумать?
Через несколько минут все трое уже уплетали яичницу с ветчиной, овсянку и тосты. В камине пылал огонь – Картер пустил на растопку афиши Тёрстона и Далтона.
Джеймс смотрел, как конкурентов брата охватило пламя.
– Интересно, что бы сказала мама об этом маленьком аутодафе?
– Жаль, что она в Бразилии. Джеймс, мне надо задать тебе серьезный вопрос.
– Мама сказала бы, что сожжение афиш свидетельствует об агрессивных тенденциях. Ты готов…
– Сколько у меня денег?
Вопрос повис над столом. Картер чувствовал себя так, словно пришел в оперу в рабочем комбинезоне.
Наконец Джеймс промолвил:
– А что?
– Я хотел бы использовать в моем шоу телевидение. Тёрстон потратил на подготовку последней иллюзии пятьдесят тысяч, мне надо не меньше. – Поскольку Джеймс не ответил, то он добавил: – Если возможно.
Джеймс сказал:
– Говард потратил на эту иллюзию три тысячи. Почему ты думаешь, что пятьдесят?
– На его афишах написано… – Картер осекся, чувствуя себя полным кретином.
– Да, написано. А потратил он три. Не представляю, во что станет использование телевидения на сцене. Мы даже не знаем, есть ли работающий образец, или всё у Фарнсуорта в голове.
– Не знаю, есть ли образец, у нас пока в руках только планы. А поскольку Фарнсуорт ищет инвесторов, у него не будет причин отказать нам в лицензии – это же бесплатная реклама. Так сколько у меня денег?
Том прочистил горло.
– Пойду разберу почту. Я буду в соседней комнате.
Когда Том вышел, Картер задумчиво взглянул на брата.
– Странно, что в современном обществе можно говорить о сексе, но деньги по-прежнему табу.
Джеймс сцепил руки и стал смотреть на пальцы.
– Чарли, у тебя нет денег.
– Понимаю, у меня есть недвижимость, хотя нет доходов в том смысле…
– У тебя есть недвижимость и замечательные доходы от выступлений, которые ты немедленно тратишь. Есть небольшие сбережения, которых обычно хватает, чтобы пережить межсезонье. Ты действительно готов всерьез взяться за финансы?
– Да.
Джеймс подошел к письменному столу и вытащил из ящика тетрадь.
– Вот тетрадь для записи расходов.
– Я видел ее и раньше.
– Макс Фриц из Германии сегодня вручит тебе семь тысяч пятьсот долларов. Пиши «семь тысяч пятьсот» здесь, вот в этой строчке. Нет, нет, вот здесь. Отлично. И напиши ниже «две тысячи пятьсот».
– Это что?
– Сумма, которую я каждый год резервирую на следующий сезон: обновление декораций и всё такое. Итого…
– Я складываю два числа и получаю десять тысяч. Ничего сложного, Джеймс.
Непонятное выражение на лице Джеймса наконец оформилось в терпеливую улыбку.
– Это твой бюджет.
– На шоу?
– На всё. На твою жизнь, включая шоу. Записывай все личные расходы сюда, а все траты на шоу – вот в эту колонку.
Картер кивнул.
– А как насчет других моих денег?
– О чем ты?
Должны были быть какие-то слова, но Картер их не знал.
– Ну, например, вложения в магазин братьев Мартинка, которые я обратил в наличность. Еще были какие-то не то бонды, не то акции…
Джеймс помотал головой.
– Ничего.
– Просто в «Сфинксе» напечатано объявление о продаже библиотеки, которую я хотел бы приобрести.
– Правда, Чарли, ничего.
– Но у меня есть «пирс-эрроу», и «бентли», и…
– Вот и я о том.
Картера пробил легкий озноб, как от начинающейся простуды: он понял.
– Ясно. Я решил взяться за финансы, как раз когда оказался на мели.
Джеймс кивнул.
Картер ответил кивком.
– Хорошо. В этом есть что-то хорошее. – Он и впрямь был доволен, как будто пересчитал бутылки в погребе. Вот что у меня есть. Взглянул на часы: девять утра. Встал, снял с лацкана воображаемую пылинку. – Сегодня у меня напряженный день. Сперва Макс Фриц, потом навещу Буру.
– Тебя не беспокоят грабители?
Руки в карманы, улыбка на лице. Картер мотнул головой.
– Ты думаешь, что сможешь с ними разобраться?
– Не думаю, а знаю. Они скоро поймут: того, что им надо, у меня нет.
– Но оно у тебя.
– Да, кстати. Вот, возьми.
Брат сложил руки на груди, и Картеру пришлось положить сигарный футляр на стол.
Джеймс покачал головой.
– Здесь небезопасно. Я не хочу, чтобы планы были у меня.
– Это просто футляр. Пустой. – Картер вытащил другой футляр, серебристый, без всякой эмблемы. – Планы здесь. Кстати, прекрасный способ их хранить. У меня они в полной безопасности.
– Но грабители знают, что они у меня.
– Знали. Теперь не знают.
Джеймс, не в силах больше выносить его улыбку, легонько потер лицо. Он понимал, что бессмысленно просить объяснений, поэтому просто проводил брата до двери, бормоча:
– Ты бесхитростен, как Папа Борджиа. Позволь хотя бы напомнить, чтобы ты вернул мисс Кайл ее перчатки?
– Конечно.
– Знаешь, – проговорил Джеймс, не отпуская брата, – мир сильно изменился. Можно переспать с девушкой и не жениться на ней.
– Джеймс, у меня были романы, не волнуйся. – Картер взялся за дверную ручку.
– Да? С кем?
– Я – джентльмен.
– Безусловно. С кем?
– Ты их не знаешь.
– Вот в это верю. Чарли, девушки способны…
– Спасибо.
– Не только говорить о сексе, но и…
– Спасибо.
Картер открыл дверь и шагнул наружу. Джеймс вышел следом, крича: «Развейся!». Картер успел спуститься на два пролета, прежде чем Джеймс перегнулся через перила и крикнул вдогонку:
– Денег не трать!
Глава 14
Полковник Старлинг в одиночку координировал всю работу Секретной службы на восточном побережье и отлично справлялся с этой нелегкой обязанностью. Ему потребовалось меньше сорока восьми часов, чтобы прибыть из Сан-Франциско в Вашингтон, где он, прежде чем приступить к другим неотложным обязанностям, отправился на встречу с неким довольно странным субъектом – обладателем редкостного таланта.
В то время вся шпионская служба США располагалась на третьем этаже заштатной меблирашки в самом заболоченном пригороде Вашингтона, округ Колумбия. Хозяйка, набожная и суровая вдова, собралась выселить жильцов за неуплату. Если не принять меры, Черный кабинет, единственное в Соединенных Штатах бюро по криптографии, внешней и внутренней разведке и надзору за перепиской, мог прекратить свое существование к первому сентября.
Агентство состояло из Герберта Ярдли и его помощниц, которые собирались увольняться, потому что уже две недели не получали жалованья.
Ярдли всю взрослую жизнь пытался избавиться от детского прозвища: «Голова с шишкой». У него и впрямь был немного неправильной формы череп, к тому же ему не удалось обзавестись ни девушкой в университете, ни женой в многочисленных странствиях. Однако личные неурядицы не поколебали его уверенности в собственном предназначении.
Над письменным столом у Ярдли висело вставленное в рамку письмо от госсекретаря Стимсона. Два абзаца возмущенной риторики завершались словами: «И напоминаю вам, мистер Ярдли, что джентльмены не читают чужих писем». Ярдли сохранил письмо как напоминание о том образе мыслей, которому вынужден противостоять.
От него только что ушли еще две криптографистки. Одна, год прозанимавшись дешифровкой, уволилась, обвинив Ярдли в том, что он натравливает на нее невидимого бульдога. Другая продержалась четырнадцать месяцев. Каждую ночь она видела во сне, что бредет по безлюдному берегу с огромным мешком камней, подыскивая на пляже пару каждому камешку. Когда она однажды разрыдалась на работе, ее пришлось уволить. Осталосьтри новеньких, только-только осваивающих шифры. Так ли было в пору Версальского договора и конференции по разоружению! Тогда в Черном кабинете сутки напролет трудились ученые и миссионеры, владеющие языками всех союзных и неприятельских стран, а доклады Ярдли поступали прямиком к президенту. Ярдли ездил в Париж, день и ночь расшифровывал иностранные телеграммы, заказывал шампанское за счет министерства обороны и, хотя не завязал во Франции Романа, основал контору, которую назвал La Chambre Noir.
Теперь это всё в прошлом, а дальше может быть еще хуже. Тут Ярдли не одинок – после смерти Гардинга весь Вашингтон трудился не покладая рук, чтобы доказать новой администрации свою нужность. Перед приходом Старлинга Ярдли как раз гадал, какой взять тон.
Он положил стопку монографий на край стола, рядом с тремя шифровками, которые прочитал по просьбе полковника, и прикусил большой палец. Нет ли здесь ловушки? Если Старлинг придерживается старомодного мнения, что джентльмен не читает письма других джентльменов, то Ярдли сам подписал себе приговор. Две шифровки были достаточно невинны, но при мысли о третьей он снова прикусил палец – так сильно, что остались следы от коронок.
И еще: у него есть козырь. Нечто такое, о чем Старлинг не знает.
Час спустя полковник сидел за столом и с легкой улыбкой просматривал заявку на финансирование. Ярдли дышал тихо, но неровно. Ему стало окончательно не по себе в тот момент, когда Старлинг заговорил – спокойно, с кентуккским акцентом. Полковник – джентльмен до мозга костей, джентльмены в услугах дешифровщика не нуждаются. Ярдли погладил отметины от зубов на пальце, готовясь выложить причины, по которым Черный кабинет нельзя распускать.
– Итак, – сказал он, – каков наш новый президент?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71