Огромными усилиями в некоторых отраслях, в основном тяготеющих к оборонным делам, в СССР и других странах еще удавалось поддерживать прогрессистское реноме и даже сохранять в отдельных направлениях передовые позиции, но в «нервных узлах» НТР, электронике, информатике, новых технологиях и их распространениях и т.д. все начало быстро стопориться, сдерживаться, а все производство поражаться дефектом (всех бесчисленных родов), «суммативно» накапливаясь и проявляясь уже в известных макродефектах структуры всего производства и внешних взаимодействий. Система есть система, собственность есть собственность, командующая всем движением производства, никакими хозяйственными эволюциями не меняющаяся. В итоге весь социализм вступил в состояние бифуркации уже резко неустойчивого, неравновесного состояния. Но нам пока, в нашем движении, надо зафиксировать социализм в его квазистабильном критическом состоянии.
Это необходимая абстракция, которую условно следует связывать со своего рода доперестроечным состоянием всего социализма, когда тектонические проблемы лишь незримо копились при относительной стабильности «внешней» (доминантно биполярной) конфронтационности мироустройства и углублением внутреннего «застоя» (Цит. изд. т.4. с.344).
Итак, все-таки, в конечном счете, по мнению А.С.Шушарина, причиной краха социализма была внтурисистемная, а именно неспособность овладеть НТР в такой же степени, с такой же эффективностью, как это сделал капитализм. И еще одно объяснение, совершенно потрясающее по «глубине» проникновения в суть проблемы. Оказывается, социализм уступил капитализму по причине своей молодости. «Социализм XX в. - это была не «империя зла», а уж коли в таких же образах, то прямо противоположное - это была еще неокрепшая и неопытная, еще не ставшая, страдающая уже своими новыми хворями «империя добра», но живущая в злом мире, отгораживающаяся и огрызающаяся от него, а то и внутри себя, по правилам игры этого же пока господствующего злого мира. Более того, пользуясь метафорами А.А.Седова и Д.Е.Фурмана, во всем «характере» социализма в контексте человеческой истории весьма заметны признаки «подросткового возраста», с его импульсивностью, «силовой разборкой», романтизмом, максимализмом и пр., но теперь и с таким же экспрессивным<...>отчаянием» (Цит. изд. т.4. с.344).
Проблеме причин (внешних и внутренних) краха социализма в СССР я посвятил 5-ую главу своей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества» и здесь нет необходимости воспроизводить ее содержание.
Проанализировав, как мы убедились, весьма поверхностно историю становления и краха социализма в СССР, А.С.Шушарин приступил к теоретическим обобщениям. Он выделил следующие четыре основных признака социализма. «Причем речь идет не о составе производства как о громоздких и нудных характеристиках производительных сил, - писал А.С.Шушарин, - а именно об основных отношениях. Первый их признак (но вовсе не по порядку), вполне классический, эндогенный и жесткий, - линейная форма (преходящая, исторически быстро отжившая, но уже постэкономическая), с деформациями всех ранее снятых гетерогенных производственных отношений.
Три другие образуют признаки, если кому угодно, социализма вообще или, точней еще будем говорить, гуманизма: постэгокультурность, как поствоенный мир, как культурная безопасность, интеркультурность, хотя, конечно, только в своих пределах и со своими искажениями, незавершенностями и напряжениями; и как постасимметрия в экзогенных отношениях (культурная патернальность, сложение разновысоких структур, в том числе и отстающих субкультур), хотя и со своими сложностями, но и уже в прямой противоположности преодоленным асимметриям «мировой капиталистической системы». Таким образом вместе интеркультурность и постасимметрия (патернальность) образуют поликультурность (постэгокультурность). (Учитывая необычность этих терминов, к тому же сложно связанных между собой, к их растолкованию еще вернемся.) Наконец, генетически научная идеология, до недавнего времени ортодоксальная марксистская («марксистско-ленинская», «коммунистическая») со страновыми модификациями, быстро отжившая, фактически уже почти всюду рухнувшая» (Цит. изд. т.4. с.346).
Нет смысла возражать против необычности применяемых А.С.Шушариным терминов, однако их смысл более или менее ясен. Что касается линейности, то уже ранее мы этот физический (математический) термин разбирали и пришли к выводу, что он не раскрывает существа отношений при социализме. Не выдерживает никакой критики и вывод о постэкономичности социализма по двум причинам. Во-первых, ни одно общественное устройство не может быть неэкономическим. А во-вторых, если А.С.Шушарин имел в виду под термином «экономичность» капитализм, то и в этом случае он неправ, т.к. при социализме сохраняются отдельные черты предшествующего способа производства. Я не возражаю против такой характеристики как постэгокультурность (в нормальной общедоступной семантике). Что же касается генетической научной идеологии, то А.С.Шушарин ее преждевременно похоронил, так же как и политическую экономию.
За эталон социалистических экономических отношений (хотя А.С.Шушарин, как черт от ладана открещивался от экономического подхода) он принял отношения, складывавшиеся в «оборонке», где он сам и работал. Это обстоятельство делает понятным многое, что он изобрел не только в области специфической терминологии, но и в объяснении существа экономических отношений. Например, его понятие групповая «собственность на технологии». Истоки этого термина находятся в отношениях между конкурирующими между собой оборонными предприятиями (комплексами). Читаем, что написал А.С.Шушарин: «…генерал-полковник в отставке, бывший командующий противоракетной и противокосмической обороной (ПРО и ПКО), Ю.В.Вотинцев излагает свои соображения чуть ли не буквально в терминах политической технологии: «Легко и просто происходят любые разъединения, размежевания. К объединению же пролегает тяжкий путь преодоления, в нашем случае - межведомственного амбициозного сопротивления. Именно на такой позиции стояли многие генеральные, главные конструкторы и коллективы их сотрудников. Грустно об этом вспоминать, когда не от иностранных разведок, а друг от друга и от заказчика они нередко тщательно скрывали свои «ноу-хау». А ведь задачу решали одну. Эта разобщенность привела к тому, что каждая система работала в локальном режиме, в индивидуальной системе координат, имела свой парк вычислительных машин с их программно-алгоритмическим обеспечением<...>Требования по унификации и стандартизации внедрялись медленно и без желания». (А я сам хорошо помню, что в анализе находящихся в войсках, изготовляемых и разрабатываемых радиолокационных станций выяснилось, что превышавшая сотню номенклатура могла бы быть по меньшей мере вдвое сокращена; можно сказать, явный дефект ненужного дублирования как некоторой аномальной, своего рода, внутриведомственной беспроигрышной «конкуренции».) Однако за этой «длительной и изнурительной борьбой с могущественными генеральными конструкторами» (Ю.В.Вотинцев) на самом деле и скрывалась, едва ли не в самом чистом виде, лишь представляемая генеральными конструкторами собственность на технологии»» (Цит. изд. т.4. с.348-349). Явление, кстати, довольно распространенное в промышленности СССР, имеющее в своей основе психологический характер и обусловленное недостатками и изъянами хозяйственного механизма, А.С.Шушарин распространяет на всю социалистическую экономику, где господствовала общенародная собственность. Дискретность в отношениях между предприятиями и министерствами (ведомствами) имела место, но совсем не она определяла сущность экономических отношений (см. 4-ую главу вышеупомянутой монографии).
Из «оборонки» в лексикон А.С.Шушарина перекочевал и термин «линейная форма». Из «оборонки» растут ноги и всей науки А.С.Шушарина о социализме. Характеристики «оборонки» им распространяются на весь народнохозяйственный комплекс страны. Вот довольно типичная выдержка из творческой лаборатории А.С.Шушарина: «Во-первых, «державная этика труда» (Митин) означает, что работа здесь идет вовсе не ради прибыли, а ради пусть и особого, но «общего дела», не того, что выгодно, а того, что надо.
Во-вторых, в оборонке всегда и везде велика «административно-командная» роль науки (НИИ, КБ), когда, так сказать, не принято, чтоб заводы отторгали новшества, будь то массовое, серийное, тем более штучное, единичное или уникальное производство. Оборонка была по сути единственным сектором, в котором невосприимчивость производства к науке все же прямо компенсировалась и «державно» и административно.
В-третьих, в особых формах именно оборонке испокон веку имманентно свойственна, хотя и только в ведомственных пределах и в управленческой форме, высокая степень обобществления технологий; в наиболее ярком примере это, как в средмаше («Минатом») у Е.П.Славского, - от геологоразведки, через ряд «переделов», до установки радиоактивных веществ в реакторах или на головных частях ракет. (Хотя и все в той же резкой ведомственно-учрежденческой изоляции от всех прочих, что быстро и увеличивало технологический разрыв «оборонки» и «гражданки».) Наконец, по тем же причинам, и в-четвертых, оборонке в известной степени неизбежно присущ внутренний уже постплановый механизм; план свят, но и не фетиш, ибо «вероятный противник» может в любой момент легко «заставить» пересмотреть планы. Все это, повторю, вовсе не значит, что оборонка - идеальный образец, в ней все те же дефекты, в частности «перенаселенность», но есть и кое-что в высшей степени полезное. Но собственность есть собственность» (Цит. изд. т.4. с.352).
Порассуждав об аграрном секторе, А.С.Шушарин вдруг не с того, ни с сего свалил на голову читателей мрачнейшую картину системного кризиса при социализме. «Всякая отжившая система проявляется в обнажающихся пороках всех без исключения «сторон общественной жизни». Соответственно активность людская, т.е. деятельная, преобразующая инициатива, может выявлять себя абсолютно в любой области, сфере, срезе, уровне практики. В самом деле, разве нет проблем питания, младенчества и материнства, семьи, детства, женского вопроса, здравоохранения, спорта, техники безопасности, отдыха, туризма, спорта, старости и т.д.? Разве нет проблем образования, дошкольного, начального, среднего (общего, специального), высшего, «степенного», переподготовки кадров? Разве нет проблем территориальной организации бытия, жилья, транспорта, местного обеспечения, да еще с учетом колоссальных региональных особенностей? Разве нет проблем во всех отраслях производства, вплоть до отдельных предприятий, цехов, участков? Разве нет проблем в кошмарно запущенном потребительском секторе, «сфере обслуживания»? Разве нет проблем в правоохранительной системе, судопроизводстве, в вооруженных силах? Разве нет проблем во всех бесконечно многомерных внешних делах, в национальном вопросе, государственном строительстве? Разве, наконец, нет проблем в структурном научно-технологическом перестроении всего производства?
Есть везде и всюду. Как и положено системному кризису» (Цит. изд. т.4. с.366-367).
Словом, куда взор не кинь - везде пороки и нерешенные проблемы. И это он написал после того, как воспел достижения социализма в различных областях общественной жизни в сравнении с капиталистическими странами! Спору нет, проблемы были во всех сферах и секторах общественной жизни. И вызваны они были глубочайшим противоречием между надстройкой (диктатура партийно-государственного аппарата) и системой экономических отношений. Но, несмотря на это противоречие, сгубившее социализм и СССР, все-таки у социалистических экономических отношений было немало достоинств, к примеру, наличие общественных фондов потребления, что стране было, чем гордится, ибо она опережала все другие страны по многим параметрам качества жизни населения.
Отставание СССР в области освоения передовых технологий (кроме ВПК) А.С.Шушарин обозначил как системный кризис всего социализма. И снова, как и в первом томе, он, опираясь на изобретенные им во время работы в ВПК, термины, вновь навязчиво предложил читателю свою искусственную версию системных пороков социализма: «В современном социализме в высшем, все определяющем, технологизированном или индустриальном секторе, как следствие - во всем производстве и общем равновесии, и господствует асимметрия необщественной, группоиерархической собственности на технологии («технологический феод») и соответственно функциональные производственные отношения, т.е. торжествует, доминирует над всем механизм соисполнения функций, плановое равновесие, а в знаковой сфере - статусные структуры (коллективов и лиц), что, впрочем, суть одно и то же. Ни малейшего отношения к средствам производства, экономическим отношениям, эта собственность «в чистом виде», напомним, уже не имеет, хотя в деформации и резко сковывает эти отношения, в том числе разлюбезный рынок» (Цит. изд. т.4. с.368-369). Если сказать коротко, то все вышесказанное - сплошная нелепица. Хотя она и так видна любому профессионалу, придется, тем не менее, разобрать по косточкам «гениальные» мысли автора полилогии. Кстати, возвращаясь к причинам ошибочности в трактовке, как самой природы социализма, так и истории развития человечества в целом, можно образно охарактеризовать их как объективную ограниченность автора полилогии, обусловленную тем, что та жизненная и теоретическая позиция, с которой он вел свои изыскания, была слишком ограниченной для решения той задачи, которую А.С.Шушарин перед собой поставил. Этим были обусловлены не только примитивизм его выводов, но также и снобизм, проявившийся в заигрывании с западной социологией, стремлении быть оригинальным и «модерным».
Продолжая тему анализа сущности общественного устройства в СССР, следует отметить следующее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71