– Увы, милая, я могу жить лишь своей жизнью.
– Ах, эта твоя вечная ирония. Но, впрочем, за это я и люблю тебя. Однако если бы ты понял, как мне тяжело!
– Разве я не стараюсь всячески облегчить твою участь?
– Ты должен найти какой-нибудь выход.
– Выход? Но какой?
– Ты мужчина! Ты мог бы вызвать его на поединок.
– Любимая, я конечно, мог бы это сделать, но я не мог бы убить его! Убийство противно моей натуре и моим убеждениям.
– Нет, ты не любишь меня. Иначе ты не мог бы спокойно терпеть то, что другой владеет моим телом!
– Но ты, дорогая, не хочешь помочь мне. Отчего ты не уговоришь его переехать навсегда в город?
– О, ведь ты знаешь, как он упрям и подозрителен. Он обеими руками держится за этот кусок земли; он внушил себе, что именно здесь он находит спасение от суетности и фальши жизни. Боже мой, как он бывает глуп порою!.. Полуобнаженные Санчо Пико и Коринна лежали на дерновой скамье, застланной плащом Санчо. Сквозь золоченые металлические прутья беседки, увитые плющом, я отчетливо различала любовный беспорядок в их одежде, лилейную трепетную грудь Коринны; их поцелуи и объятия. Иногда Санчо как бы нависал над возлюбленной, его гибкая мускулистая спина скрывала от меня нежную плоть Коринны.
– Он выстроил для меня эту золотую клетку, – продолжала свои жалобы она. – Он воображает, будто я люблю его! О, глупец! Я всегда ненавижу его самоуверенность и самовлюбленность. И кроме того, он упрям и подозрителен…
Не надо было быть особенно догадливой, чтобы понять, что речь идет о лорде Карлтоне. А Коринна, между тем, распаленно продолжала:
– Когда я увидела Лондон, я поняла, что существует иная жизнь, полная веселья и блеска. Если бы мы с тобой могли жить этой жизнью, жизнью Европы! Почему бы нам не уехать в Италию? Ты говорил, что там прекрасно…
– Но ведь я беден, дорогая. Ты привыкла к роскошной жизни. Я не могу тебе этого дать.
– Отец и мать помогут мне!
– Не будь наивной, Коринна. Наше бегство вызовет скандал, твои родители просто-напросто отступятся от тебя.
– У меня больше нет сил терпеть!
– Подумай о детях!
– О детях? О! Я только о них и думаю. Но он и здесь нашел способ оскорбить меня. Когда он привез маленького Брюса, я сразу поняла, что это сын его любовницы. Карлтон знал, что я никогда не стану вымещать свою досаду на ребенке! Подлец!
– Тебя так огорчало то, что у него есть сын от любовницы?
– Боже! Какое мне дело до его любовниц! Меня раздражала его самолюбивая уверенность в том, что он лучше, умнее меня.
– Но, милая, маленький Брюс – его единственный сын. И это сын твоей сестры.
– И твоей любовницы!
– Коринна, я не отличаюсь самоуверенностью лорда Карлтона, но я хочу быть свободен в своих действиях. Я всегда предупреждал тебя об этом. Эмбер красива и умна…
– Иногда я думаю, любил ли ты меня хоть когда-нибудь! – с горечью воскликнула Коринна.
– Нет, я никогда не любил тебя, как лорд Карлтон; никогда не хотел, чтобы ты была моей собственностью, моей рабыней.
– Когда я думаю о наших детях, о! Если бы ты знал, как я страдаю ежедневно, ежечасно! Ведь он считает их своими детьми. Представь, каково мне видеть, как он ласкает их, берет на руки! Любимый, я больше не выдержу! – она зарыдала.
– Не плачь, Коринна, умоляю тебя, – он нежно склонился над ней. – Ты же знаешь, терпеть осталось недолго. Тебе известен мой план. Эмбер поможет нам.
– Ты полагаешь? Ты хочешь обмануть ее?
– Коринна, ты знаешь, это не в моем стиле. Я не собираюсь обманывать ее, но я не хочу расставаться с ней. Мне кажется, она любит меня.
– А я? А наши дети?
– В человеческом сердце таится много любви; оно, – словно глубокий колодец, дна не увидишь.
– Красиво!
– Это сказал мне в Риме один московит по имени Пьетро.
– Как я хочу уехать!
– Потерпи, Коринна, еще немного потерпи.
– Но ты уверен в своем предположении?
– Да, у меня есть чувство, что я прав.
– Это ужасно, то, что ты задумал.
– Есть ли у нас иной выход?
– Нет.
– Тогда положись на меня.
– Но, Санчо, ты никогда не оставишь меня? Ты ведь знаешь, как я беспомощна в этой жизни.
– О чем ты говоришь, Коринна? Я сделаю все для тебя и для детей; для того, чтобы мы все были свободны…
Этот содержательный разговор явно утомил влюбленных. Объятия их сомкнулись. Но после короткой близости Санчо поднялся. Он и Коринна привели в порядок свою одежду и разошлись в разные стороны.
Глава пятьдесят вторая
Я еще немного выждала, затем опрометью кинулась к подножью статуи Венеры с яблоком. Теперь моя нагота казалась мне смешной. Я поспешно, путаясь в рукавах, оделась, прибрала волосы.
Бегом я вернулась в дом и поднялась к себе. Разумеется, о том, чтобы заснуть, не было и речи.
Да, я, пожалуй, слишком много узнала в эту ночь.
Итак, Санчо и Коринна – давние любовники. Я посмеялась своей наивности. Если бы я не была убеждена так в чистоте и скромности Коринны, в ее строгой супружеской верности, я более внимательно приглядывалась бы к ней и, наверное, обо всем в итоге догадалась бы. Но какова Коринна! Какую комедию разыгрывала она со мной, как ловко обманывала Брюса. И каков Брюс. Да, он достаточно наказан за свою самоуверенность, за свое пренебрежительное отношение к женщинам. Впрочем, я скорее жалела сестру. Ведь ей действительно приходилось нелегко. И при этом она все же, несмотря ни на что, оставалась доброй, была внимательна к моему сыну…
Но что они задумали? Как они собираются избавиться от Карлтона? Это не могло быть убийство. Я знала, что Санчо не станет убивать. Но почему же тогда Коринна назвала замысел дона Санчо «ужасным»? И какая роль во всем этом отводится мне?
А впрочем, дон Санчо правдив, он все расскажет. Нет, я первая расскажу ему все.
С этой мыслью мне все же удалось забыться сном.
Наутро я держалась, как обычно. Я спокойно простилась с лордом Карлтоном, ласково поцеловала Коринну.
Мы разместились в двух каретах, в одной – дон Санчо и багаж, в другой – я и Сесилья.
Мы доехали по хорошей дороге до пристани и погрузились на корабль.
Я искоса поглядывала на Санчо. Сначала я было решила поговорить с ним на корабле, но потом подумала, что лучше поговорить спокойно в моей спальне в доме отца.
Без приключений мы плыли по огромной реке. Я не хотела уходить с палубы. Мне казалось, что пока мы плыли в усадьбу Брюса, я многое не успела рассмотреть.
Мое внимание привлекли странные чудовища, похожие на огромных ящериц с длинной зубастой пастью. Туловища их были покрыты грубой морщинистой кожей. Целыми стаями они следовали за кораблем.
– Что это? – спросила я Санчо.
– Это крокодилы, – отвечал он.
– Вероятно, они очень опасны?
– Да, если кто-нибудь вздумает купаться в этих местах или просто случайно окажется в воде.
– Но кораблю они повредить не могут?
– О нет.
Я с любопытством продолжала следить за странными чудовищами. Они прекрасно держались в воде, двигались быстро, словно вспарывая волны своими удлиненными туловищами. Но однажды я заметила нескольких крокодилов, выбравшихся на болотистую отмель. Здесь они едва переползали с места на место, с трудом волоча за собой длинные с заостренными кончиками хвосты.
– Посмотри на них, – подозвала я Санчо, – настоящие сказочные драконы. Что удивительного в том, что в местах, где водятся такие чудовища, люди толкуют о магии и волшебстве.
– Я рад, что ты так думаешь, – ответил Санчо задумчиво. – Я тоже полагаю, что все имеет естественные причины.
Вероятно, мой взгляд, брошенный на него вскользь, был несколько более многозначительным, чем следовало, и мог насторожить его. Я это почувствовала.
Совершенно очаровали меня, когда мы проплывали мимо озер, стаи прекрасных птиц с красными ногами и розовым оперением. Птицы немного напоминали цапель. Они назывались фламинго; и когда взлетали, казалось, розовое облако поднимается в небо.
Когда мы приплыли в город, Санчо вежливо простился со мной, мы уговорились о скорой встрече у меня.
Дети радостно меня встретили, они уже успели соскучиться. Я решила, что Чарльз и Сьюзен успели еще подрасти за это время.
Нэн смотрела на меня и ревниво поджимала губы. Я почувствовала, что она хочет поговорить со мной. Я позвала ее в свои комнаты.
– Что случилось, Нэн? Почему ты на меня так смотришь? Тебя кто-то обидел? Или ты по-прежнему ревнуешь меня к Сесилье?
– Было бы к кому ревновать! – фыркнула Нэн. – К этой девчонке-сплетнице. Я не сомневаюсь, что она распускает о вас все эти слухи.
– Что за слухи?
– Порочащие вашу честь!
Я пыталась догадаться, идет ли речь о моей связи с доном Санчо или о чем-то ином.
– Говори толком, Нэн.
– Ну хорошо, скажу. Я не первый год у вас, и вы знаете, как я вам преданна! Так вот, в доме судачат о том, что вы в любовной связи с доном Санчо Пико! И кто же распустил эти слухи, если не ваша горничная-негритянка!
– Все не так уж страшно, Нэн, – улыбнулась я. – Я знаю твою преданность. Я не хочу таиться от тебя. Да, дон Санчо – мой любовник. И что же здесь страшного? Он – холостой кавалер, я – вдова. И вряд ли мы сможем узаконить нашу связь. Ведь я – герцогиня, а дон Санчо – бедный дворянин. И напрасно ты так уж винишь Сесилью. Она и вправду по молодости могла сболтнуть лишнее. Но и без нее этот дом полон любопытных слуг и служанок.
– Говорят, будто дон Санчо дрался на дуэли с лордом Карлтоном. Под вашими окнами.
– Да, это так, – сдержанно бросила я. Но сердце у меня замерло. Я вовсе не желала, чтобы в этом доме знали слишком много.
– А если это дойдет до леди Коринны?
Еще недавно такое предположение встревожило бы меня. Но после того что я услышала ночью в саду, я уже не боялась, что Коринна огорчится изменой Карл-тона.
– Но ведь Коринна знает, что я была женой Карл-тона, что Брюс – мой сын. Не тревожься, Нэн, и пошли мне Сесилью.
– С удовольствием! – воскликнула Нэн. – Вот уж кто заслужил хорошую взбучку!
– Не будь злюкой, Нэн Бриттен, это тебе не идет, – я снова улыбнулась.
Вскоре в комнату вошла плачущая Сесилья.
– Я не виновата, не виновата, – с порога начала причитать она.
– Я не сержусь на тебя, Сесилья, даже если ты и лжешь мне сейчас. От раба нельзя требовать честности. Должно быть, рабы бессознательно стремятся мстить своим господам просто за то, что те – господа; и в такой мести есть своя справедливость.
– Ваша светлость! Я никому ничего не сказала, ваша светлость! Это все Нэн, она оговорила меня. Она просто ревнует вас ко мне.
– Но ты и вправду многое знала?
– Я знала от других служанок, ваша светлость. Я сама никогда не сплетничала о вас!
– Ну, ладно, ладно. Я не стану бранить тебя.
– Только не бейте меня!
– А этого тем более не будет! Даже и не думай ни о чем подобном.
– Но вы не пожалуетесь на меня донье Инес?
– Конечно, нет. Разве я похожа на маленькую девчонку, которая жалуется старшим?
Сесилья невольно хмыкнула.
– Иди, Сесилья.
Она кинулась целовать подол моего платья, и я ей не препятствовала, потому что иначе она решила бы, что я сержусь на нее.
Это все было мне уроком. Поскольку было и вправду кое-что такое, что должны были скрывать мы все – я, Санчо, Коринна.
Глава пятьдесят третья
За обедом я отметила, что донья Инес встревожена. Она изо всех сил пыталась скрыть свои чувства, но это ей явно не удавалось. Одета она была по-прежнему, строго, чопорно; черное платье с белым накрахмаленным воротником и затянутые узлом на затылке волосы уродовали ее, подчеркивая бледность ее смуглой кожи и впалые щеки.
Мне стало ясно, что сплетни о Санчо, о дуэли Санчо и Брюса дошли и до нее.
Отца не было дома. Донья Инес объяснила, что пропал Фернандо, испанец, слуга одного из наших соседей. Он был послан в загородное поместье с каким-то поручением и не вернулся. Несколько человек, в том числе мой отец, отправились на поиски. Снова оживились слухи о таинственном загородном доме, где якобы появлялся призрак женщины-вампира. Я догадывалась о том, что, должно быть, донье Инес известно, что сплетничают, будто вампир – это ее мать, донья Консепсион, таинственно превращенная в чудовище мулаткой Хуаной. Я представляла себе, как тяжело должно быть думать обо всем этом донье Инес с ее строгостью и чопорностью. Я предположила, что отец поехал нарочно, чтобы снова увидеть своими глазами заброшенный дом и в очередной раз убедить донью Инес, что на самом деле никакого вампира нет.
После обеда моя мачеха неожиданно пригласила меня к себе в спальню. Я возблагодарила Бога за то, что встречу с доном Санчо я назначила ночью. Да, не следует встречаться днем. К чему излишние сплетни…
В спальне доньи Инес над жесткой деревянной кроватью висело распятие. И мебель здесь была жесткая, угловатая. Я опустилась на высокий стул с резной спинкой. Внезапно я заметила, что донья Инес не садится.
– Что с вами, донья Инес? Почему вы не садитесь? На щеках ее заалели красные пятна. Она скрестила пальцы опущенных рук. Я заметила, что тыльная сторона ее ладоней уже сморщилась и старчески пожелтела.
– Я не смею сидеть в присутствии ее светлости герцогини без ее дозволения, – чопорно и нервно произнесла она.
Что за тактику она решила избрать в разговоре со мной?
– Оставим эти церемонии, – кротко начала я. – Разумеется, вы можете сидеть в моем присутствии. Ведь я для вас не герцогиня, а всего лишь дочь вашего супруга, ваша падчерица.
Она опустилась на стул напротив меня и тяжело вздохнула.
Некоторое время она нервно ломала пальцы.
Я удивлялась, видя, сколько детского сохранилось в поведении этой пожилой дамы. Сейчас она удивительно походила на робкую и замкнутую девочку-подростка, поглощенную какими-то своими, пугающими ее саму мыслями, и не знающую, как ей держаться со взрослыми женщинами; смущенно и нелогично бросающуюся в крайности: от робости к заносчивому упрямству.
– Не знаю, как начать разговор, – наконец призналась донья Инес.
Пока она молчала, я успела обдумать свое поведение. Я решила, что с доньей Инес лучше всего будет все отрицать. Я подумала было, не начать ли этот малоприятный разговор мне самой, выведя таким образом мою мачеху из затруднительного положения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59