— Мой шэл, вас вызывают. — Калиас сделал такой жест, словно хотел развести руками, но касс и эскерт помешали ему. — Мне приказали...
— Кто?
— Риаен, шаббэл Алдион. Она просила найти вас и передать, что она надеется вас увидеть в ближайшее же время.
— В ближайшее время... — Крэйн бросил дубинку на пол. — Что ж, не смею заставлять почтенную шаббэл ждать.
— К чему бы это? — Лат обеспокоенно взглянул на брата. — Насколько я знаю, она не планировала что-либо обсуждать с тобой. Хочешь, я пойду тоже?
— Нет, оставайся. К чему? Я узнаю сам.
— Осторожнее, Крэйн. Не вздумай ввязываться в ссору с Орвином.
— Постараюсь. Но если он думает, что я опущусь перед тор-шэлом на колени и стану просить его милостивого прощения, его ждет серьезное разочарование.
— Ты понимаешь, о чем я. — Лат положил ему руку на спину и привлек к себе, прижав к широкой крепкой груди. — Что бы ни случилось, не провоцируй его. Он достаточно умен и, что еще хуже, злопамятен. Если ему удастся навязать тебе открытую ссору — это может закончиться чем угодно. Дружина Орвина — шесть десятков эскертов.
— Я знаю. Не бойся, Лат, я не собираюсь бросать ему вызов.
— Хорошо.
Лат отпустил его и, ни разу не обернувшись, молча вышел, оставив дубинку. Крэйн некоторое время смотрел ему вслед, забыв про ждущего рядом Калиаса.
— Что ж, посмотрим, — пробормотал он. — Что-то подсказывает мне, что если я не пойду, то пропущу много интересного.
В покои Риаен Крэйн вошел один, оставив Калиаса снаружи. Зал, который шаббэл отвела для приема, был невелик, совсем небольшая комната на верхнем этаже тор-склета, даже зал для тренировок занимал куда больше места. Риаен терпеть не могла большие открытые пространства, она любила говорить, что в необъятных покоях выгоднее пасти шууев, чем принимать посетителей. Обстановкой, как и в остальных покоях, она занималась лично, и из-за этого помещение казалось больше, чем было на самом деле.
Деревянные стены задрапированы дорогой тканью цвета зенита Урта, ниспадающей эффектными складками, повсюду небольшие столики и красивые изогнутые стулья. Здесь был естественный свет—лучи Эно проникали через большие окна в крыше и воздух был куда свежее. Стульев было много, и Крэйн в очередной раз подумал, что его мачеха здесь исходила больше из эстетических соображений, чем из реальной необходимости — она не любила принимать посетителей, с готовностью перекладывая эту обязанность на Орвина, как не любила и устраивать приемы. С возрастом Риаен окончательно утратила тягу к государственным делам и, даже если требовалось сообщить пасынкам нечто официальное, предпочитала делать это в естественной и непринужденной манере. Тем необычнее был этот утренний вызов.
— Моя шаббэл, — Крэйн приложил руку к груди и коротко поклонился, мельком отметив, что Риаен подняла на него глаза, — я пришел.
Он намеренно опустил традиционную форму приветствия, принятую при обращении к главе рода, чтобы сразу увидеть ее реакцию, но шаббэл лишь коротко махнула рукой, и в этом жесте ему почудилась усталость. Она восседала на возвышении, в большом коричневом троне из панциря хегга, который раньше занимал Киран, и казалась крошечной на фоне этого уродливого древнего сооружения с выпирающими хитиновыми шипами. Крэйн ничуть не удивился, увидев рядом Орвина.
Между матерью и сыном не было сходства, но вместе они составляли цельную и естественную картину, словно дополняя друг друга. Несмотря на то, что Орвин не имел ни капли крови Кирана, его сходство с покойным шэдом было необычайно заметным — то же резко очерченное лицо, застывшее выражении величественной отстраненности, выступающие вперед надбровные дуги, острый выступ подбородка, кажущийся причудливым изогнутым продолжением скул. От матери у него были разве что глаза — всегда широко открытые, о медлительные, словно сонные. Взгляд их всегда казался безучастным, вялым, но мог быть необычайно твердым, если требовалось.
Глядя на него, Крэйн в который раз подумал о том, какую скверную шутку сыграла природа, передав лицо отца совершенно чужому человеку и не оставив на долю его родных детей ни одной малой части. Однако он не мог отрицать, что тор-шэл действительно красив, причем красив строгой властной красотой рода Алдион, была в его медленных упорядоченных движениях какая-то мягкая грация, прирожденная величественность настоящего шэда. То, как он держал голову, хмурил брови, поглаживал глубокую морщинистую переносицу — во всем этом таилась естественная и простая красота.
Крэйн молча кивнул Орвину, ничего не сказав. Это было опасно, Орвин в отличие от своей матери всегда был достаточно щепетилен в вопросах этикета, его ровная тяжеловесная натура не могла смириться с тем, что в родовом тор-склете происходит что-то неупорядоченное, не подчиняющееся общему распорядку. Вряд ли за этим скрывалась приверженность к пустой форме, скорее — привычка согласовывать действия окружающих с собственными, простыми, четкими и ясными. Крэйн был уверен, что разум тор-шэла точно такой же — простой, четкий и ясный. Орвин вздернул голову, и его тяжелый взгляд прижал Крэйна к полу. Тор-шэл словно хотел сказать что-то — тонкие губы напряглись, — но передумал и отвернулся. Он никогда не проявлял неудовольствия открыто, здесь он расходился во нраве с Кираном, но острее нервное лицо не умело скрывать эмоций — по множеству мелких черт было видно, что сейчас он необычайно раздражен. Орвин никогда не был в злобе, он лишь раздражался — губы заметно бледнели, брови тяжело изгибались, под тонкой кожей вздувались крупные желваки. В такой момент он казался выше ростом и массивнее, глаза становились острыми и холодными, как у воина.
— Крэйн... — Риаен глубоко вздохнула и бросила быстрый беспокойный взгляд на сидящего рядом Орвина. — Крэйн, я хотела бы поговорить с тобой.
— Я слушаю, моя шаббэл, — отозвался он, бесстрастно глядя ей в глаза.
Кажется, его взгляд был ей неприятен — она опустила голову, на лице дрогнула тонкая, крошечная жилка. Дрогнула и пропала, кожа снова разгладилась.
— Ты, наверное, знаешь о чем. Скажи, Крэйн.
Он качнул головой, едва обозначив отрицательный жест.
— Еще нет, моя шаббэл. Имеет ли это отношение ко вчерашнему Эно?
— Да. Но не только. Слухи разносятся быстро, иногда им хватает одного Урта, чтобы придти в тор-склет Алдион.
— Им не стоит уделять внимания, моя шаббэл...
— Действительно? — Орвин поднял голову и встретился с Крэйном тяжелым взглядом. — Ты прав, брат, слухам никогда нельзя верить, их распускает чернь, которая сама часто не знает, что несет. Ты со мной согласен?
Он говорил медленно и глухо, поглаживая длинной узкой ладонью подлокотник кресла. Брат? Крэйн почувствовал желание сплюнуть на пол, но удержался.
— Полностью, — сказал он с улыбкой. — Ты как всегда прав, мой брат.
— Действительно... Никогда не верил слухам. Представляешь, на каждом углу чернь болтает, что сын покойного Кирана, младший шэл Алдион, родовым эскертом за один Эно лишил жизни двух своих подданных. Говорят, какого-то оружейника и старого ворожея на окраине. Говорят также, он прославился еще чем-то, но не уверен, что слухи такого рода прилично передавать вслух в тор-склете Алдион.
— Это ужасно.
— Я рад, что мы с тобой единодушны в этом. Ведь ты, конечно же, не делал ничего такого, Крэйн?
— Твои шпионы должны были рассказать тебе с подробностями, что я делал вчера. Ведь они за это получают хлеб?
— Погибший оружейник был хорошим мастером, — не обратив внимания на резкость, продолжил Орвин. — Арсеналу Алдион нанесен серьезный ущерб. С его смертью нам труднее будет вооружать дружину, а его цех вряд ли захочет иметь дело с родом Алдион.
— Он оскорбил память Кирана.
— Никто этого не слышал. Только ты.
— Этого недостаточно?..
— Этого достаточно с излишком. — Орвин вздрогнул, словно ему стоило значительного усилия удержать себя в руках. Голос его не изменился, все такой же глухой, размеренный и холодный. Не голос, а крепкое ледяное щупальце, оплетающее грудь. Уверенное, затягивающееся все сильнее. — Похождения шэла Алдион известны всем. Каждый тайлеб-ха в гнилом шалхе знает шэла Алдион, если в Урт шэл выходит из тор-склета, за ним всегда остается след, по которому его можно безошибочно найти. Но вчера этот след привел не туда, куда надо.
— Ради Ушедших, хватит иносказаний, Орвин. — Крэйн поморщился. — Ты хочешь сказать мне что-то о ворожее?
— Ты убил его, — четко и раздельно сказал сводный брат. — Убил во время какого-то черного ритуала, и теперь даже Ушедшие не знают, к чему это приведет. Жрецы осмотрели склет. Они сказали — ворожба. Никто из них не может сказать, какого рода, но там несомненно творилось нечто скверное.
— Значит, он действительно ворожил против рода Алдион. Я думал услышать благодарность.
— И ты убил его не сразу. Витору пришлось доделывать начатое.
Перед глазами возникло лицо Витора — растерянное, багровое в отсвете чадящих факелов, с растерянно распахнутыми глазами. Тихое бульканье. Скрип дерева. Блеклые картины вчерашнего дня обрели цвет и запах, затанцевали вокруг. Горький затхлый запах варева из котла, отвратительные лица черни, заглядывающие в проемы. В глазах — сладострастное ожидание, бешенство и жажда крови. Темная прогнившая комната с коростой осыпающейся глины на стенах...
— Я виноват в том, что не справился одним ударом? — Крэйн изгнал отвратительные картины из сознания и снова стал видеть Орвина. Немного поддавшись вперед, тор-шэл пристально смотрел ему в глаза и от этого взгляда хотелось закрыться рукой.
— Ты виноват в том, что ты есть. Позор и чудовище рода Алдион, шэл Крэйн...
— Орвин, я думаю не...
Орвин бросил взгляд на Риаен, и она замолчала, опустив голову. На лице у нее были страдание и отвращение. Она этого не хотела — отчетливо понял Крэйн. С самого начал это было лишь его идеей. Это он меня вызвал.
— Не будь столь уверен в словах, мой тор-шэл, они могут подвести. И эскерт годен не только на то, чтобы сшибать головы старым ворожеям.
Риаен испуганно взглянула на него. Орвин оставался внешне полностью спокоен. Не потому, что рассчитывал на дружину, она была далеко, а потому что был тор-шэлом и не знал, что такое страх. Он всегда был достойным правителем.
— Не стоит мне угрожать, Крэйн. Я не приму вызов от убийцы безоружных и стариков.
Крэйн стиснул зубы и попытался унять ненависть, бившую внутри горячим клокочущим ключом. Он представил себе, как тяжелая крепкая рукоять эскерта удобно ложится в ладонь, послушное лезвие превращается в размытую коричневую полосу и... Нет, нельзя. Это все Риаен. Нельзя. Надо успокоиться. Хотя бы из-за нее.
— Ты отвратителен, Крэйн. Ты уродливее и бездушнее любого хегга. В тебе нет ничего человеческого и ты давно утратил право именовать себя членом рода Алдион. Ты злобен и неуправляем, единственное, с чем ты можешь иметь дело — с фасхом, женщинами и эскертом. Без этого ты — ничто, потому что больше ты ничего не умеешь и ничему не способен научиться. Скопище ывара, неспособное ни думать, ни чувствовать. Гниль Разъела тебя изнутри, Крэйн, она в тебе...
— Все! — Риаен подняла руку, и Орвин замолчал, часто дыша. Щеки его заметно порозовели. — Ты сказал то, что хотел, теперь буду говорить я.
— Я слушаю, моя шаббэл. — Крэйн сам удивился, до чего спокойно звучит его голос.
— Мы думали, что можно сделать. — Ее лицо, кажущееся рыхлым и мятым от глубоких морщин, затвердело, глаза смотрели уверенно и непреклонно. — Тебе нельзя оставаться в Алдионе. В этом городе ты зашел слишком далеко. Я боюсь за тебя, и я боюсь за жизнь людей, но не могу сберечь и то и другое. В тебе слишком много злости, Крэйн. Она скопилась в тебе и ищет выхода. И чаще всего она его находит. Мы не прогоняем тебя, ты всегда будешь моим сыном и шэлом Алдион, но ты должен понимать, что иначе я сделать не могу. Каждый должен нести ответ за свои дела. Ты должен понять... Тебе лучше покинуть город. Не навсегда. На какое-то время. Пусть люди забудут тебя, забудут, что в мире вообще существует Крэйн. Дай им спокойствие. И мне.
— Жить в шалхе за стеной Алдиона? — Крэйн заставил себя дышать ровно и смотреть точно перед собой. — Полагаю, прибежище тайлеб-ха будет для меня подходящим местом?
— Не надо так говорить. Ты останешься шэлом, как и был. Перед тобой открыты другие города. Трис, Себер, может быть, Нердан... Дорога вытянет из тебя злость, она даст тебе знания и опыт. Орвин выдаст тебе деньги, ты поедешь в сопровождении дружины. Возможно, у тебя будет возможность послужить во благо роду Алдион — нам нужен надежный посол на севере, а ты достаточно умен и решителен для этого. Это будет началом новому Крэйну, сыну Кирана...
— Меня выгоняют.
— Нет. Я лишь показываю тебе путь, решение всегда останется за тобой.
— Я могу не согласиться.
Орвин отвернулся и издал короткий смешок.
— Я шаббэл, Крэйн.
— Знаю. Я способен отвечать за свои поступки.
Риаен печально покачал головой.
— Это было раньше. Сейчас ты другой. Не знаю, что сделало тебя таким, я помню тебя еще ребенком, поверь мне — чем дальше ты будешь от Алдиона, тем легче будет мне. Ты стал причиной слишком многих бед и, пока не поздно, лучше избежать следующих за ними. А они будут, я это чувствую. Их будет много. Поезжай. Если хочешь — возьми с собой Лине. Уверена, она не будет против.
— Тебя не интересует, против ли я?
— Сейчас — нет. Я делаю то, что должна. И не думай на Орвина, он здесь ни при чем. Я упустила то время, когда могла помочь тебе иначе, и сейчас я не вижу другого выхода. Не вижу... Ради тени Кирана, не держи на нас зла.
— Значит, ворожей был лишь поводом?
— Ворожей был последней каплей, — ответил за мать Орвин. — Ты не выдержал, опять сорвался. И вновь за тобой остался след из фасха и крови. Ты думаешь, что я тебя ненавижу. Это не так. Но я не хочу видеть тебя в городе, ради города и ради тебя самого. Езжай куда хочешь, с кем угодно и бери что пожелаешь, но оставь Алдион хотя бы на шесть десятков Эно. Возможно, Ушедшие будут милостивы к нам и о тебе действительно забудут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51