Любое математическое положение применимо
(или хочет быть применимо, по смыслу своему применимо) ре-
шительно ко всем временам; оно ничего временного в себе не
содержит. Время есть антитезис смыслу. Оно по природе
своей алогично, иррационально. Оно принципиально таково,
что прошлого момента уже нет, будущего еще нет и ничего о
нем неизвестно, а настоящее есть неуловимый миг. Сущность
чистого времени заключается в этой алогической стихии ста-
354
цовления, в алогическом становлении, в том, что совершенно
"чего нельзя тут различить и противопоставить; все тут слито
в один нерасчленимый поток смысла. Сущность времени - в
непрерывном нарастании бытия, когда совершенно, абсолютно
неизвестно, что будет через одну секунду, и когда прошлое -
совершенно, абсолютно невозвратимо и потеряно, и вообще
никакие силы не могут остановить этого неудержимого, нече-
ловеческого потока становления. Поэтому, что бы ни пред-
сказывали законы природы, никогда нельзя вполне поручить-
ся за исполнение этих предсказаний. Время есть подлинно
алогическая стихия бытия, - в подлинном смысле судьба или,
в другой опытной системе, воля Божия. Напрасно ученые и
философы забросили это понятие судьбы и заменили его по-
нятием причинности. Это - беспомощное закутывание свое-
го носа под собственные крылья и боязнь взглянуть прямо
жизни в глаза. Судьба - совершенно реальная, абсолютно
жизненная категория. Это - ни в каком смысле не выдумка, а
жестокий лик самой жизни. Сами мы ежедневно пользуемся
этим понятием и термином; ежедневно и ежечасно видим дей-
ствие судьбы в жизни, лично своей и чужой; прекрасно знаем
и понимаем, что не можем поручиться ни за одну секунду
своей жизни; до боли очевидно сознаем, что будущее неиз-
вестно, темно, как уходящая в бесконечную даль мгла суме-
рек: и вот, при всем этом, в угоду лживых теорий и грубых
предрассудков презираем это понятие как выдумку, как фик-
цию, как не соответствующую никакой реальности идею. Вы-
думали понятие причинности. Но разве причинность мешает
тому, чтобы, прежде чем произойти затмению луны, эта луна
исчезла бы в каком-нибудь мировом пожаре или лопнула от
каких-нибудь еще неведомых нам причин? Затмение луны
предсказано на такое-то число. Да будет ли тогда самая луна,
будет ли самое это число? Я уже честно признавался, что мне
это не очевидно. Судьба - самое реальное, что я вижу в своей
и во всякой чужой жизни. Это - не выдумка, а жесточайшие
клещи, в которые зажата наша жизнь. И распоряжается нами
только судьба, не кто-нибудь иной. - Итак, в чуде встречают-
ся два личностных плана: 1) личность салю по себе, вне своего
изменения, вне всякой своей истории, личность как идея, как
принцип, как смысл всего становления, как неизменное прави-
ло, по которому равняется реальное протекание; и - 2) самая
опория этой личности, реальное ее протекание и становле-
ние, алогическое становление, сплошно и непрерывно текучее
355
множество-единство, абсолютная текучая неразличимость и
чисто временная длительность и напряженность.
d) Сам собою рождается вопрос; в каком же именно взаи-
моотношении находятся эти два личностных плана? Тут мы
впервые начинаем подходить к диалектической разгадке чуда
(к диалектической - ибо никакой другой разгадки для фило-
софии не требуется). Именно, эти два плана, будучи совер-
шенно различными, необходимым образом отождествляются 1
в некоем неделимом образе, согласно общему диалектическо-
му закону. Тут повторяется первичная диалектика <одного> и
<иного>; и без четкого ее усвоения невозможно понять и диа-
лектики чуда. <Одно> и <иное> необходимым образом отлича-
ются друг от друга и взаимно отождествляются. Но любопытен
не этот общий диалектический закон, но та его специфика-
ция, которая существует именно для категории чуда. Как
только мы заговорили о становлении и истории, о времени, так
тотчас же возникает вопрос о том, как же именно и насколько
происходит это становление. Становления не может быть без
того, что именно становится. И вот, как только вещь перешла
в становление, мы тотчас же начинаем сравнивать реально
становящееся и, стало быть, ставшее с тем, что должно стано-
виться, становящуюся вещь с идеен вещи. Без этого, тайного
или явного, сравнения совершенно невозможно говорить о ре-
альном становлении. Однако, всматриваясь в реальный лик
ставшей вещи, мы замечаем тут гораздо больше слоев, чем
только два. Во-первых, отвлеченная идея вещи, или в нашем
случае - идея личности, вне ее истории, остается на своем
месте, равно как и, во-вторых, момент чисто алогического ста-
новления, момент меонально-исторический. Но если бы было
только это, то мы попали бы в сети дурного дуализма; и ника- j
кой диалектики, никакого чуда не получилось бы. Эти две]
сферы отождествляются. И это значит, что есть, в-тре-1
тьих, нечто третье, что уже - и не отвлеченная идея, и не от-
влеченная алогичность становления, но нечто совершенно не
сводимое ни на то, ни на другое, нечто по сущности своей ни-
чего общего не имеющее ни с тем, ни с другим. Это третье
должно быть настолько же идеей, насколько и становлением.
Оно - идея, но - данная не сама по себе, а исключительно
алогическими средствами; и это - алогическое становление и
материя, но - данные исключительно как идея и средствами
идеи. Это есть то, что воистину руководит всем становлением,
а не только его идейным осмыслением, как отвлеченная идея.
Это есть подлинный первообраз, чистая парадигма, идеаль-
356
nfi выполненность отвлеченной идеи. Ведь раз есть идея и ее
ддплощение, то, значит, возможны разные степени ее вопло-
щения. Но если так, то возможна бесконечно большая степень
полноты воплощения. Это есть предел всякой возможной
"олноты и цельности воплощения идеи в истории; оно -
умная фигурность смысла, вобравшая в себя и алогию станов-
ления и через то ставшая именно чем-то умно-телесным;
дцо _- <идея>, вполне осуществившая свою отвлеченную за-
данность и потому оформленная как единораздельная умная
телесность, т. е. как фигурность. Однако и этого мало, если
мы действительно хотим диалектически синтезировать обе на-
чальные сферы, отвлеченного смысла и отвлеченного станов-
ления. А именно, необходимо, чтобы эти две сферы мысли-
лись не только в полном несходстве с указанной третьей сфе-
рой, но и так, чтобы они несли на себе следы и печать этого
третьего начала. Ведь третье начало, сказали мы, совершенно
несводимо на первые два и абсолютно ничего не имеет общего
с ними. Как же тогда может осуществиться синтез? Ясно, что
нельзя остаться при таком противостоянии трех разных сфер.
Надо, чтобы первые две были модифицированы в свете этой
третьей. Это не помешает им остаться самими собою. Они
есть, прежде всего, сами они и больше ничто. Но они же
должны иметь на себе слой, который бы указывал на их ото-
ждествление с третьим. Конечно, каждый слой, согласно
своим особенностям, по-своему будет синтезироваться с тре-
тьим. Но только так и можно будет говорить о полном диалек-
тическом синтезе идеи и становления. Следовательно, необ-
ходима, в-четвертых, модификация отвлеченной идеи на ту,
которую можно назвать выраженной идеей, или значением (в
отличие от отвлеченного смысла), и, в-пятых, модификация
чистого отвлеченного становления, взятого в своей сплошной
неразличимости и алогичности, на осмысленное становление,
или реально-вещественный образ ставшего предмета. Такова
диалектика двух основных личностных планов, вступающих в
чуде в синтетическое взаимообщение и воссоединение.
е) Сравнение, без которого невозможно никакое станов-
ление, может, следовательно, происходить в разных смыслах.
Можно сравнивать реально-вещественный образ ставшего
предмета с его отвлеченной идеей и судить, насколько тут
происходит совпадение. Такое сравнение, конечно, малоин-
тересно потому, что мы уже заранее знаем, что никакого ста-
новления не может быть без того, что именно становится, ни-
какой истории нет без того, что именно находится в истории.
Но вот мы начинаем сравнивать реально-вещественный образ
вещи с ее первообразом, парадигмой, <образцом>, с ее идеаль-
ной выполненностью и идеальным пределом полноты всякого .
возможного ее осуществления и приближения к своим собст- 1
венным внутренним заданиям. Полного совпадения ожидать
мы не имеем тут никакого права. Всегда мы наблюдаем только
частичное совпадение реально-вещественного образа вещи с 1
ее идеальной заданностью-выполненностью, с ее первообра- 1
зом; и рассчитывать, что в данном случае реальное вполне во-
плотит свою идеальную заданность, мы не имеем ровно ника-
ких оснований. Тем более нужно считать удивительным, ,
странным, необычным, чудесным, когда оказывается, что лич-
ность в своем историческом развитии вдруг, хотя бы на мину-
ту, выражает и выполняет свой первообраз целиком, достигает
предела совпадения обоих планов, становится тем, что сразу
оказывается и веществом, и идеальным первообразом. Это и
есть настоящее место для чуда. Чудо - диалектический син-
тез двух планов личности, когда она целиком и насквозь вы-
полняет на себе лежащее в глубине ее исторического развития
задание первообраза. Это как бы второе воплощение идеи,
одно - в изначальном, идеальном архетипе и парадигме, дру-
гое - воплощение этих последних в реально-историческом
событии. Конечно, всякая личность как-то выполняет свое
задание, лежащее в основе самого ее изначального бытия. Но
надо, чтобы эта связь была выявлена возможно полно. Надо,
чтобы связанность ее реального исторического положения со
своим идеальным <экземпляром> была специально демон-
стрирована и нарочито выявлена. Возьмем исцеления, имев-
шие место в святилищах Асклепия в Древней Греции. Все
знали, что Асклепий - бог здоровья и помогает больным. Все
знали, что он помогает даже тогда, когда ему никто не молит-
ся о выздоровлении. Наконец, все знали, что жрецы употреб-
ляли всякие медицинские средства для вылечивания приходя-
щих больных, вплоть до их оперирования. И все-таки такое
исцеление в святилище Асклепия есть чудо. Почему? Потому
что стало видно, как Аскпепий помогает больным. Надо было
прийти, надо было молиться; надо было, чтобы помог именно
этот бог и именно в этом святилище; и т. д. Все тут объяснимо
механически; и благочестивый грек вовсе и не думал, что туг
есть что-нибудь неестественное. Все произошло совершенно
естественно. И вот все-таки больной выздоровел. Тысячу раз
все шло естественно, и даже всегда все идет естественно, всег-
да и непреложно действуют механически<е> законы. И вот
358
очему-то вчера этот больной, при одних и тех же механичес-
ких законах, не выздоровел, а сегодня, опять-таки при одних и
g уке механических законах, но только в условии новых фак-
тов (он же пришел к Асклепию, он молился и т. д.), он поче-
му-то выздоровел. Ясно, что новое, наблюдаемое сегодня, за-
ключается не в том, что сегодня Асклепий действовал, а вчера
ццт (боги действуют всегда), и не в том, что сегодня были на-
рушены физиологические законы, а вчера их никто не нару-
шал (законы всегда одинаковы, и их и нельзя нарушать и не-
кому нарушать). Новое - в том, что сегодня стала, ясной, вид-
ной обычно плохо замечаемая связь реальной жизни больного
с ее идеальным состоянием, когда она, по близости к божест-
ву, пребывает в вечно блаженном и безболезненном состоя-
нии. Самое слово <чудо> во всех языках указывает именно на
этот момент удивления явившемуся и происшедшему - греч.
Даиа, лат. miraculum-miror, нем. Wunder-bewundem, славян-
ское чудо. Чудо обладает в основе своей, стало быть, характе-
ром извещения, проявления, возвещения, свидетельства, удиви-
тельного знамения, манифестации, как бы пророчества, рас-
крытия, а не бытия самих фактов, не наступления самих
событий. Это - модификация смысла фактов и событий, а не
самые факты и события. Это - определенный метод интер-
претации исторических событий, а не изыскание каких-то
новых событий как таковых. Верящего в чудо ничем опроверг-
нуть нельзя. Даже слово <вера> тут не подходит. Он видит и
знает чудо. Применивший какую-нибудь чудесную вещь
(напр., какой-нибудь амулет) для лечения своей болезни
имеет полное логическое право возражать скептику так: вы го-
ворите, что я вылечился от вашего медицинского средства, а я
утверждаю, что я вылечился оттого, что помазал больное
место этим священным маслом; то и другое средство были
употреблены: почему вы думаете, что подействовала медици-
на, а не чудо, да и сама медицина, которая отнюдь не всегда
действенна, не является ли тут чем-то закономерным и зави-
сящим от идеальных причин? Разубедить такого человека не-
возможно, потому что логически невозможно доказать, что
амулет не действовал, раз известно, что медицинское средство
тоже не всегда действует одинаково. Вот перед нами живая
личность и ее история, ее жизнь. В каждый отдельный момент
этой жизни мы видим сразу пять моментов, абсолютно ото-
Хцествленных в одном мгновенном ее лике и различаемых
только в абстракции: 1) отвлеченную идею этой жизни (он,
напр., человек, русский, такого-то века и десятилетия, госу-
359

дарственный деятель, солдат, крестьянин и т.д.); 2) текучий
поток жизни, воплощающий эту идею и как бы вещественно
разрисовывающий ее в новую живую данность; 3) идеальное
состояние его, когда он является максимально выразившим
свою отвлеченную идею; 4) первый момент - в свете третьего,
или прибавление к отвлеченной идее, получаемое от идеала,
или как бы перечисление всего, что содержится в идеале, от-
влеченное выражение идеала; 5) второй момент - в свете
третьего, или прибавление к пустой алогической длительнос-
ти, получаемое от идеала, когда она становится реально-жиз-
ненным ликом личности. Когда пятый а третий моменты со-
впадают целиком, мы говорим:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35