- Как же вы здесь очутились, культурные силы? И нравится ли вам этот концерт? - спросил я артисток, спрыгивая с коня. Спешился и Ворошилов.
Женщины, узнав нас, заговорили разом:
- Семен Михайлович, Климент Ефремович, помогите нам.
Услышав разговор, из-под соседней телеги вылез рослый мужчина.
- Какая же вам помощь нужна? Смотрите, какие у вас рыцари! - кивнул Ворошилов на богатыря артиста.
- Что касается меня, то я имею честь принадлежать к трагикам и соответственно своей профессии люблю все драматическое, но, разумеется, не опасное для жизни, - пробасил здоровяк, и его на вид хмурое лицо озарилось приятной улыбкой.
Через минуту все артисты покинули свои убежища и столпились около нас. Вперед вышел руководитель группы. От него мы и узнали, какие обстоятельства их сюда забросили.
- Сегодня утром мы давали концерт в деревне Конюхи, - рассказывал он. Все было спокойно, как вдруг появляется товарищ Горячев, говорит: "Противник наступает. Кончайте свою комедию и быстренько тикайте, иначе вам будет драма в одном действии". Спрашиваем: "А куда тикать?" - "Садитесь, говорит, на повозки и жмите в Менчин, там полевой штаб армии". Вот мы и поднажали, а попали в эту стихию. Лошади устали, вороной же в виде протеста, вовсе улегся.
- Ну что, товарищи, поможем артистам? - обратился Ворошилов к обступившим нас бойцам эскадрона.
И моментально на плечах прозябших женщин появились одеяла или просто попоны. У одного нашлась лишняя старая шинель, другой нес сапоги, которые ему "все равно тесны", третий делился куском хлеба.
Я приказал И. М. Десятникову выделить людей и лошадей, чтобы доставить артистов до ближайшей деревни в безопасное место. Прощаясь с нами, трагик спросил:
- Как вы думаете, Семен Михайлович, каков будет финал этой героической эпопеи?
- Победным! - уверенно ответил я. - А вы разве сомневаетесь?
- Нет. Просто хотел укрепиться в своем мнении, - и хитро улыбнулся.
Уже когда были в пути, Ворошилов оглянулся:
- Тяжел труд артистов в фронтовых условиях. Страшно, а надо смеяться, в желудке пусто, но песню пой, поднимай настроение бойцов. Силой своего искусства они тоже сражаются с врагами революции.
С этим нельзя было не согласиться. Да и не только искусством защищали они наше общее дело. Я сам не раз видел, как наши самодеятельные артисты и профессионалы, прервав концерт, шли в бой с винтовками в руках...
Хорышова-Русского достигли в сумерках. Село было занято противником. В лесу западнее его стояла одна из бригад 4-й дивизии в конном строю. Подъехали ближе и на невысоком холме увидели С. К. Тимошенко с группой командиров. Начдив что-то говорил, показывая рукой в сторону противника.
- В чем дело? Или решили в поле ночевать? - спросил я, приблизившись к высотке.
- Два раза уже атаковали, да все неудачно. В селе крупный противник, ответил Тимошенко.
- И что теперь намерены делать? - поинтересовался Ворошилов.
- Приказал выбросить на фланги пулеметы. Под их прикрытием сам поведу бригаду в атаку.
- Правильно, - одобрил я. - Все равно мимо этого села у нас дороги нет. Врага надо разбить во что бы то ни стало, у бойцов необходимо укрепить уверенность в своих силах, в победе.
Проезжая перед строем, я шуткой ободрил конармейцев, а когда начдив доложил, что к атаке все готово, подал команду:
- Шашки к бою! За мной, марш, марш!
Ряды заколыхались и двинулись. На флангах рванули вперед пулеметные тачанки и, на ходу развернувшись, полоснули очередями по окраине Хорышова. Противник ответил ружейными залпами и дробным стуком пулеметов. Ухнуло орудие, взвизгнул и с треском где-то позади разорвался снаряд, потом второй, третий.
Я оглянулся и с удовольствием отметил, что конармейцы не дрогнули. Лава упрямо катилась к селу.
- Ура-а-а! - прозвучал рядом голос Ворошилова.
- Ура-а-а! - загудел мощный бас Тимошенко.
- Ура-а-а! - разлился половодьем боевой клич конармейцев.
И вот уже противник совсем близко. Вижу: пехотинцы начали метаться, бросать позиции, убегать за хаты и постройки. В стороне, присев у забора, стрелял из револьвера офицер. Миг - и налетевшая волна сбила забор, накрыла им офицера.
Конармейцы ворвались в село. Стрельба постепенно начала гаснуть и наконец совсем прекратилась. Хоры-шов-Русский был очищен от врага. Бригада захватила несколько десятков пленных, пулеметы, походные кухни и повозки с продовольствием.
- Вот теперь можно и отдохнуть, обсушиться. Только будьте архибдительны, - предупредил я, прощаясь с С. К. Тимошенко. - За ночь постарайтесь подтянуть сюда и остальные свои бригады.
Ночевать решили в полевом штабе армии, в Менчине. В Завалюв, расположенный на полпути туда, въезжали вслепую, когда уже спустилась непроницаемая темень.
- Не плохо бы обсушиться, - предложил Ворошилов.
- Пожалуй, - согласился я. - Может, и дождь перестанет.
- Ваня, подыщи-ка хату, да побыстрее! - крикнул Климент Ефремович ординарцу.
Шпитальный убежал, а мы тем временем выделили группу бойцов из эскадрона Десятникова для разведки дороги в Менчин. Кругом слышалась стрельба, и в темноте можно было нарваться на противника.
- Осмотри дорогу и быстрей возвращайся.
- Не волнуйся, Семен Михайлович, все будет как надо, - успокоил меня командир взвода Ф. И. Афанасьев, назначенный старшим разведки.
Федор - мой старый товарищ. Мы вместе служили еще в Северском драгунском полку. Я знал его как опытного и умного разведчика.
Не дождавшись Шпитального, мы пошли в первый попавшийся дом. Ворошилов потянул на себя скрипучую дверь.
В комнате стоял полумрак, трудно было рассмотреть лица множества стоявших и сидевших людей. Окутанный сизой пеленой табачного дыма, лениво мерцал фитиль в плошке на табурете.
- Товарищи, может, вы перейдете в другую хату, а мы здесь обсушимся, сказал Ворошилов.
- Чего вы за нами ходите? Весь вечер не даете покоя, - сердито шагнул к двери широкоплечий боец, приняв нас за кого-то, кто, видимо, уже пытался выселить их.
- Вам же русским языком объяснили, что хата занята, - спокойно урезонивал кто-то.
- Да чего там говорить. Гони их, Петро, в шею! - посоветовал голос из темного угла. - Какой нахальный народ.
- Кого это вы гнать собираетесь? - вышел я из-за спины Климента Ефремовича.
- Простите, не признаали, - заикнулся Петро и, попятившись назад, опрокинул табуретку. Плошка упала на пол, и фитиль погас. В углу зашуршала солома, с лавки грохнулось пустое ведро и с шумом покатилось нам под ноги.
- Тихо! Не двигаться! - остановил бойцов Ворошилов, ощупью пробираясь вслед за мной к окну.
Зажгли свет. В хате действительно было полно народу - артиллеристов 4-й дивизии. Мы сняли одежду, выжали ее.
Через несколько минут вбежал командир 4-го конартдива Смешко - старый артиллерист, мой земляк, сражавшийся против белогвардейцев с 1918 года.
- Здравия желаю! - приветствовал он нас. - От хлопцев узнал о вашем визите.
- А это что, не бомбы ли? - хлопнул Ворошилов рукой по вздувшимся карманам Смешко.
- Это вам, - улыбаясь, вытащил он две краюхи хлеба. - Небось голодны.
Прошло с час. Вернулся Федор Афанасьев, и мы отправились в Менчин.
Попытки противника расчленить Конармию и разгромить по частям успеха не имели. Но положение оставалось угрожающим. Наши дивизии оказались зажатыми между двумя вражескими группировками в коридоре шириной всего 12-15 километров в районе Свидники - Хорышов-Польский - Чесники - Невирков Хорышов-Русский. Причем польские войска нажимали не только с юга и севера, но и с запада, со стороны Замостья. А на востоке, захватив переправы на реке Хучва, противник отрезал нас от войск Западного фронта.
Надежда на помощь 12-й армии окончательно испарилась, мы даже не представляли, где она находится. Связь с нашим основным штабом и с командованием фронта установить не удавалось.
Ожесточенные бои 30 и 31 августа принесли большие потери и измотали Конармию. Люди выбились из сил. Лошади настолько устали, что буквально валились с ног. Обозы были переполнены ранеными, боеприпасы кончались, медикаментов и перевязочных средств вообще не осталось.
В таких условиях продолжать наступление на Красностав - Люблин против превосходящих сил противника означало обрекать Конармию на верную гибель. Обстановка властно требовала отводить ее на соединение с войсками Западного фронта. И Реввоенсовет отдал приказ с утра 1 сентября начать отход в общем направлении на Грубешов. Снова оперативное построение армии избрали в форме ромба, в центре которого решили расположить обозы и полештарм. В авангарде предстояло наступать 4-й дивизии, получившей задачу овладеть районом Теребинь - Грубешов и захватить переправы через Хучву. Уступами справа и слева должны были двигаться 6-я дивизия без одной бригады и 14-я, а в арьергарде - 11-я дивизия и бригада 6-й. Особая бригада оставалась в нашем резерве и следовала-с полештармом.
Утром с Ворошиловым выехали к Тимошенко. Его дивизии отводилась самая ответственная роль, и хотелось находиться там, где мы могли быть всего нужнее.
Начдива встретили на юго-восточной окраине Хорышова-Русского. Верхом на коне он осматривал в бинокль примыкавший к дороге лес, в котором шел бой. Рядом стоял начальник штаба дивизии И. Д. Косогов.
- Как дела? - спросил я, здороваясь. - Есть ли успех?
- Пока нет, - ответил Семен Константинович. - Двинулись мы двумя колоннами, и обе встретили сопротивление. Левая вот тут, у леса, прижата сильным огнем.
Противника, вероятно, не больше двух батальонов, но у него много пулеметов.
- Это какая здесь бригада?
- Третья, Горбачева. Я ему приказал пробиться любой ценой. И он пробьется, товарищ командарм, будьте уверены.
- Ну а с правой колонной что?
- Там труднее. Вторая бригада остановлена сильным огнем белополяков из Лотова. Место там болотистое, и прорваться можно только через плотину. Послал Тюленеву батарею.
Я поднес к глазам бинокль, осмотрел местность впереди:
- Сделаем так, Семен Константинович. Первую бригаду двиньте в обход леса на Хостине. Это хотя и трудное направление, но для нас единственный путь отхода. Туда уже движутся тылы. Захватите переправу в Вербковице и исправляйте мосты.
Пока мы разговаривали, Ворошилов успел забраться на полуобгорелый сарай и осмотреть в бинокль лес, где атаковала 3-я бригада. Возвращался повеселевший:
- У Горбачева-то полный порядок. Лес в его руках.
- Ну и отлично. - Я повернулся к начдиву: - Поезжайте, Семен Константинович, в третью бригаду и тяните туда первую. А мы с Климентом Ефремовичем поедем к Тюленеву.
Вблизи Лотова, у маленького хуторка, увидели комбрига в весьма неприглядном виде. Он весь, с ног до головы, был забрызган грязью, даже к его русой волнистой шевелюре прилипли кусочки земли и стебли перегнившей травы.
- Иван Владимирович, что с вами? Где вы так разукрасились? - с сочувствием осматривал я измазанного комбрига.
- Ползать приходится. Пытался к Лотову вывести двадцать второй полк болотом с фланга, но ничего не вышло, людей засасывает. Придется еще раз атаковать прямо в лоб, через плотину.
- Ну что ж, давайте, Иван Владимирович, раз другого выхода нет, вынужден был согласиться я, - Атакуйте, а мы подумаем, как вам помочь. Сюда должны были подойти передовые части 6-й дивизии. Их мы и рассчитывали направить на помощь И. В. Тюленеву.
Поблизости находилась высота. Мы поднялись на нее, чтобы осмотреть местность и проверить, подходит ли 6-я.
С высоты открывался великолепный обзор во все стороны. Мы видели, что 3-я бригада Тимошенко уже преодолела лес и в конном строю атаковала Хостине, раскинувшееся на дороге к переправе у Вербковице. Из Завалюва по шоссе и полю к Хорышову-Русскому валом катилась темная масса обозов. Юго-восточнее местечка Грабовец, в полосе 14-й дивизии, грохотала артиллерия. Гул артиллерийской канонады доносился и с запада, из-за Менчина. Там вел бой арьергард армии - 11-я кавалерийская дивизия.
А вот и колонны 6-й дивизии. Они только вытягивались от Невиркова по проселку на Котлице.
- Что-то запаздывает Апанасенко, - заметил Ворошилов.
- Да, по времени он должен уже пройти Котлице, - отозвался я, рассматривая деревню Хонятыче к югу от Лотова. Здесь мое внимание привлекли колонны конницы.
- Климент Ефремович, смотрите, противник! - воскликнул я, показывая рукой в ту сторону. - Не меньше дивизии.
В это время у Лотова загремело "ура". Это 21-й полк во главе с комбригом И. В. Тюленевым и командиром полка В. В. Коробковым в конном сомкнутом строю бросился через дамбу и, несмотря на губительный огонь польских пулеметов, ворвался в деревню.
Наблюдая за атакой, мы на несколько минут отвлеклись от польской конницы. А когда вновь обратили на нее внимание, она стояла на прежнем месте в колоннах, стояла и смотрела, как бригада 4-й дивизии громила пехоту в Лотове. Оказать своим помощь уланы не могли - их отделяло от села широкое болото.
Со стороны Хорышова-Русского из леса вытягивалась артиллерийская батарея. Это ее Тимошенко послал на помощь Тюленеву, но, как видно, она безнадежно опоздала. Мы вскочили на коней и помчались к артиллеристам. Впереди верхом ехал начальник артиллерии армии Г. И. Кулик.
- Что же вы, Григорий Иванович, так долго, - укоризненно сказал Ворошилов.
- Грязища непролазная. Застряли, Климент Ефремович.
- Давайте быстрее на высоту, - показал я Кулику. - Есть для вас интересная работа.
Артиллеристы выскочили на гребень, откуда как на ладони виднелись колонны улан.
- А ну-ка, Иван Емельянович, покажи свое искусство, - обратился я к командиру батареи Мирошниченко. - Смотри, стоят, словно на параде.
- Сейчас мы им устроим "парад". - Мирошниченко побежал к одному из орудий и сам стал наводить его на цель. Потом послышалась его басовитая команда, и одновременно ухнули два орудия.
Взрывы произошли в самой середине неприятельских колонн. Ряды смешались, и конница покатилась на юг, в лощину, подступавшую к большому лесу. А вслед 'им неслись и неслись снаряды.
Мы поскакали к Хорышову-Русскому. По шоссе здесь двигались обозы, полки Особой бригады и полевой штаб армии. Сплошной бесконечной лентой тянулись повозки, санитарные линейки с ранеными, походные кухни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109